Так кончилась эта сходка; решение ее, возможно, имело большое значение для исторических судеб нашей страны.
Кузнецу хотелось немедленно одному отправиться к Тазуя, чтобы под его началом истреблять датчан и немцев. Но Виллу нужно было раньше справиться с одним личным делом, а истинному эстонцу его личные дела всегда важнее общественных.
Личным делом кузнеца было освобождение Май.
Май все еще не появлялась, но кузнец теперь знал определенно, что его голубка томится в когтях молодого, красивого ястреба. Дело в том, что Виллу поил своим самым дорогим вином одного из слуг с мызы Пуйду до тех пор, пока тот не выболтал тайну своего хозяина. Вообще ни владельцы мыз, ни орденские рыцари не считали похищение крестьянской девушки таким уж важным делом, чтобы особенно заботиться о сохранении тайны. Но молодой Герике, по словам слуги, так сильно влюбился в красавицу Май, что охранял ее как зеницу ока и похищение ее скрывал от всех, точно какое-нибудь преступление, караемое смертной казнью. Кузнец Виллу много раз пытался проникнуть на мызу, но, казалось, именно его здесь больше всего опасались. Его не впускали, какие бы причины он ни приводил. Ночью он пытался перелезть через стену, но стража всякий раз его отгоняла. Тайная боль терзала сердце Виллу; день ото дня он становился все грустнее и то один, то с Прийду бродил вокруг мызы, тщетно надеясь, что ему случайно удастся хоть издали увидеть милое лицо Май.
Юрьев день миновал, и вслед за ним из Эстонии донеслись страшные вести. Крестьяне в одну ночь истребили в сельских местностях почти всех немцев и датчан, поместья сожгли и соединились в большое войско, которое спешно направилось к Таллину. После этих известий и ливонские эстонцы то тут, то там пытались поднять восстание, но орденские рыцари легко справлялись с этими попытками; они сумели так устрашить крестьян, что те еле осмеливались дышать и втайне надеяться на помощь своих более счастливых собратьев.
Кузнец Виллу день и ночь думал о спасении Май; думал так напряженно, что чуть не помешался, но верного пути все же не нашел. Работу он целиком поручил подмастерьям; шуток от него уже никто не слышал; вкус к еде у кузнеца пропал, а вино он пил только тогда, когда его мучила злая мысль, что Май его больше не любит.
Однажды кузнец вместе с Прийду отправился в Вильянди и после долгих колебаний снова решил поговорить с комтуром, но у комтура в это тревожное время было так много дел, что он не принял кузнеца. Вечером кузнец и Прийду сидели в корчме; вдруг послышался стук подъезжающей телеги и вошел слуга с мызы Пуйду, которого Виллу знал.
— Это ты подъехал? — спросил кузнец.
— Я, — гордо ответил слуга, — еду на паре лошадей.
— Почему так важно?
— Гроб везу домой из города.
— Кому гроб?
— Старику.
— Старик умер?
— Вчера вечером помер. Будь другом, угости!
— На, пей! А гроб можно посмотреть?
— Иди, смотри, если хочешь. Знатная штука, лучший городской мастер делал.
Кузнец и Прийду вышли. Широкая телега с гробом стояла перед корчмой под навесом. Гроб действительно был отличный, из крепкого дуба, искусной работы, на серебряных ножках и весь обильно разукрашенный серебром. Крышка была прибита гвоздями, но кузнец мигом ее поднял.
— Что ты делаешь? — пролепетал Прийду испуганно.
Кузнец ничего не ответил, измерил на глаз длину гроба, кивнул головой и внимательно огляделся вокруг. Уже почти стемнело, дорога была безлюдна.
— Теперь я знаю, что делать, — сказал Виллу тихо. — На, возьми деньги, уплати корчмарю, угости слугу, постарайся еще немного задержать его в корчме и уговори, чтобы он подвез тебя на телеге по направлению к мызе Пуйду. Там спрячься на опушке леса и жди, пока не услышишь троекратное карканье вороны. Ты отзовись тем же, потом уж мы найдем друг друга. Когда я влезу в гроб, ты опять крепко закрой крышку.
Прийду на своем странном языке дал другу понять, что считает его сумасшедшим. Кузнец так привык к речи Прийду, что понимал каждое его слово; с ним Прийду не стеснялся говорить, в то время как при людях оставался нем. Но сейчас кузнец как будто ничего не понимал — ни того, что Прийду считает его помешанным, ни того, что Прийду сам хочет влезть в гроб. Кузнец еще раз осторожно огляделся — нет ли где-нибудь свидетелей его отчаянной проделки, — и влез в гроб; к счастью, покойный владелец мызы Пуйду был одним из самых тучных великанов Вестфалии.
— Ты хорошо помнишь все, что я тебе сказал? — спросил кузнец из-под крышки.
Прийду печально кивнул головой.
— Тогда прикрой крышку.
Прийду сделал жалобную мину, еще раз пожал руку друга и… исполнил приказание.
Входя в корчму, он дрожал как осиновый лист; но мы можем с уверенностью сказать, что этот сорвиголова нисколько не дрожал бы, если бы его самого живым положили в гроб.
Вскоре кузнец услышал, как Прийду и полупьяный слуга вышли из корчмы. Слуга долго без всякой причины ругал лошадей, громко смеялся тому, что Прийду, как немой, объясняется знаками, начал бранить кузнеца, который скрылся точно вор, и, наконец, благосклонно разрешил Прийду сесть на край телеги. Повозка, дребезжа и раскачиваясь, потянулась дальше по ухабистой дороге.
Грохот и тряска продолжались целый час. При сильных толчках кузнецу казалось, что телега вот-вот опрокинется, гроб раскроется и задуманное им дело сорвется. Когда дорога была мягкая, песчаная и телега двигалась тихо, у кузнеца было такое чувство, будто он умер и похоронен; дыхание замирало в его груди и кровь застывала в жилах. Тогда кузнец бил руками о стенки гроба, тер себе грудь, глубоко вздыхал и чувствовал, что кровь у него горячо и быстро струится по жилам, что он живой человек; и в душу его снова вселялись сознание силы и отвага, которых не мог сломить даже страх смерти.
Наконец телега остановилась, и Виллу услышал глухой шум, будто цепями поднимали какой-то тяжелый предмет. Телега двинулась и вскоре опять стала. Храброе сердце кузнеца сильно забилось. Он понял, что телега въехала во двор мызы Пуйду. Настал час борьбы, а может быть, и смерти! Виллу слышал шум шагов и голоса. Чей-то голос приказал отнести гроб в большой зал. Гроб немного приподнялся, но сразу же с треском опустился.
— Ох, чтоб его, какой тяжелый! — удивился кто-то. — Свинцовый, что ли?
— Чистый дуб, — пояснил другой голос, — но они налепили на него кучу серебра, оттого он такой тяжелый.
— Вот куда они швыряют дорогое серебро! — проворчал третий.
— Давай снимем крышку, тогда легче будет нести, — посоветовал четвертый.
Несколько человек стали возиться с крышкой rpoба. У кузнеца сердце громко забилось. Гвозди уже начинали сдавать. Кузнец увидел сквозь щель свет факелов. Сердце его замерло…
— Что вы там так долго возитесь? — закричал издалека чей-то суровый голос. — Сейчас же берите гроб на плечи и несите в дом!
— Он страшно тяжелый, мы хотим снять крышку, — ответили люди, стоявшие около телеги.
— Ах вы, лентяи! — крикнул первый голос. — Где; кнут? Уж я вас заставлю шевелиться! Они, негодяи, вздумали ломать господскую вещь. С ума спятили!
Не успел еще говоривший произнести эти слова, как крышка гроба была одним ударом снова плотно прикрыта, гроб приподнялся, чуть было опять не упал и, наконец, на плечах пыхтевших людей медленно двинулся вперед, должно быть, вверх по лестнице, так как ноги кузнеца некоторое время глядели прямо в небо; затем гроб был поставлен в каком-то помещении, где шаги слуг отдавались гулко. Кузнец услышал еще раз, как ругались люди, уставшие от тяжелой ноши, потом отзвук их шагов затих вдали. Вокруг гроба воцарилась тишина.
Кузнец уперся ладонями в крышку гроба, еще раз чутко прислушался, потом одним усилием поднял верхний конец крышки; он оказался в большом сводчатом зале, гроб стоял на высоком постаменте. Единственная лампа, свешивавшаяся в углу с потолка, проливала скудный свет; людей нигде не было видно, но за стеной раздавались голоса и шум шагов. Виллу с быстротой молнии совсем открыл крышку, выбрался из гроба, снова опустил крышку и на цыпочках побежал к одной из дверей, за которой стояла тишина. Он уже взялся было за ручку, как вдруг взгляд его упал на другую стену, где висело всевозможное оружие. Оно так сильно притягивало к себе бывшего воина, что кузнец, невзирая на опасность, подбежал к стене и схватил тяжелый рыцарский меч. В два-три огромных прыжка он вернулся к двери и уже выходил, когда в другом конце зала скрипнула дверь и громкий голос крикнул:
— Кто там?
Виллу и не подумал ответить, даже не повернул головы, а затворил за собой дверь и двинулся вперед неслышными шагами. Он находился в длинном темном сводчатом коридоре. Ощупью, наугад кузнец двигался все дальше. Вскоре он споткнулся о какой-то предмет и, ощупав его, установил, что это нижняя ступенька каменной лестницы. Он взбежал по лестнице и попал в круглую комнату; при тусклом свете, проникавшем через высокое, узкое окно, он разглядел две двери, из которых одна вела на балкон, другая — неизвестно куда. У второй двери кузнец остановился и посмотрел в замочную скважину. За дверью чернела непроглядная тьма, но кузнецу показалось, что оттуда доносится гул голосов. Некоторое время он колебался — войти ему наугад в эту дверь или спрятаться на балконе и ждать. Он слышал, что на мызе Пуйду жилые комнаты женщин находятся на втором этаже, поэтому предполагал, что и Май держат здесь. Кузнец чувствовал, что любимая девушка где-то тут, близко, и ему так захотелось увидеть ее, что он совсем потерял терпение.
