Но Тохтамыш понимал, что едва он отдаст приказ о выступлении и все узнают, что он идет не на Азербайджан, а на Русь, – туда сейчас же полетят гонцы с извещением об этом, которые значительно опередят его войско и дадут князю Дмитрию время приготовиться к отпору.
Знал он и то, что такое предупреждение Московскому князю пошлет кто-нибудь из находящегося в Сарае русского духовенства или из купцов, которых было много во всех крупных городах Орды. Поэтому, незадолго до начала похода, во всех поволжских городах, от Сарая-Берке до Великого Булгара включительно, в заранее назначенный день, по повелению великого хана были перебиты все русские купцы, а товары их взяты в ханскую казну. Православного духовенства Тохтамыш уничтожить не решился, да в этом и не было особой надобности: все оно жило в Сарае, на русском епископском подворье, которое было приказано крепко караулить, не выпуская оттуда ни одного человека.
Чтобы возможно дольше сохранить свое движение в тайне, Тохтамыш пошел не через Рязанскую землю, – как обычно ходили татарские орды на Русь, – а по левому берегу Волги. И, только миновав Великий Булгар, переправился на русский берег недалеко от Нижнего Новгорода, а отсюда, обходя крупные города, лесами двинулся прямо на Москву.
Но если о приближении Тохтамыша не знали в Москве (во всяком случае, так думал великий хан), то в Нижнем Новгороде о нем стало известно, едва только орда начала переправу.
Князь Дмитрий Константинович о сопротивлении, конечно, и не помышлял. Не зная – пойдут ли татары прямиком на Москву или по пути разграбят его столицу, – до которой им было рукой подать, – он совершенно растерялся: что предпринять? Бежать из Нижнего в Суздаль, как он обычно в таких случаях делал? Послать гонца к Московскому князю, извещая его об опасности, и просить помощи? Но эту мысль он тотчас отбросил: помощь из Москвы все равно не поспеет вовремя, а если так, – зачем предупреждать князя Дмитрия Ивановича, с которым у него старые счеты? Пусть ныне и он отведает татарских гостинцев, как не раз случалось Нижнему Новгороду! Наикраше будет, пожалуй, самому поладить с Тохтамышем, чтобы не грабил Нижнего, да потрафить ему сколь возможно: ведь великое княжение он теперь
у Московского князя беспременно отымет, а кому и передать-то его, как не Суздальско-Нижегородскому князю, который и прежде над Русью княжил, а ныне, не в пример иным, выказывает полную покорность великому хану?
Придя к такому решению, Дмитрий Константинович велел позвать к себе обоих сыновей, Василия и Семена.
– Живо собирайтесь в путь, – сказал он молодым князьям, когда те явились, – поедете к хану Тохтамышу, на перевоз. Скажите ему, что Нижегородский князь шлет низкий поклон и доводит, что он как прежде был, так и навеки ему, великому хану, будет другом и верным слугой. Да пусть не гневается, что не даю ему помоги против Московского князя: не ведал я того, что идет он войною на Москву, и потому войска собрать не успел. Но чтобы усердие мое к себе он видел, даю ему, вместо того, самое мне дорогое: обоих сынов своих, которые пойдут с ним на Москву и, чем будет надобно, ему, царю нашему, не жалея себя, помогут. Да на всем том бейте ему челом, чтобы не велел грабить Нижнего и иных городов наших!
Собравшись и захватив с собою сотню дружинников и слуг, а также подарки для великого хана, князья Семен и Василий отправились в путь. Но на переправе они уже никого не застали и двинулись дальше, по следам татар, углубившихся в мордовские леса. Тохтамыш шел вперед с такой поспешностью, что угнаться за ним оказалось нелегко. Брать Нижний Новгород он вовсе не собирался: не в его интересах было задерживаться и раньше времени обнаруживать свое вторжение в русские земли. Нижегородские князья это поняли сразу, по взятому ордой направлению, но тем не менее назад они не повернули и догнали Тохтамыша на четвертом переходе. Великий хан принял их милостиво и повелел находиться при своей особе, вместе со старшими ордынскими князьями.
К середине августа, пройдя через Мордву и Мещеру, войско Тохтамыша подошло к рубежам Рязанской земли. Здесь уже ожидал его, со своими боярами, великий князь Олег Иванович, до которого дошли слухи о движении татар.
Он поспешил навстречу хану, чтобы, как и Нижегородские князья, ценою полной покорности и привезенных подар-
Князь Дмитрий Константинович Суздальско-Нижегородский получил ярлык на великое княжение над Русью в годы малолетства Дмитрия Донского. Несколько лет спустя последний отобрал у него великокняжеский стол.
ков купить пощаду для своей вотчины. Но если два года тому назад, будучи вынужденным союзником Мамая, он все же не желал победы татарам и умышленно опоздал на соединение с ордой, то теперь было иное: понимая, что в случае своей победы Дмитрий Донской не простит ему вторичного предательства, – он всем сердцем хотел поражения Московского князя, видя в этом свое единственное спасение.
– Я тебе дам проводников, великий хан, – говорил он. – Окраинами Рязанщины они выведут твое войско к московским рубежам, что ни есть ближе к самой Москве. И лучшие броды тебе через Оку укажут, – вода в ней ныне низка, – перейдешь как посуху! А оттуда, не теряя часу, иди вперед, уже не таясь, и на третий день будешь под Москвой. Войска в ней, почитай, вовсе мало, и взять ее будет легко. А чтобы князь Дмитрий загодя не утек, – тебе бы выслать вперед туме-на три-четыре, в обход Москвы, да выйти лесами на реку-Клязьму, – тогда ему податься будет некуды, и он беспременно попадет тебе в руки. И вот еще о чем долгом своим почитаю довести твоему пресветлому величеству: у Московского князя, на стенах Кремля, ныне поставлены тюфяки, сиречь арматы огненного бою, что купил он прошлым годом у немцев. Так пусть, твои татары их не страшатся: грому будет много, а толку мало, – москвичи, поди, к тем орудиям не гораздо приладились. Опричь того, вниз эти тюфяки стрелять не могут, и ежели твои воины не побегут и станут держаться поближе к стенам, урону им от огненного бою вовсе не будет. Зная это, иди, батюшка хан, смело, и Москва будет твоя! А когда схватишь князя Дмитрея, помни одно: все зло на Руси от него идет, и, покуда остается он на великом княжении, московские земли тебе покорны не будут. А я, сам ведаешь, Орде всегда был другом и твоему царскому величеству служу с усердием, а потому крепко уповаю на то, что войску своему повелишь ты города мои обойти стороной и землю мою не зорить.
С почти нескрываемым презрением Тохтамыш глядел из-под полуопущенных век на лебезившего перед ним Рязанского князя. Выслушав его, он сказал:
– Я иду на Москву и в рязанские города заходить не стану. Пусть твои проводники ведут нас самыми прямыми и скрытыми дорогами на Оку. А усердия твоего я не забуду.
Свои обещания Олег Иванович сдержал: дремучими лесами его люди вывели орду к берегам Оки, недалеко от Лопасни, и показали татарам несколько удобных бродов.
Закончив переправу двадцать первого августа, Тохтамыш к вечеру того же дня подошел к Серпухову.
Горожане и жители окрестных селений при приближении татар заперлись в городе и на требованье хана отворить ворота ответили отказом. Тогда ордынцы взяли слабо укрепленный Серпухов приступом, разграбили его и сожгли. Уцелевших защитников города Тохтамыш пощадил, но многих из них увели в Орду.
Утром следующего дня передовой отряд татарской конницы выступил на Москву, с приказом не жалеть лошадей, а к вечеру за ним двинулся и сам Тохтамыш, со своими главными силами.
И бысть во многыя нощи проявление на небеси: на востоце, перед зарею, звезда некая аки хвостатая, аки копейным образом являшеся и многажды бываше. Се же знамение преявляющее злое Тохтамышево нашествие на Рускую землю, яко се бысть гневом Божыим за умножение грехов наших.
Пермско– Вологодская летопись
Москва после Куликовской битвы переживала трудное время. Победа над татарами стоила предельного напряжения всех жизненных сил страны, и хозяйственная жизнь ее была совершенно расстроена. Огромная убыль в людях сказывалась во всем: ослабела торговля, не хватало рабочих рук для городского строительства, многие поля оставались невспаханными; войско понесло страшные потери, и почти все лучшие и наиболее опытные воеводы полегли в битве. И, в довершение всего, пользуясь ослаблением Дмитрия Донского, всюду зашевелились притихшие было внутренние недруги. Удельные князья опять потянулись врозь, а наиболее сильные из них – Тверской, Рязанский и Суздальско-Нижего-родский – совсем осмелели и стали поговаривать не только о независимости, но и о своих правах на великое княжение над Русью.
Но Дмитрий Иванович сложа руки не сидел, и нормальная жизнь понемногу восстанавливалась. Голода, которого все опасались, удалось избежать, так как 1381 год дал обильный урожай, и хотя многие поля остались незасеянными, хлеба хватило на всех. Оживала и торговля. Через Псковского князя Андрея Ольгердовича Дмитрию, давно о том помышлявшему, удалось закупить в Ганзе дюжину тюфяков и запас огневого зелья к ним.
