— В Сарае быстро дела вершатся. К зиме новый великий хан о себе заявит, — уверенно произнес Роман Федорович. — Но я приехал к тебе не только из-за подарка хана Сартака, но известить о грядущих бедах.
— Ты уже как ворон-вещун плохие вести на Русь приносишь! — скривился, как от кислого, великий князь. — Что на этот раз? — и, склонившись к княгине, негромко сказал: — Ты бы, Дарьюшка, пошла к себе, а мы тут о делах поговорим.
Княгиня, важно кивнув на прощание Роману Федоровичу, неспешно, плавно покачивая бедрами, степенно удалилась.
— Так что еще татары удумали?
— Великий хан Мункэ решил содрать семь шкур с покоренных народов. В Суздаль, Ярославль, Ростов, Углич, Кострому, Переяславль, Тверь, Рязань, Муром, Курск, Смоленск назначены баскаки — ханские чиновники для сбора дани. Во Владимир назначен великий баскак Китата — жадный, жестокий и коварный. Каждый баскак будет иметь несколько воинских отрядов. Они-то и будут собирать дань, а по сути, опять грабить и убивать…
— Откуда знаешь?
— Гази Барадж сказал.
— Не пойму я булгарского визиря. То он на Русь войско свое ведет, то Руси помогает! — зло бросил князь Александр, переосмысливая услышанное.
— Помогает потому, что и ему татары не в радость, а что на Русь тумены водил, так здесь все просто: жить захочешь, и не то сделаешь.
— А ты? Кому служишь ты? Татарам? Булгарам? Или все же Руси? — все так же отрывисто, с плохо скрытой неприязнью спросил Александр. Его раздражал хорошо осведомленный, умный, рассудительный и независимый человек.
Роман Федорович, не понимая причины открыто-враждебного к нему отношения владимирского князя, тем не менее твердо ответил:
— Я служу Руси! А живу в Булгарии, отвечая просьбе Юрия Всеволодовича и отца твоего — Ярослава Всеволодовича. Они посчитали, что, живя среди врагов Руси, я принесу большую пользу отчине! К тебе, князь, приехал, чтобы народ знал, что его ожидает, и принял меры.
— Какие? Взбунтовался? А мне головой ответствовать?
— Нет, князь…
— Великий князь! — выкрикнул Александр. — Не забывай! Великий князь!
— Прости, великий князь. Народ может укрыться в лесах и уберечься от разорения и полона.
— А мне что посоветуешь? Тоже в леса податься?
— Ты в своей воле, великий князь.
— Тут ты прав, князь Роман… или боярин Роман?
— Как тебе будет угодно, великий князь, — спокойно ответил Роман Федорович.
— Я догадался, кто сын Юрия Всеволодовича, — резко перевел разговор Александр. — Поспрашивал кое-кого, сопоставил время… Но ты не надейся его возвысить. Татарам не нужен безвестный князь! И Русь его не примет.
— В прошлую нашу встречу я сказал тебе, что человек этот, дабы не допустить смуты на Руси, никогда не заявит о себе как о претенденте на великокняжеский стол. Ему это не нужно.
— А что ему нужно? Золото? Я дам. Ты спроси у него.
Все так же спокойно, сдержанно ответил Роман Федорович:
— Тебе он знаком, великий князь. Спроси его сам.
Князь Роман встал, отвесил поясной поклон и вышел из трапезной.
Александр с трудом сдержал себя, чтобы не приказать гридям охраны: «Взять его!»
Не прошло и месяца, как из Орды приехал гонец: хан Улагчи, сменивший на ханском столе Сартака, вызывал князей улуса Джучи в Сарай, чтобы они подтвердили свою покорность новому хану и получили ярлыки из его рук. Вместе с Александром в Орду отправились его младшие братья: Андрей суздальский и Ярослав тверской, а также Борис Василькович ростовский и Глеб Василькович белозерский.
Упрежденный Романом Федоровичем, князь Александр знал, что их ожидает в Орде, но князьям не сказался, а лишь предупредил, чтобы везли больше подарков.
Путь в Орду уже был известен, и потому князья двигались намного быстрее. В Сарае великого хана не было. Он в очередной раз сменил свою ставку, правда, не в пределах города, а более чем в ста верстах на Ахтубе.
После месяца ожидания, пройдя обряд очищения огнем, князья предстали перед великим ханом. Третий сын Бату хан Улагчи был молод, подвижен, в его движениях чувствовались сила и какая-то звериная ловкость, лицо же, смуглое, типичное монгольское, имело хищное выражение. Приподнятые скулы и лепестки ноздрей, загнутые вверх, создавали подобное ощущение.
Князья завалили хана мешками с серебром, золотыми кубками, золотыми подносами, на которых искрились гранями драгоценные камни.
— Вижу, что земля ваша богата и может дать многое. Я подтверждаю полученные ранее ярлыки. Но свою преданность мне вам предстоит еще доказать. Для сбора дани я решил направить в улус Джучи баскаков — сборщиков дани. Вместе с тобой, князь Александр, в стольном городе сядет великий баскак Китата. К вам в улус я направляю переписчиков. Вы должны принять чиновников и представить им каждый двор, каждого человека, каждую лошадь. Когда перепишут Русь, я назначу для улуса Джучи тамгу и туска. Своевременно поставляя выставленные налоги, вы докажете свою преданность мне. Тот же, кому дань окажется не под силу, ярлыка лишится.
Взмахом руки великий хан отпустил русских князей вольно.
— Что такое тамга и туска? — не утерпел с вопросом Андрей, как только князья вышли из огромного ханского шатра.
— Тамга — это денежный налог на лошадь. Считается, что все лошади на Руси принадлежат хану. Хочешь ездить на лошади или пахать, плати деньги. А туска — это просто налог на каждого живущего в улусе Джучи. Платить можно деньгами, съестными припасами, пушниной, скотом…
— Вот это да-а, — присвистнул князь Андрей. — И много платить?
— Немало.
Князья не знали еще того, что на Русь им предстоит возвращаться с ханскими переписчиками и баскаками, а также воинскими отрядами, призванными обеспечить перепись, или «число», как это прозвучало на Руси.
4 марта 1257 года ханские чиновники приступили к переписи населения в Ростовском, Суздальском, Рязанском и Муромском княжествах. Люди сопротивления не оказывали, многие даже не понимали, зачем татарин в сопровождении княжеских дружинников приходил во двор: выискивал, вынюхивал и что-то записывал на покрытых воском дощечках. А позже княжьи люди назначили из их числа десятников и сотских, а над тысячами появились темники и татарские мурзы. Когда же выяснилось, что это делалось, чтобы полнее собирать дань, было поздно что-либо предпринимать. Со слезами, криками, стенаниями начался сбор дани на Руси.
Но не все были так покорны. Ярославский князь Константин Всеволодович заявил о своем несогласии с Ярославичами. Он изгнал из княжества переписчиков и конный отряд татар. Тогда главный баскак Китата послал в Ярославль конный отряд в несколько тысяч всадников. Сражение между княжеской дружиной и татарами произошло 3 июля 1257 года на Туговой горе, близ Ярославля. В яростном сражении князь Константин был убит. Лишившись князя, ярославцы пали духом и были разбиты. Кое-кто спасся, укрывшись в лесах. Но большинство легло костьми, не склонив головы перед татарами.
Дорога в Орду скоро оказалась не только натоптанной, но и наезженной. Сотни и сотни телег, наполненных добром, в сопровождении охраны из татар катили в город Сарай, заполняя ханские склады и сокровищницы, чтобы затем часть их перекочевала в сокровищницы великого хана Мункэ.
В затерявшийся в лесных дебрях лагерь прибежал дозорный с муромской дороги.
— Едут, — выпалил он, едва переведя дух. — Сорок телег и пять десятков татар. Телеги порожние. Видно, только направляются за данью.
Андрей, дав дозорному передохнуть, переспросил:
— Так сколько ты телег видел?
— Сорок.
— А татарских всадников?
— Пять десятков, сам считал, — уверенно произнес дозорный Клим Голова.
— Пять десятков?
— Вот те крест, пять, — перекрестился дозорный.
— А на телегах сколько?
— На телегах?.. — Клим призадумался. — Человек шестьдесят. Где один возница, где сидят по двое.
— Значит, уже в обозе не пятьдесят?
— Так то наши мужики, — отмахнулся Клим.
— Наши-то наши… а ну за топоры возьмутся? Тогда что? Э-эх, горе-вояки! Учу вас, учу уму-разуму, а все попусту.
Стоявший рядом с Андреем Ярема Лакун, не выдержав, вступил в разговор:
— Скликай народ! Уйдут ведь татары!
— Погоди, — сердито посмотрел Андрей на своего друга и помощника и продолжил расспрос: — Куда же обоз направился — на Муром или Новград земли Низовской?
— На Новград. Верь мне, воевода. Мы с Федором-гончаром и Первуном обоз до развилки довели. На Новград направились.
— Вот теперь можно и народ скликать. Ярема, займись. А ты, Клим, скажи, где же твои товарищи?
