— У тебя есть чего-нибудь позавтракать?
Я кинул ему пачку пончиков в сахарной пудре, и он молча и осторожно принялся их есть, а я стал слушать утренний выпуск новостей. Через десять минут появилась Морин на желтой «хонде» с целым семейством плюшевых пингвинов у заднего окна. С минуту она сидела в машине, быстро проводя пластмассовой расческой по волосам. Я вылез из фургона и постучал ей в окно.
— Джордан! — охнула она. — Шут тебя возьми! Ты меня напугал.
— Извините, просто я только что обнаружил, что вы так и не дали мне копию полицейского протокола.
— Ладно, только дай мне секундочку — приземлиться. — (Что-то за моим плечом привлекло ее внимание.) — А это что такое?
Джонни с Электрой шли прямо на меня, оба тяжело дышали, прямо как… ну, как дышит собака.
— Это Джонни. Я за ним присматриваю… По-дружески.
Я отправил Джонни с Электрой обратно в фургон, но они не желали уходить. Мне пришлось дать каждому по тычку.
— Придурок, — сказал Джонни.
В конторе было темно и жарко. Морин ходила по помещению, включая свет, кондиционер и компьютер, одновременно объясняя, как перегружен в последнее время мистер Хебер. Наконец она подошла к стене из ящиков с документами и принялась перебирать папки в ящике с буквой «С».
— Нашла! Вот он. Сейчас скопирую. Только сначала — по-честному — что за история с Джонни?
— Просто сейчас ему некуда деваться.
— Если он сбежал, ты должен сообщить в полицию.
— Он не сбежал.
— Понятно, — вздохнула она. — Еще один пропащий сын. У меня просто сердце на куски рвется. А ты у Джима Хука не спрашивал? Он приют держит. Этот человек просто святой. Давай-ка я дам тебе его номер. — Морин постучала по клавишам и выдала мне инфу про этого мужика. Потом вложила полицейский протокол в папку для документов. — Он довольно элементарный, но — какой уж есть, — сказала она.
Протокол описывал место убийства почти так же, как это было сделано в «Реджистере». Тот, кто его заполнял, делал это педантично, измерив расстояние от двери до кресла, высоту брызг крови на стене и всякое такое. Имелась схема человеческого тела, на которой расследователь отметил, где пуля вошла в моего отца, и еще другая схема — со спины, показывающая рану, где пуля вышла. В самом низу последней страницы стояла подпись расследователя: Хайрам Элтон. Муж Куини. Ну вот, приехали!
Гораздо более интересными оказались два вопросика рядом с его подписью: «Были ли сделаны фотографии?» В маленьком окошечке «Да» красовалась галочка. «Завершено ли расследование?» — «Нет».
— Морин, а фотографии у вас?
— Какие фотографии? — (Я показал ей протокол.) — Сейчас проверю в папке.
Но в папке не оказалось никаких фотографий.
— А вы у мистера Хебера спросите?
— Что это она у меня спросит? — В дверях стоял мистер Хебер. Его изогнутые солнечные очки не позволяли увидеть, обозлился он или что. — Морин, что тут у вас происходит?
— Джордану понадобился полицейский протокол.
— Понятно. — Он двинулся было к своему кабинету, потом обернулся. — А о чем вы хотели у меня спросить?
— О фотографиях. В протоколе сказано, что были сделаны снимки.
— Я это знаю. Я их запрашивал, но они еще не пришли.
— Когда они придут?
— Должны скоро быть. Мы тебе позвоним, как только их получим. У Морин есть номер твоего сотового?
Мистер Хебер вполне мог бы носить предупредительный знак со словами: «У меня нет времени!»
— Перед тем как я уйду, я должен вам что-то сказать!
И я выпалил все, что узнал про Сестру Кимберли и про Пятую, про то, что одна из них солгала о том, где была Пятая в тот вечер, когда мой отец был убит.
Мистер Хебер снял солнечные очки и произнес «Хм». Всего-навсего — «Хм». И больше ничего.
— Разве это не подозрительно?
— Да, согласен. Эти их рассказы не вяжутся друг с другом.
— Как вы думаете, что это может значить?
— Не знаю.
— Вы не знаете?
Не могу с уверенностью сказать, почему я вдруг решил, что он окажется способен воспринять это, запустить в какую-то свою мыслительную машину и выдать ответ, который — оп! — и выдернет мою маму из тюряги на свободу; только, кажется, где-то глубоко внутри я и правда ожидал именно чего-то такого.
— К сожалению, тут могут быть сотни самых разных причин, почему одна из них или они обе лгут. Однако, прежде чем ты двинешься хоть немного дальше, позволь мне дать тебе три небольших совета. Первый: люди в большинстве своем лгут. Второй: причина, по которой они лгут, чаще всего не имеет отношения к твоему делу. Третий: если ты не будешь осторожен, их более или менее невинная ложь может на самом деле сбить тебя с толку.
С этим Хебером была вот какая штука. Я никак не мог понять, чего он хочет: чтобы моя мать поскорее вышла из тюрьмы или чтобы я поскорее вышел из его конторы.
— Да ладно, — сказал я. — Не все же и каждый ходят повсюду и лгут без остановки.
— Нет, вовсе не все и каждый. Но тебя поразило бы, сколько лгунов всегда жужжит вокруг преступления.
Тут Морин пожала плечами.
— Боюсь, он прав, — сказала она.
Миль через пятнадцать от Сент-Джорджа Джонни прикончил всю еду, что была в фургоне. Он отер сахарную пудру с пальцев о колени, рыгнул, потом подумал и спросил:
— Куда едем?
— В полицейский участок Месадейла. Хочу попробовать сам получить те фотографии.
— У тебя что, совсем эта твоя гребаная крыша поехала?
— Остынь.
— Они же меня убьют!
— Не убьют.
— Ну ты и чудак! Я же этот город знаю вон насколько лучше тебя. Там же все как один вроде как шизанутые. — Он стукнул кулаком по щитку. — Останови свой гребаный фургон.
— Джонни, расслабься. Когда мы туда приедем, ты сможешь мне помочь.
— Если ты сейчас же не остановишь, я выпрыгну.
— Джонни, я знаю, что делаю.
— Я тоже. — Он подтянул свой мешок к себе на колени и, открыв дверь, сказал: — В тебе дерьма напихано под завязку, — и выпрыгнул наружу.
Это произошло так быстро, что я проехал еще полсотни ярдов, прежде чем смог остановиться. В окне заднего вида Джонни кувырком скатился с мостовой, крепко прижимая к груди мешок. Остановившись, он поднялся на ноги и вытряхнул песок из волос. Крутой малыш. И глупый. Я поехал задом по дороге, пока не поравнялся с ним.
— Залезай.
— Пошел ты!
— Гарантирую: я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось.
— А ты знаешь, что они мне сказали, когда меня вышвырнули? Сказали, если я когда здесь опять покажусь, кончится тем, что моя мама умрет. Так катись подальше за то, что повез меня обратно, и пусть твой гребаный фургон подальше катится, и твоя мать тоже, мне начихать на то, что с ней будет.
Он зашагал в направлении Сент-Джорджа, прижимая к себе свой маленький мешок, но ведь ему никак было не дойти пешком до города. Я снова поехал задом, пока не поравнялся с Джонни. Однако он все шагал по шоссе, а я все ехал задом наперед.
— Я не хотел тебя напугать. Ладно уж, давай залезай.
— Я никуда с тобой не поеду.
— Прекрасно. Что ты собираешься делать?
— Не твое гребаное дело!
— Слушай, ладно, не езди. Только дай мне тебя подвезти обратно в Сент-Джордж. Я высажу тебя, где захочешь.
Он все шагал по дороге, но вскоре произнес:
— Я с тобой не разговариваю.
— Джонни, ты ведешь себя как ребенок.
— А ты чего ждал? — Он вытер нос о плечо. — Я думал, ты крутой.
Мы продвинулись назад еще на двадцать ярдов.
— Эй, Морин рассказала мне про одно местечко, может, нам туда поехать?
Джонни остановился:
— Какое местечко?
— Есть один мужик — Джим Хук его зовут, он дом такой содержит…
Джонни снова двинулся вперед, а я снова сдал фургон задом.
— Ты его знаешь?
— Ты меня тоже уже вышвырнуть готов?
— Да нет, с чего ты взял? — Хебер был прав: люди все время лгут. — Слушай, вот что. Я тебя у кино высажу, а сам поеду в Месадейл. Когда вернусь, я тебя подхвачу.
— Только если ты пообещаешь вернуться.
— Обещаю.
Он поразмышлял над моим обещанием, поворачивая его и так и сяк, будто маленькое сокровище, найденное в песке.
— Идет. Только мне понадобится немного мелочи на сласти.
— Не проблема, — сказал я.
— И на попкорн.
— Я дам тебе пять долларов. — Я остановил фургон, и Джонни влез в машину. Электра приветствовала его, лизнув в нос. — Пристегни ремень.
— Как скажешь.
Следующие десять миль никто из нас не произнес ни слова. Когда мы подъезжали к Сент-Джорджу, мой сотовый снова ожил и показал, что есть сообщение. «Привет, Джордан, это Морин. Знаешь что? Те фотографии прибыли сразу, как ты ушел. Можешь забрать их в любое время».
