- Не волнуйся, болгарский государь. Я хотел сказать своим детям лишь о том, чтобы они набрались терпения и мужественно перенесли тяготы временного пленения. К тому же они не божьи птицы, им нужен хлеб насущный.
- Не беспокойся: мои воины не скупы и накормят голодных.
- Вот и славно.
- Буду надеяться, что меня там не задержат на неделю.
- Ты вернёшься к войску завтра после полудня.
- Тогда в путь. И вот что: говори пастве нужное, а я двух воевод возьму, и мы поскачем.
И прошло совсем немного времени, как патриарх донёс своё слово до паствы, а царь позвал двух воевод, Ботева и Стоянова. Маленький кортеж, сопровождаемый только стременными, направился в Константинополь. В пути царь и его свита встретили царевича Петра с сотней воинов.
- Батюшка, впереди всё чисто. Мы даже в двух селениях побывали, но и там нет ни одного воина, сказал Пётр, довольный своим поиском.
- Это хорошо, что нет обмана, - ответил Симеон. - Давай поворачивай коня, поедешь с нами в Царьград.
- А сотня?
- Она за тобой.
Патриарх заметил, что царь доволен ходом событий: не обманывают его пока ни в чём, всё так и должно быть. В тот вечер в соборе, когда Багрянородный проснулся, Николай попросил его не принимать никаких мер, которые насторожили бы болгарского царя. Багрянородный сказал: «Я попрошу Лакапина вести эту игру честно. Дай-то бог, чтобы царь Симеон не слукавил. Он горазд на выдумки». Патриарху пришлась по душе проницательность императора. «Он таков. Мы же придержимся заповедей Божьих», - ответил тогда патриарх и, соблюдая их, вёл болгарского царя в Константинополь с чистым сердцем. Святейший надеялся, что и расставание с царём завершится полюбовно.
На горизонте показался Константинополь. Виднелись купола Святой Софии, других храмов. Был виден акведук, по которому в столицу поступала питьевая вода. В селении Солунь, мимо которого проезжали, крестьяне занимались своими делами и не обращали внимания на болгарских воинов. Лишь подростки глазели на них у обочины дороги. Когда воины остановились и попросили воды, мальчишки разбежались по домам и вскоре несколько женщин принесли кувшины с питьевой водой и поили болгар из глиняных кружек.
- Надо же, водица-то, как у нас - родниковая. Спасибо, молодайки! - поблагодарил царь женщин, напившись холодной воды.
За селением Солунь начались пригородные посады. В них к дороге выходило много мужчин. Помнили они, как болгары разорили их три года назад, и смотрели на воинов жгучими глазами, в которых отражалось все, что заслуживали завоеватели. Наконец отряд подъехал к северным воротам крепости, и на её стенах царь Симеон заметил множество воинов. Некоторые из них держали стрелы на тетивах луков. Казалось, стрелы вот-вот полетят.
- Это что такое? - спросил недовольный Симеон Николая Мистика.
- Ты прости их горячность, государь. Они вспомнили прошлое. Но стрелять не будут, - ответил патриарх.
- Ой, смотри, святейший! За жизнь каждого моего воина ты поплатишься десятью попами и монахами, - пригрозил царь Симеон.
- Мы это знаем и помним, и ни одна стрела со стены не прилетит.
И вот кортеж уже перед городскими воротами. Николай Мистик подъехал к ним и крикнул стражу, выглянувшему из оконца:
- Именем патриарха открывайте ворота!
Но им долго не открывали. Со стены спустился начальник милиции Христофор Лакапин и вышел за калитку. Увидев патриарха, поклонился, спросил:
- Есть ли воля императора впустить иноземных воинов?
- Будет, сын мой. А пока впусти нас с царём и царевичем по моей воле.
Христофор ещё колебался, но царь Симеон потребовал от патриарха:
- Скажи этому воеводе, что я и мои воины приглашены императором в гости.
- А ведь верно, - согласился патриарх и сказал Христофору: - Слетай-ка к своему батюшке, пусть он попросит воли императора впустить болгарского царя с царевичем и воеводами. Лети, сын мой, а мы подождём.
Всё свершилось очень быстро, потому как император и великий доместик уже знали, что случилось на северной дороге за Силиврией. Лишь только Христофор изложил просьбу патриарха, как император улыбнулся и молвил:
- Святейший достоин похвалы. Всё идёт так, как он задумал. - И заторопился: - Я сам встречу царя Болгарии. Симеон мне любезен.
В полдень царь Симеон, царевич Пётр и воеводы Ботев и Стоянов сидели за трапезным столом в Золотой палате в компании Багрянородного, Зои-августы, Лакапина и его внучки, дочери старшего сына, семилетней Марии. Девочку привели к столу по просьбе Багрянородного. Её посадили напротив царевича Петра, и, пока шла трапеза, он не спускал с неё глаз. Она была прелестна. На плечи ей ниспадали черные, как вороново крыло, локоны волос, черные большие глаза сверкали и прятались в густых ресницах. У неё были ещё по-детски припухшие губы, прямой нос, а когда она улыбалась, обнажались два ряда белокипенных зубов. Пётр забыл о трапезе, любовался прекрасным созданием. Марию это, похоже, не смущало, ей даже нравилось, что пригожий сын царя нашёл её достойной своего внимания. Спустя десять лет «Пётр женился на внучке Романа Лакапина (927 г.). Этот союз развязал империи руки и дал возможность сосредоточить свои силы в Малой Азии, против халифата, - сказано в исторических хрониках.
А взрослые пока решали не менее важные текущие дела. После того как было выпито вино за здравие царствующих особ, повёл беседу патриарх Николай:
- Я уверен, что великая славянская Болгария никогда бы не вела с нами войн, если бы их не разжигали папские легаты. Это они, пользуясь мягкосердием болгарских государей, вот уже три десятилетия натравливают их на вторжения в наши пределы. Скажу похвалу болгарскому народу и его государям, что в первые годы после принятия от нас христианства Болгария долгие годы жила с нами в мире. Вспомним время императора Василия Македонянина, когда болгары и византийцы двадцать лет жили в мире и дружбе. Отныне нам ничто не мешает восстановить прочный мир между нашими державами. - Патриарх передохнул, отпил глоток вина, посмотрел на императора и продолжил: - И пока ты, царь Симеон, мылся в бане с дороги, мы в узком кругу обсудили всё то, чем можно скрепить нашу дружбу. И для начала слово скажет великий доместик.
- У нас с Лакапином есть повод для дружбы. Мы с ним в равной мере поквитались на реке Ахелое. Говори же, великий доместик, - предложил Симеон.
- Я буду краток, воину нет нужды быть красноречивым, - начал Лакапин. - На севере империи по нашему упущению войско царя Симеона захватило земли во Фракии и Македонии. Если мы уступим их Болгарии до Стримона и Родопских гор, то Византия не оскудеет, а царство царя Симеона прирастёт землями, и тогда конец вражде из-за этих лугов и холмов. Как считаешь ты, Божественный, и ты, Зоя-августа?
- Покой державы превыше всего, - ответила Зоя-августа, - Но царь Симеон стоит с войском в полудне от столицы. Мы отдадим земли Македонии и Фракии, а он и спасибо забудет сказать. Нужен договор и мирное соглашение.
- Матушка-августа, ты напрасно так говоришь. Царь Симеон человек чести и господин своего слова. Вот и послушаем, что он скажет, как оценит великодушие Византии, - произнёс своё слово император.
Царь Симеон любил хмельное. Пока патриарх, Лакапин и Зоя-августа вели разговоры, он трижды успел приложиться к большому кубку и даже сам его наполнял. Будучи тугодумом, он разогревал себя хмельным и тогда говорил толково. Но сейчас ему не было нужды изливаться в благодарностях, хвалить византийцев за великодушие. Он уже присоединил к Болгарии земли Фракии и Македонии до Родопских гор, надеялся присоединить и те, что лежали за Стримоном. А пока он был готов заключить перемирие лет на пять и увести войско за свои рубежи. Теперь ему оставалось подождать, что же такое обещают ромеи, о чём наговорился патриарх в пути. Он с этого и начал:
- Вот ты, святой отец, вещал, что меня ждёт некое величание в Святой Софии. Так просвети, тогда и ответ мой услышите.
- Соглашусь с тобой, сын мой. Рано или поздно, но тайное становится явным. - И патриарх повернулся к императору. - Послушай, Божественный, что я скажу. Мы уже сказали, что признаем независимость болгарской церкви. Но, будучи родителями её христианства, и властью, данной тебе и мне Всевышним, мы можем возложить на болгарского царя императорскую корону. Но пусть Симеон помнит при этом одно: его возносят не как римского или византийского императора, а как императора родной ему Болгарии. И царь Симеон достоин этой чести. Церковь готова его короновать.
- Не будет ли ущерба от этого нашей империи? - спросила Зоя-августа. - Ведь мы же будем венчать его.
- Я думаю, что никакого ущерба не будет, - заметил Константин Багрянородный. - И сила наша прирастёт дружбой с его державой.
- Сказано от души, - согласился патриарх и обратился к царю Симеону: - Теперь ты слышал, сын мой, какое величание тебя ждёт? Так не пора ли за дело. Завтра утром исполним обряд Святой Софии. Всех жду с рассветом.
