Шона-Доба приказал остановить безумцев, повернуть их назад на врага. Но было поздно. Тайлак и Санырак бросили в бой свой последний резерв — пятьсот сарбазов. Все батыры казахов сомкнули ряды, увлекая за собой своих джигитов. Армия ополченцев, уже изрядно поредевшая, снова обрела единый, грозный облик.
Шона-Доба, еле успевший переметнуться со своими телохранителями на другое, более удобное для обозрения место, покинул свой шатер, сел на коня. Увиденное потрясло принца. Его великая конница, бросая поле битвы, рассеялась по степи.
Окровавленный всадник прискакал к нему и с криком: «Мы погибли!» — свалился с коня. Это был Хансана…
Начиналось лето. Непривычно тихий шелковисто-мягкий ветер безмятежно гулял по безбрежным просторам, осторожно сдувая пыльцу с цветов. Обилие трав было повсюду, такого разнотравья, такого цветения степи давно не видели в стране казахов. Да и погода нынче была на редкость ласковой. Теплое, но не жаркое лето. Пора было начинать косьбу. Нынче можно было вдоволь запасти сена даже там, где в иное лето косари по стеблю собирали копны и то лишь в низинах возле рек. Ранние обильные дожди вдоволь напоили землю, и она зацвела, щедро одаряя людей, словно стараясь заплатить им сполна за свою скупость в прежние годы. И если бы не война, если бы не джунгары… Если бы можно было забросить пики и щиты и взять в руки косу, пойти по лугам… Но нет. Нельзя выпускать алдаспан из рук. Особенно сейчас, когда первые дни столь щедрого лета принесли на своих крыльях давно желанную радостную весть. Весть о победе казахских батыров над армией джунгар в битве у рек Буланты и Боленты! Степь зацвела еще ярче, она стала еще роднее и милее. Воспрянул духом народ. И даже глубокие старцы, уведшие свои семьи, свои аулы в глубины гор и пустынь, вдруг преобразились, услышав весть о первой победе. Вытаскивали на свет запрятанные в куче хлама свои айбалта[64], начинали счищать с них ржавчину, начинали оттачивать лезвия сабель, острых пик. Начинали подыскивать себе коней, открыто выходили на дорогу и нападали на разрозненные мелкие отряды джунгар, бежавших с поля боя у рек Боленты и Буланты и бродивших по степи.
По всем дорогам великой Казахии носились добровольные глашатаи. Перекинув через переднюю луку седла маленькие, крепко обтянутые кожей барабаны, они мчались от одного к другому аулу, неожиданно появлялись в запрятанных селениях жатаков, неслись к одиноким пастухам, останавливали путников. И по всей степи разносили вести о победе на Карасыир, о единстве батыров; рассказывали о том, как славный Богенбай помог батырам одержать великую победу: жигиты Богенбая заставили трехтысячную конницу, спешившую на помощь Шона-Доба, повернуть вспять. От красноречия каждого из них зависело, насколько ярким будет рассказ о великой победе. Красок не жалели, говорили о том, о чем слышали сами и что подсказывало им неуемное воображение. Радости их не было границ. Среди глашатаев были и те, кого только что освободили из джунгарского плена.
— Суюнши! Суюнши! — неслось по степным дорогам.
— Да, так и должно было быть! Разве когда-либо джунгары или наемники Небесной империи могли одолеть казахов?! Разве наши батыры не сильнее их?! — люди, как это бывает в дни радости, забыли о поражениях прошлых лет. Гордость переполняла их.
— Да что там Шона-Доба, хоть сам Галдан Церен явись сюда, мы теперь побьем и его. Когда батыры едины, то и народ един, а это уже огромная сила. Никто, никто не одолеет нас! — сдержанность покинула бывалых аксакалов… — Глаз боязлив, руки смелы, так всегда говорили предки. Врага бьют умением и единством. Слава аллаху! Наконец наши батыры воистину стали братьями.
Табуны коней, отбитые у джунгар, таяли на глазах. Людям нужны были кони. И стар и млад поднялись в поход, заслышав весть о победе, отвечая на призыв батыров. Каждый был готов вступить в отчаянную битву.
— Жизнь или смерть! Не пристало казахам быть рабами джунгар! — осмелел народ, вспомнил о былых победах, о подвигах своих батыров…
И молодой жигит и старый чабан подбирали себе коней получше, готовили скакунов к походу и боям, находили седла покрепче, сильнее затягивали подпруги, челки скакунов украшали султанами из совиных и соколиных перьев, гривы заплетали в косички, туго перетягивали хвосты алыми лентами. Казалось, что люди готовятся к торжественному тою, к великому празднеству. Вновь повсюду были слышны шутки и смех. Обилие трав и цветов, нежная яркость солнца, приподнятое настроение людей — все это радовало глаз, укрепляло уверенность в своих силах. Рассказывая друг другу об эпизодах битвы на берегах Буланты и Боленты, жигиты до блеска начищали щиты, айбалта, сабли и пики. Снова и снова перетягивали тетиву на луках, оттачивали стрелы и украшали их соколиными перьями. Во всех аулах от Каратау до Улытау задымили кузнечные горны, загрохотали удары молотобойцев. Лучшие мастера торопились ковать оружие для сарбазов. А между тем, подхватив призыв батыров, мелкие отряды сарбазов-мстителей из Младшего, Среднего и Великого жузов, объединяя свои ряды, на совете воинов выбирали себе вожаков и, очищая родные земли от карательных отрядов джунгар, начинали свое победное шествие. С Келес-Бадамского хребта, с северных пастбищ Сары-арки, с Улытауских и Каратауских гор они прокладывали себе дорогу в сторону Туркестана, куда, по словам глашатаев, двинулось объединенное войско батыров Богенбая, Санырака, Тайлака, Таймаза и Кенжебатыра. Малайсары среди них уже не было. Он погиб в жестокой сече с отборной тысячей Шона-Доба. Ведя за собой триста смелых отчаянных жигитов, он устремился за принцем, покинувшим поле боя. Увлекшись погоней, они далеко оторвались от своих, и тогда телохранители принца, внезапно развернувшись, взяли жигитов в кольцо. Кони сарбазов устали, кони джунгар были свежи — ведь эта тысяча не принимала участия в битве на Карасыир. Отчаянно, не щадя живота, дрались жигиты. Джунгары не смогли одолеть их, к Малайсары на помощь мчались сотни башкира Таймаза. Когда они подоспели, джунгары во главе со своим принцем были уже далеко. В степи стояла тишина. В лучах вечернего солнца, ведя за повод своих уставших коней, жигиты Малайсары бродили по густой, помятой во время боя траве, разыскивая и подбирая своих раненых друзей, а и стороне десять жигитов несли тело батыра на самодельных носилках… И когда Кенжебатыр вместе с Таймазом подъехали к ним, жигиты бережно положили носилки к их ногам. Кенжебатыр увидел обескровленное, искаженное яростью лицо Малайсары. Соскочив с коня, стал на колени, не смог удержать слез, зарыдал, как ребенок. Застонали раненые…
Три дня сарбазы хоронили своих друзей, павших в битве, принося в жертву боевых коней; три дня праздновали победу. К ним шли и шли люди, иногда целыми отрядами. Санырак и Тайлак устроили торжественную встречу батыру Богенбаю, когда тот после победы над джунгарами вместе с шестьюстами своих сарбазов прибыл к берегам Буланты. Рослый, плечистый Богенбай был добродушен и спокоен. Он искренне, по-братски обнял батыров, простотой своей сразу завоевал их доверие и уважение. И после тоя Тайлак и Санырак, не сговариваясь, предложили Богенбаю принять положение старейшины среди них.
Богенбай решил, не теряя времени, двигаться к Туркестану, где скопились главные силы джунгар. К тому же гонцы сообщали, что где-то в степях под Отраром проходит «Турымтай кенес»[65] ханов трех жузов. Они собрались там по призыву трех великих биев[66] — Казыбека из Среднего жуза, Айтеке из Младшего жуза и Толе из Великого жуза. Бии, получив весть о победе сарбазов в урочище Карасыир и выполняя волю народа, обратились к ханам: «Поставьте свои юрты рядом, чтобы на пути не было посредников, объедините свои силы, подтвердите свое братство перед лицом врага и поднимите свои знамена для окончательной победы над джунгарами, поддержите батыров, окажите почести победителям, созвав людей на великий курултай. Изберем вождя и сардара ополчения!»
* * *
…Объединенная конница батыров направилась к югу. Туда же потянулись отдельные мелкие отряды мстителей со всех окраин казахской земли. Они шли открыто. Так что для провидцев джунгар не составляли секрета их намерения и цель. Но попытки джунгарских тысячников остановить их не имели успеха. Казахские ополченцы уже не выглядели такими слабыми, как год или два назад. Их сплоченность, бесстрашие, а порой даже безрассудная храбрость пугали джунгар. Тревожные предчувствия начали сковывать прежнюю наглость джунгар, и теперь не казахские жигиты, а они стремились избегать столкновений. Разрозненные отряды джунгар тоже заторопились на юг, в Туркестан и Сайрам, где находились главные силы Дабаджи. Все же Дабаджи в этой войне показал себя умней, храбрее и сильнее Шона-Доба. Да и сам Шона-Доба, потерпев поражение от малоизвестных доселе батыров, растеряв свою двадцатитысячнуго конницу, бежал к Дабаджи. Об этом уже знали все джунгары. Они знали также, что Шона-Доба оскорбил знаменитых полководцев — свирепого Хансана и могучего Дамбы — решил самолично командовать войском, но не смог управлять им; что в битве в урочище Карасыир погиб Хансана…
