В общем, плохие прокуроры тоже бывают, и удивляться тут нечему, они тоже люди. Но когда такое выясняется, их от этих святых обязанностей освобождают…
Глава двенадцатая
Евгений Максимович Горяев получил кабинет. До этого он работал в комнате, где стояло несколько столов. Кабинет был не столь просторным, как у начальника главка, не дай бог, у министра, но все-таки кабинет. Его кабинет. Письменный стол со столом-приставкой. С левой руки круглый столик с телефонами. Справа у стены диван, правда, сильно просиженный. На двух окнах — тяжелые гардины. Книжный шкаф без книг и полок, сюда Горяев вешал пальто. В углу за шкафом стоял какой-то допотопный радиоприемник, который не работал, зато орала радиоточка, подвешенная на стене меж окон. Горяев как вошел в кабинет, приглушил ее, и с тех пор она бормочет еле слышно. В первые дни он особенно остро ощущал преимущество кабинета в том, что не надо было думать, смотрит ли кто-то на тебя в любую минуту. Ты здесь сам с собой.
И работа вдруг стала гораздо интересней, пришло ощущение своей личной необходимости. Вскоре, однако, он обнаружил, что его отдел до сих пор своих главных обязанностей фактически не выполнял. (Впрочем, новым начальникам всегда так кажется.) Отдел занимался сильно запаздывавшей регистрацией фактов, да и это делалось неполно, у отдела даже не было достаточно средств для осуществления ежедневной оперативной связи со всеми предприятиями. Ненормальность такого положения была столь очевидна, что у Горяева невольно возникла мысль: а может, руководству и не нужна никакая иная оперативно-диспетчерская служба?
Выждав немного, он с этим вопросом пошел к начальнику главка Сараеву, который выдвинул его на эту должность.
Тот вопросу нисколько не удивился.
— Во-первых, — ответил он, глядя в сторону, — никогда не следует торопиться. Сначала давайте налаживать получение информации, и тут мы вам поможем… — Он записал что-то у себя на календаре. — Во-вторых, насчет возможностей отдела оперативно вмешиваться в управление производственным процессом. Это должно быть глубоко продумано вместе с другими отделами. Кроме того, этому должно предшествовать и длительное, тщательное изучение всех компонентов, влияющих на его ход. К примеру: часто завод ни в чем не виноват и не виноват завод-поставщик, а виновата, скажем, железная дорога, задержавшая доставку сырья или продукцию заводов-поставщиков. Как вы вмешаетесь? Оперативное вмешательство возможно, когда диагноз нарушения ритма ясен, и мы в силах болезнь устранить, тогда вы будете действовать незамедлительно, а если будет нужна помощь руководства министерства, вы ее немедленно получите… Последнее — о техническом оснащении вашего отдела. Вы получите его не раньше середины будущего года, так как средства на это мы запланировали только на будущий год, а в этом году мы не можем прибавить вам денег даже на междугородные телефонные разговоры. Это значит, что около года вам придется работать в пределах сегодняшних возможностей… — Сараев впервые внимательно посмотрел на Горяева — как он реагирует? Но лицо начальника отдела ничего не выражало.
Помолчав, Горяев сказал:
— Но замминистра говорил мне, что я должен превратить свой отдел в чуткие уши и дальновидные глаза министерства… — Горяев улыбнулся и добавил: — Правда, срок такого превращения отдела он не устанавливал.
Начальник главка надвинулся грудью на стол, точно приблизился к Горяеву:
— Доверительно могу вам еще кое-что пояснить… Месяц назад в одной центральной газете был напечатан материал о стиле руководства промышленных министерств своими отраслями. Про наше там было сказано, что о положении дел на многих наших заводах мы частенько узнаем с недельным опозданием. Газете полагается отвечать делом. Мы ответили, что руководство диспетчерским отделом укреплено и разрабатывается схема улучшенной оперативной связи. Сроки мы в ответе не назвали. Словом, вам сейчас необходимо сосредоточить все силы отдела на разработке такой схемы, сообразуясь с теми сроками, которые я вам сообщил.
— Я думаю, что сделать это можно довольно быстро, — уточнил Горяев, он уже все понимал как надо.
— Я же сказал вам — торопиться не следует, — чуть досадливо сказал Сараев. И не думайте, что разработать схему просто. Она должна предусматривать десятки ситуаций в наших отношениях с предприятиями. Зато, когда вы получите оснащение и средства, вы окажетесь в полной готовности развернуть большую и сложную работу.
— Но Соловьев не спросит у меня однажды, где уши и глаза? — усмехнулся Горяев, решив перестраховаться и повыше.
— У вас нет оснований думать, что замминистра разбирается в наших делах хуже меня, — жестко ответил Сараев…
Теперь Горяев спокоен… Он вовсе не рвался к особо оперативной деятельности отдела, более того, он даже не представлял себе полностью, во что это должно вылиться, и сейчас он хотел только одного — обезопасить себя от претензий начальства и спокойно делать то, что ему скажут.
Теперь он занялся подысканием себе помощника — по штатному расписанию такой должности не было, но он согласовал с кадрами возможность использовать для этого молодого современно образованного инженера, которого он сам найдет, свободная штатная единица для этого была…
Неожиданно Горяеву повезло: совершенно случайно он нашел прекрасного помощника — Семена Михайловича Семеняка.
Судьба этого молодого человека складывалась без особых осложнений. Кончил школу с золотой медалью. Легко дался ему и энергетический институт, который вооружил его дипломом инженера-экономиста и дал ему свободное распределение. Идти на завод он не торопился, хотя отец его всю жизнь проработал в отделе снабжения авиационного завода. И как раз по совету отца он устроился в московскую милицию, там в ОБХСС были нужны специалисты по экономике. В одном из районных отделов проработал месяц — выяснилось, что у него нет ни малейшей склонности к следовательской работе.
В это министерство Семеняк зашел потому, что оно находилось в центре Москвы и недалеко от его дома. Просто шел мимо и зашел. Он вообще мог не торопиться с устройством на работу, но после неудачи в милиции — а вдруг у него не пойдет и на всякой другой службе? В милиции он, кроме всего, как-то оробел, теперь решил — никакой робости. Наоборот.
В министерстве ему сказали, где занимаются кадрами производственного главка, и там он быстро отыскал необходимого ему начальника, решив сразу идти к тому, кто может решать…
Миновав остолбеневшую секретаршу, Семеняк вошел в кабинет начальника, который в это время судорожно искал какую-то бумажку на своем до безобразия захламленном столе. Из бумажного беспорядка, как ледокол среди льдов, возвышался прибор с зубчатым колесом наверху.
— Я насчет работы, — начал Семеняк.
Кадровик мельком рассерженно глянул на него (секретарша свое получит) и, рыкнув: «Подождите в коридоре», продолжал шарить по столу.
И вот снова оробел — послушно вышел в коридор и просидел там на подоконнике около часа. За это время кадровик пять раз сбегал куда-то с бумагами в руках. Наконец в коридор высунулась из двери и злющая секретарша (она свое получила):
— Пройдите…
Когда Семеняк зашел в кабинет, кадровик снова искал какую-то бумажку, только теперь в сейфе, и не обращал внимания на вошедшего.
— Я бы хотел дать вам один совет, — громко заговорил Семеняк, испытывая острое упоение своей храбростью. — Всегда, когда перед вами живой человек, отдавайте предпочтение ему, а не бумажкам. У вас меньше будет неприятностей.
— Что вы сказали? — задохнулся кадровик, смотря на молодого человека квадратными глазами.
— То, что вы слышали, — ответил Семеняк, — а то, не ровен час, через год к вам явится, вот так же как я сейчас, сын вашего замминистра, он через год кончает. Смотрите не промахнитесь…
У кадровика онемело лицо, и он только беззвучно шевелил губами. В это время в кабинет вошел статный, красивый, модно одетый мужчина, и по тому, как он вошел и держался, было ясно, что он из начальства.
