— Вы что, стряпчий?
Хотя прекрасно знала, что это не так.
— О нет, мэм. Простой грешник, ищущий Божьей благодати.
— Что ж, вы правы. Моему сыну только десять. Мы с мужем — его официальные опекуны. Мы принимаем решения от его имени.
— Да, мэм. И мы просим вашей помощи. Потому что ежели мы сохраним свой дом, это будет промысел Божий и прославит Господа нашего Иисуса Христа.
Элизабет едва заметно улыбнулась.
— Думаю, кое-кто готов с этим поспорить.
— Всегда есть злобные люди, мэм. Каждый день мы с радостью молим Господа простить их.
— Надеюсь, что вам не придется молить его простить нас, — сказала Элизабет.
— Надеюсь, что нет, мэм, потому что это будет таким суровым ударом по нашей общине — потерять дом, когда мы никому не причинили вреда. Уже тридцать пять лет как Господь Иегова повелел своим смиренным слугам построить дом Божий, что они и сделали собственными руками. И с тех пор поклоняются там Господу и прославляют имя Христа.
— А разве прославлять Господа положено не в церкви?
— Да, мэм, но мы следуем велению Господа и в повседневной жизни, и дом для собраний, где люди, обретшие спасение, могут встречаться с теми, кто его ищет, это тоже подходящее место для молитв, прощу прощения. Мы постоянно ходим в церковь, всё наше сообщество ходит. Многие, многие из нас ходят в церковь так часто, как никто другой. Мы смиренные, богобоязненные слуги Господни.
Элизабет закрыла книгу и потеребила край закладки. Она устала, ей хотелось покончить с этой беседой. Уилла Нэнфана она любила и уважала, хотя и знала, что он пару раз устраивал стычки со слугами Джорджа по поводу приходских дел. Что касается молодого человека, то в нем она не была уверена. Уважение, звучащее в его тоне, не скрывало определенную воинственность натуры. Элизабет чувствовала, что при необходимости он готов спорить и до рассвета, а его убежденность в собственной правоте такова, что в пылу спора он может и позабыть о разнице в их положении. Это главная беда с методистами — они ставят себя выше классовых различий. Их господин — Христос, и только он. Перед троном Всевышнего все мужчины равны, как и все женщины — и Элизабет Уорлегган, и Шар Нэнфан, и какая-нибудь шахтерская дочь, на которой женат этот блондин. Несомненно, что это один из главных принципов христианской веры, но на практике всё по-другому.
Но всё же Элизабет была добросердечным человеком и понимала справедливость их просьбы.
— Что ж, — начала она, — как я вам и сказала, решения принимает мой муж, но обещаю, когда он вернется на следующей неделе, я расскажу ему о вашем деле. Объясню, что вы считаете сделанное моим покойным мужем Фрэнсисом обещание твердым, и попрошу мужа пересмотреть решение в этом свете. Большего я не могу для вас сделать, но это обещаю, как только мистер Уорлегган приедет домой.
— Благодарствую, мэм, — ответил Уилл Нэнфан.
— Благодарствую, — повторил Сэм Карн. — Да пребудет с вами Господь.
«Как будто он священник, а я из его паствы», — подумала Элизабет.
Дрейк торчал на кухне под присмотром сурового Гарри Харри, старшего из братьев.
Кухня была просторной и находилась на три ступени ниже первого этажа, с неровным каменным полом и тяжелыми балками, пересекающими потолок, с которых свисали копченые окорока, и у Дрейка потекли слюнки. Освещения из единственного оконца под потолком не хватало, но ведущие во двор распашные двери были открыты, через них лился свет. Почти всю стену занимал очаг, и над огнем на железном крюке висел огромный черный чайник. В другом углу, у двери, находилась ручная водокачка с деревянным ведром.
Гарри все же решил оставить Дрейка без присмотра и вышел, молодой человек подошел к двери и стал глазеть на другого слугу, наполняющего ведро углем. За его спиной раздался юный голос:
— Ух ты, Дрейк! Неужели это Дрейк? Что ты здесь делаешь?
По сияющему, словно только что из ванны, лицу Джеффри Чарльза расплылась широкая улыбка.
— Мастер Джеффри, — Дрейк приставил палец к губам и произнес почти шепотом: — Я тут с братом и Уиллом Нэнфаном, они зашли к вашей матушке, миссис Уорлегган, чтобы решить одно дельце.
Джеффри Чарльз рассмеялся, но тоже понизил голос:
— Что еще за секреты? Ты что, здесь тайно?
— Нет. О нет. Но другие наши встречи — вот это секрет. Так что лучше притворимся, что мы друг друга не знаем, а иначе вам запретят со мной встречаться.
— Я встречаюсь с кем хочу, — сказал Джеффри Чарльз, но все тем же приглушенным тоном. — Мы не виделись с того дня в пещерах. Погода была так плоха, что мы почти не выезжали верхом. А ты постоянно на работе.
— Это точно. Как мисс Морвенна?
— Молодцом. Она сейчас принимает ванну, так что меня выставили. Слушай, мама и дядя Джордж собираются провести осень в Труро. Нам будет проще встречаться, когда они уедут. Я пошлю тебе записку? Извини, ты умеешь читать?
— А как же, — ответил Дрейк. — Но может, они не захотят, чтобы вы со мной виделись.
— Если они не узнают, то и возразить не смогут, правда? — Джеффри Чарльз взял Дрейка за руку. — Давай я покажу тебе дом. В это время дня здесь никого нет.
— Нет, спасибо. Не стоит. Может, в другой раз.
— Ты обещал, что мы будем ловить головастиков, Дрейк. Помнишь? Ты так сказал, когда мы возвращались домой по берегу. Когда пойдем?
— Сейчас не то время года. Сами знаете.
Джеффри Чарльз переступил с ноги на ногу.
— Да, знаю. Но в том-то и дело, раньше, когда еще был жив папа, в большом пруду с другой стороны дома было полно лягушек. И не просто обычных лягушек, как говорила тетушка Агата. Она сказала, что мой пра-прадед привез их из Хэмпшира много-много лет назад, и с тех пор они всегда там жили. У них желтые полоски на спинках, и они не прыгают, а бегают. Так забавно было на них смотреть. И они такой шум поднимали по вечерам, когда квакали. Ква! Ква! Вот так. Тетушка Агата страшно рассердилась, когда они пропали. А весной там были головастики, мальки и плавунцы, и в пруду плескались коровы. Но с тех пор как мама вышла замуж за дядю Джорджа, пруд вычистили, уничтожили лягушек и не пускают коров. Это декоративный пруд, так они сказали. Посадили вокруг цветы, на краю кувшинки, а на дно положили камни, чтобы не было ила.
— И как бы вы поступили, если бы раздобыли головастиков и лягушек, мастер Джеффри? Где бы вы их держали?
— В бадье на конюшне. Там их полно, и все пустые. А еще, — хихикнул Джордж, — может, когда они превратятся в лягушек, я бы выпустил их обратно в пруд, чтобы послушать, как они квакают.
— Слушайте, — тихо произнес Дрейк. — Думаю, лучше всего, чтоб никто не видел, как мы тут болтаем. Ступайте и помалкивайте о том, что мы уже встречались. А как-нибудь на неделе, когда у меня будет выходной, я дам вам знать, и если позволит мисс Морвенна, мы можем вместе пойти к прудам за Марасанвосом, и я покажу, где живут лягушки и жабы.
— А когда мама с дядей уедут, ты придешь, если я попрошу?
— Вряд ли это хорошо. Кто будет в доме?
— Венна, разумеется. А еще дедушка с бабушкой. И тетушка Агата, она на самом деле моя пра-пра-тетя, и ей почти сто лет. Вот и всё. Так ты придешь?
— Я подумаю над этим, юноша. Вы мой добрый друг, но нельзя задевать других. А теперь ступайте, а не то быть беде.
Когда Джордж вернулся домой, Валентину еще нездоровилось, похоже, им придется отложить отъезд на несколько дней. Элизабет позабыла о посетителях до среды, когда после месяца дождей погода наконец-то прояснилась и они смогли выйти на прогулку по саду под припекающим солнцем. Джордж вообще редко гулял.
В качестве гимнастики он ездил верхом, обычно с Гартом, Танкардом или Бленкоу. Он почти не выказывал интереса к саду, хотя иногда удивлял жену замечанием, показывающим, что Джордж видит гораздо больше, чем предполагала Элизабет. Его подлинные интересы заключались в масштабном планировании. Он хотел расширить подъездную дорожку и установить новые столбы и кованные ворота, намеревался снести две старые корнуольские стены, чтобы улучшить вид с задней стороны дома.
В целом его вкус был хорошим, хотя и с уклоном в формальный стиль. Природный сад, цветочные клумбы, деревенские изгороди, увитые растениями, совершенно ему не нравились. Он предпочитал, чтобы цветы выглядели аккуратно и были посажены рядами или квадратами.
Элизабет рассказала, какая делегация к ней заходила.
Джордж молча выслушал ее и отбросил тростью несколько палых листьев.
— Какая наглость, — наконец сказал он. — Не выношу визитеров, прокрадывающихся в дом, завидев мою спину.
— Думаю, они пытались встретиться с тобой, но Танкард их выгнал. И они, несомненно, решили, что я более мягкосердечна.
— А это так?
— Полагаю, что да. Хотя и не думаю, что доверяю методистам. Их деятельность губительна. Но не стоит пытаться их искоренить, отбирая землю. И если Фрэнсис обещал землю им...
