ими.
В прошлой жизни Надежда не была ярой коммунисткой, она жила в те времена, когда КПСС уже не была главным органом всего советского общества, направляющей и руководящей рукой, определяющей все особенности жизни людей, составляющей, по сути, фундамент этой жизни. Многопартийность в будущем оттеснила коммунистов, их заменила уже другая государственная партия, к которой женщина относилась более критично.
А тут, в это время, сила и дух людей, составляющих основу компартии, точнее, еще Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) — ВКП (б), были очень сильны. И хотя среди людей, присутствующих здесь, было много «профессиональных» коммунистов-партократов, основу этой массы все же составляли обычные люди, с рабочими руками, простыми располагающими лицами, неуютно чувствующие себя в строгих костюмах и тугих воротничках рубашек и строгих «удавках» галстуков. Даже редкие еще женщины были среди них, правда, своими строгими костюмами и простыми короткими стрижками, мало отличавшиеся от мужчин. Но как бы там ни было, эмоции тех, кто сейчас окружал девушек, были чистыми, правдивыми и искренними.
Эти люди уже не выглядели такими грозными и страшными — они улыбались, хлопали в ладоши, пытались обнять растерявшихся девушек и мужчин. Один из присутствующих даже хотел поцеловать Олесю, прижать к себе, но она отвернулась, отступила назад, спрятавшись за Надю.
Неуютнее всех в присутствии такого большого количества мужчин чувствовала себя бедная Айгуль. Когда она стояла на сцене, они были внизу и не казались страшными, а тут, рядом, они повергли бедную девушку в полный ужас.
Хотя и называла Надя ее в шутку, вслед за товарищем Суховым из знаменитого фильма, «освобожденной женщиной Востока», она вела себя свободно и спокойно только с девушками, снимая свой вечный платок исключительно только перед ними.
А тут взгляды всех этих больших мужчин совсем ее смутили, она постоянно поправляла слишком маленькую, по ее мнению, косынку и готова была расплакаться и полностью спрятаться за крупным телом Глафиры, прижимавшей ее к себе успокаивающим жестом.
Но тут толпа расступилась, к ним подошла группа еще более важных мужчин во главе с высоким солидным человеком, которого Надя издалека со страхом приняла было за ненавистного ей Хрущева, не заметив сначала очков на его лице.
Но приглядевшись, она убедилась в своей ошибке — это был нынешний Первый секретарь горкома партии Александр Сергеевич Щербаков. Сейчас почти забыли про этого человека, а он более достоин внимания, чем пресловутый «кукурузник», о котором знают все.
В Сталинское время Александр Сергеевич Щербаков был одним из самых влиятельных людей в СССР. Он был руководителем советской пропаганды, занимал высокую должность в Союзе писателей, ранее руководил рядом различных партийных организаций по всей стране: в Ленинграде, Сталино — Донецке, Иркутске. В конце концов Сталин забрал его в Москву, где Александр Сергеевич и возглавил Московскую партийную организацию.
Щербаков выполнял важную работу первого секретаря Московского городского комитета Компартии в самое трудное для столицы время — с тридцать восьмого по сорок пятый год.
Самым ярким и сложным в биографии Александра Сергеевича станет октябрь сорок первого года, когда немецкие армии вплотную подошли к Москве. В эти дни город был объят паникой, массовым бегством жителей, мародерством, разбоями и грабежами.
Щербаков приложит немало усилий по нормализации обстановки. Он добьется, чтобы под трибунал были отданы сбежавшие из города директора столичных предприятий, исключены из партии поддавшиеся страху работники. По поручению Сталина Александр Сергеевич выступит по радио, успокаивая горожан словами: «За Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови».
Умер он десятого мая после Дня Победы — сердце не выдержало напряжения, да, как шептались позже, и активной дружбы с «зеленым змием».
Но надо отметить, что до войны Щербаков сильно спиртным не увлекался, пил в меру, в основном на многочисленных застольях, которые любил в это время устраивать Сталин. Сорвался он в начале войны, в сорок первом году, когда к переживаниям той ответственности за жизнь огромного города в той неразберихе лета и осени, которая тогда творилась, наложилась и личная трагедия мужа.
Он с женой очень хотели дочку. Она была на седьмом месяце беременности, когда по дороге домой зимой ее встретили два бандита. Угрожая ножом, они сняли пальто и хорошую шапку, забрали сумку и напоследок сильно ударили по голове и в живот. Пролежала бедняжка в какой-то в подворотне пару часов на морозе, истекая кровью, начала рожать. Её нашел наряд милиции, срочно увезли в больницу. Там женщину еле спасли, а ребёнок-девочка умерла. Вот после этого и начал Щербаков водку как воду пить, что естественно и сказалось на его здоровье.
Но все это будет еще не скоро, а сейчас, хотя уже и номинально, опосредованно, но именно он следил, чтобы в стране издавались литературные произведения, насыщенные «героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающие великую мудрость и героизм коммунистической партии».
От Александра Сергеевича нередко зависело, чьи работы будут печатать, а чьи — нет, так что положительный интерес такого человека многого стоил.
Вот этот человек высокого роста и склонился над Надей, обдав слабым запахом хорошего курева и спиртного, приобнял ее со словами:
— Какие сильные песни вы спели, девчата! С ними и в бой, и на ударный труд — всюду пойдешь! И какие слова замечательные: «И вновь продолжается бой, И сердцу тревожно в груди. И Сталин такой молодой, И юный — Октябрь впереди»! — очень верные и правильные слова! Молодцы! Надо обязательно эти песни распространять дальше, по радио исполнить, пластинку записать! — сразу видно идеолога, берет быка за рога — а ведь за распространение таких песен действительно очень много плюшек можно получить.
— А кто же из вас автор — Н. Кузнецова? Покажись! — и мужчина потряс в руках листочками с текстами песен, где в уголке скромно стояло — автор стихов и музыки — и указывались Надины инициалы и фамилия.
— Это я! Я — Надежда Кузнецова, — прерывистым голосом проговорила девушка, еле выскальзывая из объятий этого большого человека.
— Молодец, Надежда, порадовала старших товарищей, замечательные песни сочинила, и спели вы отлично! Но и мы в накладе не останемся, наградим тебя! Правильно я говорю, товарищи? — и одобрительный гул был ему ответом — вряд ли бы кто-то осмелился сказать, что это неправильно.
— Проси, чего хочешь!
— Я хочу, — тут девушка сделала театральную паузу, заинтересовав всех, и потом продолжила более громко,
