Ознакомительная версия.
Порассуждать на эту тему им не пришлось, так как появился Ширмо-Щербинский с важной новостью из полицейского управления в отношении информированного контрразведкой Осадной армии Игнаци Плазы. По справкам адресного стола, месяц назад владелец дома на Подзамче, пятнадцать Герш Гейдельгейд уведомил девятый полицейский участок о сдаче внаем своей квартиры Игнаци Плазе и Эмилю Кицу, рабочим электрической станции в Скнилове[108]. Появилась реальная возможность разобраться с одним из нападавших на Белинского.
Не успели Дашевский вместе с Корецким и Чухно выехать с проверкой по указанному адресу, как в отделение влетел разгоряченный Новосад.
– В пожарной части на Стрелецкой площади!.. – торжественно объявил он и бросил на стол два ключа, один из которых принадлежал «инспектору».
Ширмо-Щербинский взял ключи. Они были абсолютно идентичны.
– Такой коллекции старинных ключей мог бы позавидовать любой этнографический музей, – еще не отдышавшись, делился впечатлениями прапорщик. – Считаю необходимым отметить денежным вознаграждением старшего помпьера пожарной команды Габриэля Маланчука. Без его помощи хранилище ключей не удалось бы найти.
– Это все интересно, – заметил Ширмо-Щербинский, – но главное, ты узнал адрес?
– Так точно, господин штабс-капитан, Зеленая, пятнадцать, владелец дома Иосиф Раух.
– Молодец, хвалю, – пожал ему руку начальник. – Ну что ж, у нас появился еще один адрес для проверки. И с этим тоже медлить нельзя. Мы выедем туда немедленно. Пожалуй, прапорщик, это придется сделать нам с тобой.
– Я думаю, ничего страшного не случится, если я составлю вам компанию, – выступил с неожиданной инициативой Белинский.
Ширмо-Щербинский недолго колебался:
– Ну что ж, Павел Андреевич, я не против, тем более вам в таких делах, кажется, везет. Переодевайтесь, а я вызову из автороты крытую машину.
Старое еврейское предместье Подзамче имело дурную репутацию. Еще задолго до завоевания Червонной Руси Казимиром Великим оно славилось своими притонами и приютами для разбойничьего люда. Сейчас сюда свозилось и сносилось все украденное и перекупленное в городе, чтобы после искусной переработки в многочисленных подпольных мастерских, уже в новом и более товарном виде, быть проданным на рынках.
Свернув на небольшую улочку с серыми обшарпанными домами и веками не ремонтированной брусчаткой, автомобиль с офицерами остановился у крайнего двухэтажного дома, за которым тянулось железнодорожное полотно к станции Подзамче.
Появление военных мгновенно взбудоражило местных обитателей. Из всех щелей за офицерами следили десятки любопытных и испуганных глаз. Дашевский с Корецким быстро вошли в дом и постучали в квартиру на первом этаже. Чухно уже дежурил за домом.
Не получив ответа, офицеры решили взломать замок, но тут появился владелец дома – седой горбатый старичок. Испуганно лепеча что-то на смеси польского и идиш, он долго искал в связке нужный ключ.
В квартире никого не оказалось. Офицеры тщательно осмотрели ее вместе с подвалом, но ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Смущал, однако, едва уловимый запах табака и еще неостывшая печь. Дашевский решил еще раз пройтись по квартире. Заглянул на кухню. Ничего подозрительного, кроме странной щели между двумя крайними половицами. Похоже на подпол. Для чего? Ведь внизу есть подвал.
Застыв на пороге, он старался уловить малейший шорох под ногами. Вспомнил, что перед входом в квартиру откуда-то донесся звук, похожий на стук по дереву.
«Внизу явно кто-то прячется. Как поступить? – напряженно размышлял он. – Вскрывать пол, рискуя жизнью товарищей?» На памяти был случай, когда в галицийском селе мазепинцы, прятавшиеся в подвале, подорвали себя вместе с солдатами.
Он вернулся в комнату, где Корецкий показывал старику фотографии «инспектора» и Словинского.
– Так, так, то ест еден з них, – указал тот на Словинского, – а того не знам.
Дашевский отозвал ротмистра в прихожую и изложил свой план.
– Борис Зенонович, вполне вероятно, в кухне под полом кто-то есть. Вы сейчас незаметно спрячетесь в этом шкафу, – указал он на закрытую нишу в прихожей, – я же выведу старика из квартиры и опечатаю дверь. Затем отправлюсь на станцию за жандармами. Думаю, это займет не больше двадцати минут. Чухно останется следить за окнами. Дожидайтесь моего возвращения и внимательно следите за всем, что будет происходить в квартире.
Вскоре Корецкий уже сидел на корточках в стенном шкафу. Донесся шум отъезжающего автомобиля, затем возбужденные голоса жильцов, осаждавших расспросами владельца дома. Сотрясая стены, прошел железнодорожный состав.
Время шло, но в квартире было по-прежнему тихо. Далеко не худенькому ротмистру становилось невмоготу сидеть скорчившись в тесном душном закутке, и он уже подумывал выйти наружу, как вдруг со стороны кухни донесся какой-то шум.
* * *
А в это время автомобиль с другой группой контрразведчиков подъезжал к двухэтажной каменице[109] на Зеленой с вывеской на фасаде «Магазин женского белья Раух». Офицеры быстро нашли дворника, который рассказал, что в доме на втором этаже вместе с тремя сыновьями живет владелица фабрики и магазина вдова Раух. На первом же, кроме магазина, имеется еще одна квартира, которую семья Раух сдает внаем.
Хозяйку решили не беспокоить. Большой ключ «инспектора» легко открыл браму. Второй ключ, предварительно натертый воском, бесшумно провернул замок двери квартиры. С оружием наготове офицеры вошли внутрь. Новосад поспешил на кухню, Ширмо-Щербинский с Белинским – в гостиную. Пианино с разложенными нотами, камин, миниатюрное кресло-качалка, шкаф с книгами…
Ширмо-Щербинский стал выдвигать ящики старого секретера, а Белинский – просматривать бумаги на столе. И тут в комнату вбежал взволнованный Новосад:
– Скорее, там кто-то есть.
Офицеры поспешили на кухню и через дверь черного хода спустились по ступенькам в подвал.
– Я отчетливо слышал там стон, – тихо сказал прапорщик, указывая свечой на одну из запертых внизу дверей.
– Кто здесь? Откройте! – слегка ударил рукояткой нагана по двери Белинский.
Ответа не последовало.
– Навалимся вместе, – сказал Ширмо-Щербинский, – дверь хлипкая.
– Позвольте мне попробовать, – остановил его Новосад, – такие замки мы с паном Войцеховским проходили.
Он передал свечу, вынул из кармана шинели отмычку и, немного поковырявшись, распахнул дверь.
На офицеров пахнуло сырой гнилью и запахом старых солений.
Корецкий услышал, как кто-то быстрыми шагами прошел мимо. Ротмистр тихо вылез из шкафа и осторожно заглянул через щель в двери в комнату. Смуглый мужчина среднего роста с черными как смоль волосами торопливо укладывал что-то в небольшой деревянный чемодан.
– Куда же мы так торопимся, – переступил порог Корецкий с револьвером в руке, – не на поезд ли?
Незнакомец вздрогнул и замер, устремив изумленный взгляд на бог весть откуда взявшегося русского офицера.
Его цыганская внешность явно контрастировала с приличным ватным двубортным пальто и шнурованными ботинками в галошах. Он медленно поднял руку, в другой продолжал держать жестяную баночку.
В этот момент с улицы послышался звук мотора – Дашевский возвращался с тремя жандармами, предоставленными ему начальником станции Подзамче Капульским.
По нервно забегавшим глазам цыгана было видно, что он сообразил, что попал в ловушку. Резким движением он бросил какой-то порошок из жестяной банки прямо в лицо Корецкому и кинулся к окну. Несмотря на резкую боль в глазах, ротмистр вслепую произвел несколько выстрелов, но пули, однако, цели не достигли. Высадив раму, незнакомец вывалился наружу, оказавшись прямо перед стоявшим под окном Чухно. Для поручика это стало полной неожиданностью. Получив резкий толчок в грудь, он кубарем полетел в снег, и, пока подбирал отлетевший в сторону наган, беглец уже пересек железнодорожное полотно и исчез за насыпью в придорожных посадках.
Тут совсем некстати появился железнодорожный состав, который стал медленно заходить на станцию и отрезал путь для преследования подоспевшим жандармам.
Операция закончилась. Офицерам оставалось только осмотреть подпол и содержимое чемодана. Там они нашли венгерский пистолет «фромер» с патронами, полевой бинокль, тетрадь с непонятными записями и книжку на польском языке автора Гриця Щипавки под названием «Проект уничтожения России».
К ним приобщили белый порошок, от которого Корецкий долго промывал глаза, но, к счастью, все обошлось без последствий.
Возвращались молча – переживали из-за неудачи. Корецкий корил себя за потерю бдительности в самый ответственный момент. Чухно злился на свою неуклюжесть. Дашевский был в предчувствии неприятных объяснений с начальством.
Ознакомительная версия.
