иначе я здесь сварюсь!
— Да, масса, — Чоппер припустил было рысцой, потом постепенно притормозил.
Колонна рабов, которая ненадолго поотстала, снова нагнала телегу. Мили через полторы они наконец миновали холмы и ступили на высокое плато острова. Здесь почва была тверже, чем на юге, где ландшафт определяли болота. Перед ними открылся Коллинкорт-хаус, главная усадьба хозяина. В плане она представляла собой букву «Г», хотя длинная ее часть была не больше двадцати шагов. Когда-то этот дом сложили из мощных брусьев, но время нещадно изгрызло дерево — по всему фасаду зияли глубокие трещины. Притолока была низкой и обрубленной. Вплотную к ней начиналась пологая крыша, почти плоская, чтобы не стать добычей налетающих с моря ураганов. На узких окнах — прочные ставни.
В прежние времена Коллинкорт-хаус, должно быть, выглядел импозантно, но теперь был просто старым, ветхим и неухоженным колониальным строением. Кухня в целях безопасности была сооружена в отдельном деревянном строении позади длинной стороны «Г». Рядом располагались бараки надзирателей и несколько больших сараев. Осенью они служили для просушки табачных листьев.
Из одного из них внезапно выскочил чернокожий подросток, за которым неуклюже гнался рыжий человек. Он, казалось, запинался за собственные ноги — явно с утра успел набраться. Он был далеко не молод, но крепкого телосложения. На плечах длинный узкий камзол землистого цвета, под ним хорошего сукна бриджи, на ногах сапоги мягкой кожи — щегольская обувка, не годящаяся для быстрого передвижения.
— Погоди, бездельник! Я тебе покажу! — кричал он заплетающимся языком. — Все дрова для сушки порубил кое-как! Все испортил! Я…
Томас Коллинкорт остановился посередине фразы, потому что в поле его зрения попала колонна рабов.
— А-а-а, новые ниггеры! Я уж думал, они никогда не прибудут! — он засопел и потряс головой, как будто мог вытрясти из нее раздражение и хмель, и пошел навстречу. Перед самой телегой Мерфи он старательно выпрямился, держа форс:
— Как ниггеры, Мерфи? В самом соку? Никаких болезней, или травм, или чего там еще?
Он бы с удовольствием спросил, девственница ли еще девчонка, но, само собой, не позволил себе этого.
— Насколько я вижу, да, сэр, — Мерфи соскочил с телеги. — Клейма уже выжжены на всех черных дьяволах, как вы велели, сэр.
— Ладно, ладно, — хозяин наконец отвел глаза от рабов. — Что у вас там за документ, Мерфи? Записи имен и племени?
Мерфи не мог точно вспомнить.
— Свиток от Хосе, сэр, чтобы… э-э… все было… по правильности.
Коллинкорт просмотрел документ:
— Похоже, все в порядке.
Он проглотил отрыжку и сунул список обратно Мерфи. Его взгляд снова блуждал по группе. Молодая негритянка с роскошными грудями — корамантьерка, сестра этого великана по имени Окумба. Коллинкорт при покупке обратил на это особое внимание. Это упрощало дело…
— Негров сегодня не будем отправлять на плантацию — не имеет смысла, — сказал он вслух. — Пока им все покажешь да объяснишь, уже и день кончится. Инкпот! Чоппер! Снимите с них ярма и проводите в хижины, — Коллинкорт махнул рукой в северном направлении, где поодаль виднелись убогие домишки.
— Будет сделано, масса!
Пока оба раба суетились, выполняя распоряжение хозяина, Коллинкорт стоял, слегка покачиваясь, и поправлял пояс брюк. Его глаза под красными веками поблескивали. Наконец дело было сделано, негры могли свободно передвигаться.
— Женщина останется здесь. С завтрашнего дня она будет помогать старухе Мэри на кухне, — он подошел к девушке и схватил ее за руку повыше локтя. — Идем, моя черненькая голубка, масса хочет тебе кое-что показать.
Но едва лишь плантатор дотронулся до сестры Окумбы, как тот выпрыгнул вперед и нанес ему молниеносный удар в челюсть. Коллинкорт пошатнулся. Великан еще раз ударил — Коллинкорт упал на колени. Это выглядело так, словно он собрался молиться. Но вместо молитвы из его рта вылетел нечленораздельный звук, и плантатор заслонил лицо руками. Третьего удара не последовало: Мерфи разрядил свой мушкет. С оглушительным свистом пуля пронеслась мимо виска Окумбы и вонзилась в дверь дома. Великан застыл как соляной столб, выпучив глаза. Никогда еще он не испытывал ничего подобного.
— Чертов ниггер! Я вышибу тебе мозги из черепушки, если они там вообще есть! — Мерфи подскочил к нему и собственноручно связал, а потом помог Коллинкорту подняться.
— Вы не ранены, сэр?
— Ахм… да, — его голос звучал глухо.
Он принялся выбивать пыль со штанов, окидывая Окумбу с ног до головы исполненным ненависти взглядом.
— Мерфи, позаботьтесь, чтобы завтра с утра пораньше этот черный дьявол получил дюжину плетей. Наказать перед остальными ниггерами до того, как они пойдут на поле. Пусть пожалеет, что родился! Но проследите, чтобы ничего ему не повредить. Он мне стоил уйму денег и должен работать, пока не сварятся его ниггерские мозги!
Коллинкорт снова схватил девушку за руку и потащил к своему дому. Сестра Окумбы дрожала всем телом.
Но, tobacco, ho!
Go, go, go!
Goin’ to, goin’ fro,
through a furrow
with a bow.
Ho, tobacco, ho!
Go, go, go!
Ho, tobacco, ho!
Go, go, go!
Goin’ zig, goin’ zag,
whip make crack
on my back.
Ho, tobacco, ho!
Go, go, go! [2]
Унылая песня рабов долетала до слуха медноволосой всадницы, которая, ведя коня под уздцы, направлялась к большому столбу. На столбе на уровне человеческого роста был подвешен бизоний желудок. Он служил неграм резервуаром для воды.
— Можно я дам моему гнедому немного вашей воды? — доброжелательно крикнула им женщина.
Несколько рабов подняли головы. Они стояли один за другим, согнувшись в три погибели в борозде поля, где работали группами по трое. У каждого была своя задача. Первый вырубал сорняки, чтобы ростки табака получали свет и воздух, второй обрывал верхушки, чтобы растения не шли в цвет, третий собирал с листьев гусениц, жуков и прочих вредителей.
— Конечно, леди Арлетта!
Тощий негр с жилистыми руками, тяжело ступая, зашагал к ней.
— Вода больше не нужно, скоро работа кончается этот день, Мбамо больно спина, вот! — доходяга показал на свою заднюю часть и осклабился. — Я помогать ледимисс.
Арлетта с улыбкой наблюдала за Мбамо, как он осторожно снял бурдюк и начал переливать его содержимое в подставленную деревянную лохань. Мбамо упорно называл ее «ледимисс» с тех пор, как разнеслась весть о том, что она внучка настоящего английского лорда. И это притом, что она давно уже выглядела как угодно, только не аристократично. Вместо платья по последней лондонской моде на ней была кожаная одежда для верховой езды, которая защищала