Высокий чам тем временем вышел из строения. На шее у него висел тигриный коготь, в руках были лук и стрелы. Прежде чем Вибол сообразил, что происходит, чам натянул лук, одним быстрым движением поднял его и, прицелившись Виболу в живот, спустил тетиву. Стрела пролетела вплотную к его бедру, заставив его вздрогнуть. Чам улыбнулся и опустил оружие.
— Ты лжешь, — сказал он по-кхмерски.
Дыхание у Вибола перехватило. Он сделал вид, что не понимает чама, но тот, подойдя к нему, резко поднял лук и, ударив им пленника снизу по подбородку, рассек кожу, и Вибол вскрикнул. Он схватился руками за свой кровоточащий подбородок и, спотыкаясь, стал пятиться. Чам снова взмахнул луком. На этот раз он попал Виболу в ухо, и тот упал на колени.
Высокий мужчина сказал что-то стражникам на родном языке, и те поволокли Вибола к озеру, где привязали к низкорослому дереву. Теперь Вибол плакал. Он по-прежнему делал вид, что он слепой, хотя худой человек лишь улыбался этой его выходке.
— Назови мне свое имя, мальчик, — сказал чам. — Представься или умрешь.
— Я…
В правой руке чама, словно по волшебству, возник кинжал, и в тот же миг он полоснул им по щеке Вибола. Порез был неглубоким, но болезненным. Вибол поднял руки к лицу и взмолился о пощаде.
— Я повторяю еще раз, кхмер: назови свое имя.
— Вибол.
— А меня зовут По Рейм.
— Пожалуйста, я…
— Скажи мне, щенок, зачем ты пришел сюда? Да говори правду, иначе я выколю твои глаза, и тебе больше не придется притворяться.
— Я только хотел… взглянуть на ваш лагерь.
По Рейм поднес к его лицу кинжал так, что его острие теперь находилось на расстоянии ширины пальца от правого глаза Вибола.
— Зачем?
— Потому что кто-то… из ваших… убил мою подругу, — ответил Вибол; кровь из ран на щеке и подбородке капала на его вздымающуюся от волнения грудь. — Я хотел отомстить.
— Ты пришел шпионить за нами, не так ли?
— Я…
— Кто еще пришел с тобой?
— Больше никого нет.
— Это Джаявар послал тебя?
— Принц Джаявар? Так он же мертв!
Острие кинжала разрезало кожу под бровью Вибола.
— Он жив, мой мальчик. Говори, что ты знаешь о нем!
Вибол застонал: лицо его горело от порезов.
— Говори!
— Про принца? Он живет в золотой башне. Он прогуливается с богами и…
По Рейм выпрямился.
— Прогуливается с богами, говоришь? — презрительно переспросил он. — Да ты просто смердящий глупец! Если он может прогуливаться с богами, зачем ему тогда скрываться в джунглях?
— Пожалуйста…
— Ты понапрасну тратишь мое время, деревенщина, и поэтому узнаешь, что такое слепота. Я мог бы выколоть тебе глаза, но это было бы грубо и… слишком просто. Нет, у меня есть идея получше.
— Пожалуйста, прошу вас! Я никому не расскажу о том, где вы находитесь. Клянусь!
— О том, где мы находимся, ты будешь орать на весь свет, щенок. И будешь орать уже сегодня вечером.
— Что?
Кинжал незаметно скрылся в складках набедренной повязки По Рейма.
— Отвезите его на лодке подальше от берега, — сказал он стражникам на своем родном языке. — Привяжите его к столбу так, чтобы голова оставалась над водой. Он развлечет вас, когда солнце зайдет и его обнаружат крокодилы.
Чамы расхохотались и подняли Вибола на ноги.
— Ты не увидишь, как они придут, мой мальчик, — сказал По Рейм уже по-кхмерски. — Ты будешь слеп. Но они придут обязательно. И ты уже больше никогда не увидишь света. Ты слышишь меня, вонючий крестьянский выродок?
Стражники потащили Вибола за собой, и он вскрикнул. Он пытался сопротивляться, но его избили, а затем швырнули в лодку.
Когда они оставили его привязанным к столбу так, что его кровоточащий подбородок едва касался поверхности воды, он заплакал; ему ужасно хотелось снова оказаться в объятиях своей мамы, как много лет тому назад. Он звал ее скулящим голосом и со страхом вглядывался в мутную воду, слишком хорошо зная, что скрывается в ней и какая судьба его ожидает.
* * *
Большой невзрачный дом был удачно расположен возле прохода в стене, окружавшей Ангкор. Он находился как раз посередине между королевским дворцом и рвом, так что отсюда было близко до места купания, а Индраварману не приходилось долго ждать, если ему требовалась какая-то из его любимых наложниц. Асал точно не знал, почему Воисанну переселили сюда, но подозревал, что здесь жили наложницы и других высокопоставленных чамов. Индраварман любил быть в курсе того, где находятся его военачальники, а размещение всех их женщин в одном месте было всего лишь еще одним способом отслеживать, чем они занимаются.
Под лестницей, ведущей в дом, стояли чамские стражники. Асал окликнул их, ответил на их быстрые поклоны и спросил, где Воисанна. Один из стражников позвал ее по-кхмерски, затем снова занял свое место у входа. Хотя Асалу не терпелось побыстрее сообщить Воисанне о своем открытии, он заставлял себя сдерживаться. Осмотревшись, он увидел, что под домом, стоявшем на сваях, работают четыре рабыни. Две из них занимались окраской куска шелка в синий цвет, а две другие осторожно разламывали соты, собирая драгоценный мед в серебряную чашу. Запах у краски был неприятным, и Асал пожалел рабынь, подумав, что и его участь могла быть такой же. Какое положение он бы ни занимал, у него самого никогда не будет рабов — в отличие от практически всех, в чьих руках была власть. Многие поколения кхмеров использовали труд чамских рабов, а чамы — труд рабов-кхмеров. Победителю доставалось все, а рабы были частью военной добычи.
Асал уже начал думать, что Воисанны здесь нет, когда она наконец появилась у бамбуковой лестницы. Одета она была как обычно, правда, сейчас на ее руке был золотой браслет, которого Асал раньше не видел. Демонстрируя свое высокомерное пренебрежение по отношению к ней, он приказал ей поторопиться и проворчал, что устал ждать. Когда она, покачиваясь, ступила на шаткие ступени, он развернулся и пошел прочь, больше не взглянув ни разу в ее сторону.
Направляясь по узкой дорожке к воротам, Асал шел быстро, беспокоясь, что Индраварман может хватиться его. Миновав ворота, он пошел на север вдоль рва, не оглядываясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним Воисанна. Палившее солнце заставляло его с завистью поглядывать на тысячи кхмеров, купавшихся в стоячей воде. Он мог бы позволить Воисанне искупаться во рву, но ему хотелось остаться с ней наедине, когда он будет рассказывать ей новости о ее сестре, чтобы она могла отреагировать на этот так, как посчитает нужным, и он смог бы в полной мере насладиться этим радостным моментом.
Проходя по дамбе, пересекавшей ров, он ускорил шаг. Снова повернув на север, он пошел вдоль шумной дороги, забитой повозками, слонами, лошадьми и людьми. Справа от него высился ряд больших башен из песчаника, доходивших до верхушек деревьев. Кто-то рассказывал ему, что кхмеры возвели эти башни в честь победы над врагом, и поэтому он был удивлен, что Индраварман до сих пор не приказал украсить их чамскими флагами.
Оглянувшись, Асал заметил, что Воисанна, как и он, сильно вспотела. Она выглядела рассерженной, и ему захотелось сказать ей, что скоро ее будет переполнять радость и что он сожалеет о том, что приходится обращаться с ней столь пренебрежительно. Но сейчас он не мог этого сделать, поэтому продолжал идти и в конце концов свернул налево, на тропу, ведущую в джунгли. Здесь находились руины брошенного дворца. На куче мусора расселась стая обезьян, и Асал обошел их стороной, зная, что от укуса этих животных можно заболеть и даже умереть. Он устремился вглубь джунглей, радуясь возможности хотя бы ненадолго вырваться из того хаоса, который остался у них за спиной.
Значительную часть своей жизни Асал провел в джунглях, поэтому сразу заметил, что за ними кто-то идет. Он отчетливо слышал шаги двоих людей, но затем к ним присоединился третий. Испытывая большое искушение встретиться лицом к лицу с теми, кто шпионит за ними, он все же решил притвориться беспечным — это позволило бы ему передать следившим за ними людям любую информацию, какую он пожелает.
Рядом с тропинкой появился старый бассейн для купания, весь покрытый цветами лотоса. Асал подошел к нему и присел на пол каменной террасы, выходившей к воде. Вокруг этого места густо росли высокие деревья, укрывая все своей тенью. Трещали цикады, квакали лягушки, в воздухе стоял запах сырости и разложения.
Воисанна тоже присела на пол террасы на расстоянии вытянутой руки от него. Хотя она ничего не говорила, в глазах ее можно было прочесть осуждение.
— Я прошу прощения, моя госпожа, за мою неучтивость, — тихо сказал он. — Но за нами следят.
Она посмотрела направо:
— Но…
— Пожалуйста, смотри только на меня. И, пожалуй, сделай вид, что покорно служишь мне. Так мы сможем обмануть этих хитрецов.
