Двое детей умерли, когда Таечке было уже года три, так что она, предпоследняя, стала самой младшей. Кстати, она одна-единственная родилась в «культурных условиях» - в нормальном роддоме в Астрахани. И вот сейчас, спустя десятилетия, она с удивлением думает, как же мать не боялась, что детей во время шторма смоет за борт, потому что волны перехлестывали палубу баржы. Однако что-то все-таки удерживало Шараповых в этом «доме», где они обычную жизнь совмещали с работой - пришло время, и матросом стала повзрослевшая старшая дочь.
В начале войны баржа шкипера Шарапова снабжала топливом теплоходы на Волге у берегов Сталинграда.
В Сталинградском сражении речники сыграли огромную роль. Военные суда - канонерские лодки и бронекатера принимали в нем непосредственное участие, сдерживали натиск врага с самых первых дней, когда фашистские танки прорвались к Волге у Латошинки севернее тракторного завода. Здесь воевали моряки под командованием капитана третьего ранга А. И. Пискова и инженера-капитана С. П. Лысенко. Они огнем своих канонерок поддерживали сухопутные войска и ополченские отряды, которые вступили в бой с фашистами. Другая группа моряков, командовали которыми капитаны 3-го ранга А. З. Павлов и Д. И. Поспелов, взаимодействовала с 15-й стрелковой дивизией, которая сдерживала вражеское наступление в районе станции Сарепта.
В то время, когда военные моряки защищали город, команды гражданских судов выполняли свою задачу по эвакуации мирного населения, раненых солдат, обеспечению фронта боеприпасами, людскими резервами. Они работали самоотверженно, не зная отдыха, погибая под огнем противника - на одной Центральной переправе погибло около 70 речных судов большой и малой грузоподъемности. Когда стала ощутимой нехватка гражданских судов, был сформирован дивизион из двух канонерских лодок и нескольких бронекатеров. Всем кораблям, естественно, необходимо было горючее, которое и доставлял на своей барже Василий Степанович Шарапов, так что он вправе причислить себя к защитникам Сталинграда.
Город и переправы все время подвергались вражеской бомбежке с воздуха. Огонь пожирал квартал за кварталом. Улицы центра города и Ворошиловского района, идущие к Волге, представляли собой огненные коридоры. Сплошь горел берег Волги. Все мостки и причалы были уничтожены.
Едва вражеские самолеты начинали свою дьявольскую карусель, Василий Степанович прижимал баржу к берегу, Мария Ивановна хватала младших детей на руки, прыгала в воду, вслед - старшие дети. Выбирались на берег, падали в первую попавшуюся воронку, и там Мария Ивановна, как курица-наседка, прикрывала всех детей руками словно крыльями и молилась об одном: «Господи! Если суждено нам погибнуть, так накрой нас всех одной бомбой, чтобы погибли со мной и все дети, чтобы они потом без меня не мучились!» Бомбежка заканчивалась, и Шараповы вновь поднимались на борт своего плавучего дома и плыли дальше. Никто не погиб, видимо, дошли до Бога молитвы матери, хотя однажды баржу накрыло бомбой. И остались Шараповы не только без работы, но и без дома.
Без теплой одежды, других вещей, жили они по каким-то селам. По карточкам получали почему-то конфеты, которые родители меняли на картошку и муку. Тая не знала, что такое зимние игры, катание на санках и лыжах, потому что она могла выбежать на улицу только босиком, а зимой босиком не очень побегаешь. Постепенно Шараповы добрались до Саратова, там Василию Степановичу дали новую баржу, и вновь появился хоть и не надежный, но свой угол. И день Победы встретили на барже. Однако баржа - не дом с огородом. В деревнях после войны, особенно там, где прошел немец, было очень голодно, а уж про речных скитальцев Шараповых и говорить нечего. И тогда Василий Иванович решил: «Вербуемся на север, подъемные получим, хоть поживем немного без голодухи. А там заработки большие». Завербовались они на Дальний Восток в город Охотск, а оттуда предстояло ехать в неведомую Ульбею. И поехали.
- Добирались туда больше месяца, - вспоминает Таисия Васильевна. - Сначала на поезде, потом на пароходе, потом на катерах. По морю мы, наверное, плыли очень долго, если несколько людей умерло, и их трупы скинули за борт на корм касаткам, которые так и кружили вокруг парохода. Еда была - сухари да сгущенка. Потом бочку с селедкой случайно разбили, так вот еще селедкой питались. Я и моя сестра заболели корью, да и не мудрено было заболеть - масса народа в замкнутом пространстве. Чихнешь, и то все вокруг начнут чихать, а инфекционные болезни валили сразу всех. Я-то выжила, а вот сестричка умерла, потому что началось осложнение - пневмония. Добрались мы до Охотска, погрузили нас с пристани лебедками в большие северные плоские лодки - кунгасы и поплыли мы дальше. Приплыли в Ульбею, а местные сразу: «У-у! Вербованные приехали!» Слава о вербованных тогда шла нехорошая, дескать, это в основном воры да разбойники, оторвы всякие. И невдомек было, что вербовались люди не от хорошей жизни, бежали на север от голода, надеясь хорошо заработать и прокормиться. Нас поселили в барак, где были нары в три яруса. Но жить постоянно в таком бараке - жуть, потому некоторые стали строить себе отдельные домики. Папа наш был на все руки мастер, хорошо плотничал, вот и сговорился с другими мужчинами, построили они дом на четыре семьи, стала у нас своя отдельная комната. А в ней - три койки, стол да несколько стульев. Старшие брат и сестра да родители спали на койках, а четверо младших - на полу. И это на севере, где, как говорится, двенадцать месяцев зима, остальное - лето! Один лишь месяц в году мы ходили без верхней одежды и то в теплых кофтах. Работали все, кроме Тамары и меня - мы учились в школе.
На севере, а потом на Дальнем Востоке Шараповы жили до конца шестидесятых, пока Василий Степанович не заговорил, что пора уезжать на Волгу, в Сталинград, север уже осточертел. К тому времени Таисия и Тамара учились в Николаевске-на-Амуре в медицинском училище, оставался всего один курс, потому родители решили оставить их там, а сами вернулись на родину.
Младшие дочери не сразу приехали к родителям: Тамара вышла замуж, к Таисии тоже приехал жених - гражданский моряк, красавец-парень. С ним она была знакома давно, потому что ребята из мореходного училища шествовали над медиками, вместе с ними ездили с концертами по рыболовецким колхозам. Таисия пела, а ее будущий муж Анатолий играл в ансамбле на трубе.
- Нам интересно было жить. Парни из мореходки - красивые, веселые, с нами обращались очень бережно. Бывало, вернемся поздно ночью после концерта, нам, девчонкам, в свое общежитие ехать далеко, вот нас и определят где-нибудь в их казарме, кашей холодной накормят - у них же было бесплатное питание - компотом напоят. А мы и рады. Поженились мы с Анатолием, а у нас ничего нет, одни чемоданы в руках. Обосновались в Хабаровске, я стала работать в детской больнице. Не успели обжиться, муж говорит - давай уедем. А куда? Конечно, на Волгу, в Волгоград. Уже сыночек родился. А сюда приехали - мужа сразу же забрали служить в морфлот на четыре года. На Дальнем Востоке он плавал на гражданских судах, было у него что-то вроде брони, а тут сразу же и забрали…
Осталась Таисия одна с сыном.
Сын. О нем - отдельная и грустная история, потому что Сергей ушел в мир иной по трагической случайности в самом рассвете сил. Хотел стать летчиком, но Таисия Васильевна отговорила его, однако Сергей все-таки работал в авиации, жил в Казахстане после окончания военного авиационного училища, дослужился до капитана. Сергей погиб в автокатастрофе. Но оставил после себя живой след - свою дочь Дашеньку, которую безумно любил, в каждом письме,, словно предвидя свое и ее будущее, писал, как девочка улыбнулась первый раз, как зубик прорезался, как сама сидеть стала. Он так описывал все ее привычки, что бабушка словно рядом с ней жила, все знала о внучке, потому и легче было ее воспитывать после смерти Сергея.
- Дети - мое самое светлое пятно в жизни, самое лучшее, что было и есть у меня. И внуки, конечно, - так говорит Таисия Васильевна, а вместе с ней, вероятно, могут повторить многие матери, потому что счастлива та женщина, у которой выросли порядочные, уважительные дети, которые - надежда и опора в жизни своих родителей.
Но в те далекие шестидесятые она и думать не думала о трагедии в восьмидесятых. И потому души не чаяла в сыночке, а тот рос необыкновенно ласковым и послушным мальчиком. Работала она тогда в здравпункте Тракторного
завода в самом тяжелом цехе - сталелитейном. В заводском здравпункте медики на все руки мастера: и уколы ставят, и процедуры делают, и первую помощь как травматологи оказывают. Травмы же были очень тяжелые - то ковш упадет и человека буквально в лепешку раздавит, то кран-балка оборвется и стрелой насквозь рабочего прошьет. В конце концов от крови и смертей Таисия Васильевна стала почти впадать в истерику, а этого врачу никак нельзя делать, у врача всегда должны быть холодная, расчетливая голова, чтобы сразу определить диагноз болезни, стальные нервы и умелые руки. А раз нервы стали сдавать, ушла с Тракторного завода.
