– Ты хочешь у меня остаться?
– Нет! Но! – отвечала она, опустив глаза.
– Если женщина говорит мужчине «нет», считайте, что она говорит «да», – произнес Борис со значительностью. Неожиданно он поцеловал ее голое колено. – Ты мне так понравилась, Танечка, я прекраснее не встречал женщины. Это сон наяву и как говорил один поэт, что он помнит то самое чудное мгновенье, милая ты моя.
– Ну уж, – только и сказала она с нежной полуулыбкой.
Вернувшийся Волгин застал их весело беседующими. Таня уютно устроилась на диване, подвернув одну ножку под себя, предварительно сбросив туфельку, и объясняла, как правильно резать хлеб.
– Ты что молчишь? – спросил Борис у Волгина сердито, когда девушка вышла в коридор позвонить подруге. – Не молчи, говори. Женщина боится молчания, как американцы водородной бомбы. Понял?
– Что именно?
– Чем банальнее, тем лучше, тем это будет приятнее женщине. Говори глупости. Это ее уровень. Говори. Просто так, любую глупость: умное она не поймет.
– Но что говорить?
– Первое, что придет на ум. Слушай, Володь, я учился с Гафтом. Он умен? Балабол. Тут рядом дом членов Политбюро, их дети в нашей школе учились. Они умные? Чур, о политике я не говорю, не говорю. Все. Чур меня, чур! – Он оглянулся, как будто его кто-то мог подслушать.
– Зачем тебе это? – Волгин пожалел, что вообще пришел на этот спектакль.
– Зачем? Любовь – происходит каждый час, день, минуту, секунду, а ты говоришь: «зачем». Затем, что так надо, ибо я не хочу выглядеть в ее глазах идиотом. Причем полным!
– Ты?
– Да! Я! Потому что если я не удовлетворю ее желание, о чем она страстно мечтает, буду выглядеть полным суперкретином.
– Откуда ты знаешь? – Волгину захотелось, чтобы вернувшаяся девушка хлопнула дверью и отправилась домой. Но Таня заявила, что созвонилась с подружкой, и та может появиться через час-два, так как ехать надо с другого конца Москвы, и они могут продолжить веселую пирушку. Волгин пытался объяснить, что ему сегодня надо уже отправляться в общежитие, но остался, и, мило беседуя, они допили вино. А когда Борис с Татьяной уединились в смежной комнате, Волгин решил исчезнуть, но, к сожалению, его чемоданчик находился в занятой комнате.
Борис, оставшись наедине с Татьяной, сразу почувствовал, как податливо ее тело. Он стал ее целовать испытанными порхающими поцелуями в лицо, шею, стараясь вызвать в ней ответные движения, и чувствовал, что ему это удается. Она ждала счастливого момента, и ноги ее то и дело в нетерпении переступали на полу и старались прильнуть к его ногам.
Волгин ходил по комнате от окна к двери, чертыхаясь, и с большим нетерпением ожидая, когда ему позволят взять чемоданчик. Он думал о том, что сначала должны быть объяснения, тонкие, нежные чувства и воздыхания, и уж потом страсть – как буря.
Вспомнилось, как он подглядывал за девчонками, моющимися в бане. Это было интересно, захватывающе и даже поэтично. «Сейчас она выскочит оттуда – и айда, – подумал Волгин, поглядывая на дверь со злостью и слушая доносившиеся оттуда шорохи. Но в этот момент неожиданно распахнулась дверь, и его глазам предстала картина – совершенно обнаженные Татьяна и Борис…
Волгин отпрянул от дверного проема и, чертыхаясь, захлопнул дверь. В волосатом, крупном Борисе, ворочающемся на любовном ложе и худосочных ногах Татьяны он увидел нечто омерзительное.
– Володь, что такой хмурый? – в дверях стоял, расправив широченную волосатую мускулистую грудь, Борис. – Я думал, ты ушел. Как хорошо, что ты не ушел. Дай-ка, вон вино осталось, выпью. Пусть она пока оденется, – он прикрыл дверь и вышел в комнату без ботинок и в одних трусах. – Тут, понимаешь, такое дело, ей надо срочно домой, обещала родителям прибежать пораньше, а мы с тобой еще свободны пока.
– Ну и что? – спросил Волгин, надувшись.
– Поговорим.
– О чем?
– Но ты теперь понял, что это такое? Сегодня познакомился…
– Где мой чемодан?
– Вон в той комнате. Может, у меня переночуешь, я один, а завтра поедешь. А? Хочешь. Сейчас покушаем.
– Нет, надо устроиться сегодня, а завтра уж я хочу с утра купить тетради.
– Гляди, еще наживешься в общаге своей. – Борис принялся закрывать дверь на ключ. – А что ты ничего не спрашиваешь о ней?
– А что спрашивать? Ничего нового, – спокойно и с долей иронии отвечал Волгин, перекладывая чемодан из одной руки в другую.
– Но ты-то думал, что в первый раз она со мной не ляжет? Честно только. Конечно, когда она увидела мою великолепную грудь, все и решилось. Посмотри, какая волосатая и тут же – все! Она отвести взгляда не могла! Но я тебе скажу, до меня она многих имела, честно говоря: шлюха! Я, конечно, с ней больше встречаться не буду, не для меня такая.
Они, беседуя, вышли к центральному телеграфу. Потемнело; на улицах горели фонари; свет автомобилей рассеивал густую темноту над городом. Возле гостиницы «Националь» стояла девушка в коротенькой юбчонке и темной кофточке с длинными рукавами и кого-то ждала.
– Смотри, – сказал Волгин многозначительно. – Стоит!
– Обыкновенная шлюшечка. Если бы у нее еще личико было плохое, что бы она заработала? – цинично произнес приговор Борис и оглянулся.
В метро они остановились и поболтали еще немного.
III
В общежитие Волгин приехал поздно, около полуночи. Вахтерша, немолодая, заспанная женщина, кутаясь в теплую кофту и зевая, взглянула на студенческий и молча пропустила. В коридорах, несмотря на поздний час, группками стояли студенты и о чем-то судачили.
В комнате стояли две кровати, на них громоздились свернутые матрацы, белья он не нашел. На вахте та же самая немолодая женщина, зевая, не глядя на него, сообщила, что белье «милай, ты мой, получишь завтра у кастелянши».
Он не огорчился. Подумаешь, приходилось ночевать с целью экономии без белья в общем вагоне, на самой верхней полке. Он с легкостью, развернув матрац, бросился на кровать и, задрав ноги на спинку и положив руки под голову, уставился в потолок. Нет, что ни говори, а жизнь приобретает для него новое направление. Он вспомнил экзамены, как он шпарил по памяти целые куски из романа Льва Толстого, расположение к себе преподавателей.
Спать не хотелось вовсе, хотя и устал от сегодняшних событий. Он с брезгливостью вспомнил происшедшее в квартире Бориса.
Утром проснулся, все также лежа на спине, с занемевшими, заброшенными за голову руками, вытянулся, потрескивая суставами, и глянул на часы: семь часов.
В студенческой столовой на первом этаже, в тесном помещении с декоративными колоннами и легкими столиками на алюминиевых ножках завтракали всего трое. Он взял себе манную кашу с маслом.
После завтрака Волгин отправился на Моховую. В деканате толпились студенты первого курса, разглядывая друг друга, знакомясь.
Предстояла поездка в подшефный колхоз на уборку картофеля. Руководителем группы первого курса назначили Людмилу Октавиановну. Отъезд в колхоз «Первомайский» назначен был на третье сентября. Волгин с осторожностью поинтересовался у секретарши в деканате, когда выдадут стипендию, на что она ответила:
– «Колхозникам» сегодня и выдадут, остальные подождут.
Он получил стипендию, очень обрадовался, чувствуя себя настоящим богачом, купил мороженого и присел на лавку, что под липами. Он наблюдал за дверью своего факультета и ел мороженое, жизнь казалась удивительной. В колхоз так в колхоз, что тут такого, если необходимо. Как приятно радоваться каждой мелочи, находя удовольствие в любом занятии, чувствовать себя настоящим философом, тем Диогеном в бочке, которому завидовал сам Александр Македонский. За этими размышлениями и застал его Борис Горянский, неожиданно появившийся после обеда.
Он сразу приступил к делу:
– Как дела, Володь? Что такой грустный? В колхоз, что ли, собрался?
– А что я должен бегать и прыгать? Сижу, хлеб жую. – Он внимательно поглядел на Бориса, стараясь рассмотреть его лицо, пытаясь понять, что же произошло со вчерашнего дня. Но Борис с веселым видом принялся рассказывать о девушке, которую он вчера «прикадрил» возле «Националя», и уже успел переговорить с ней по телефону и назначить свидание.
