Ознакомительная версия.
На хмуром лице Главного появилось подобие улыбки, он шагнул вперед, поздоровался с Главным теоретиком. Остальные – ведущие, его замы только издали кивали ему.
– До свидания, товарищи, – обернулся Главный теоретик, и они зашагали не к выходу, а в сторону, где у кромки взлетного поля ожидала сверкающая «Чайка».
Здание вокзала втянуло в свои раскрывшиеся двери разноцветную змейку людей, а затем выпустило их с другой стороны, к тесным рядам автобусов.
– Товарищи и друзья, коллеги, – сказал кто-то из проектантов. – Загружайся, этот до гостиницы.
Они, торопясь, полезли в экспресс и весьма удачно, потому что через несколько минут экспресс мягко тронулся. Он сделал возвратный круг, вырулил к шоссе и загудел, набирая скорость. Мимо окон проносились поля, голые деревья, блестящие крыши домов с крестами антенн. Автобус несся по центральной линии. И, когда в зеркальце шофера появилась догонявшая его «Чайка», он не сразу сдался. Некоторое время они шли рядом, как говорится, «ноздря в ноздрю», затем она мягко и как бы нехотя ушла вперед, и Вадиму показалось, что рядом с водителем он увидел мрачное лицо ЭСПэ.
Глава 12.
– Я уже было пал духом. Такой туман, – сказал Мстислав Всеволодович своим скрипучим голосом, наклоняясь вперед. Сергей Павлович хотел было обернуться, но ему было трудно. Тогда он повернулся не головой, а всем туловищем, почувствовав спиной и затылком привычную боль. Но видя, что за ним наблюдают, улыбнулся и сказал первые, ничего не значащие слова:
– Мне сейчас объяснили, кто такой пессимист. И, отмерив необходимую паузу, сказал:
– Пессимист – это хорошо проинформированный оптимист. А вот оптимист. Это проинструктированный пессимист.
Машина быстро неслась по мокрому, точно намасленному шоссе. Оно было пустым. Только местами возле ручьеобразных ответвлений шоссе стояли люди, обозначая автобусные остановки.
Для тех, кто знал Сергея Павловича достаточно хорошо, не представило особого труда определить, что ЭСПэ был сильно не в духе.
Намеченный ритм его дня был нарушен с самого начала, когда в министерстве ему пришлось ожидать в приемной, несмотря на согласованный час. Слова, подсластившие пилюлю, не исправили положение, потому что время было потеряно, а он спешил. В этом не было ничего удивительного, и он не рассчитывал на ангелов, но он всегда спешил, и неудачное утро могло испортить последующий день.
Разговор в министерстве опять был не тем, который он ожидал, и из-за этого выходил опять-таки потерей времени. Так в его спланированном расписании появился существенный пробел. Но у него было резервное время, которым он не без сожаления пожертвовал.
Он собирался заехать в РНИИ. Пожалуй, это была не деловая поездка. На фирму пришло предложение о совместной работе над ракетой, и это было формальным предлогом для его посещения. А в глубине души ему хотелось заехать и посмотреть: как там, в РНИИ? И, может, вспомнить далекое время, первые проекты и первые удары судьбы. Или это всё к лучшему, подумал он, – не стоит вспоминать.
Затем в расписании его значились управленцы носителем. И с ними, конечно, не кончишь в два счета, на них не надавишь, не подожмешь. Он пробовал нажимать, но они становились податливы и соглашались, не споря. А это значительно хуже, потому что соглашаются они формально, а затем присылают на фирму аргументированное письмо.
После этого он собирался посетить Лавочкина – КБ и завод.
– Вы еще не видели завода? – спросили его в министерстве. – Поезжайте, поезжайте… Не завод – игрушка… Для крупных вещей он не подойдет, а межпланетные станции как раз для него. Хороший завод, очень грамотное производство. Все у нас тут понимают, ваша инициатива, а потому вас никто не торопит. Хотя по логике вещей, и то сказать, самое время. Документация у вас готова? Вам это сразу развяжет руки, позволит сосредоточиться на пилотируемых кораблях.
При этих словах Главный поморщился, потому что это были его собственные слова, и он не любил простых повторений.
– Поезжайте, посмотрите, и примем решение. Постановление о передаче у нас подготовлено. Теперь всё зависит от вас.
Сергей Павлович поехал к управленцам, а затем и на завод, куда собирался передать межпланетные станции. Однако и там ему не повезло. Такой уж, видно, выдался день.
КБ и авиационный завод были с высокой технической культурой, лишившиеся привычной тематики и ожидавшие решения своей судьбы. Кадры на нём были старые, опытные, не хотелось их разбазаривать. Но день был, действительно, невезучим.
На заводе Сергей Павлович попал на чествование одного из руководителей КБ, и это тоже была задержка. Его приветливо встретили, посадили в президиум, но он досадливо морщился, и как на иголках сидел. Он был в принципе не против чествований, когда они способствуют делу. Он сам поднимал вопрос о чествовании Циолковского, хотя до этого мало кто из специалистов принимал его всерьез. Причем отталкивали его же первые книги, не сами книги – их содержание, а оформление. Не имея знаков в калужском издательстве, интегралы он обозначал буквами, вводил в формулы русские буквы, такие как «Щ». Другим казались забавны размеры в старинных мерах.
«Длина корабля, – по этому поводу шутили досужие остряки, – два локтя и два ногтя по Циолковскому». И все вместе взятое приводило нередко к тому, что ознакомление с его ценными книгами не выходило за рамки первых страниц.
«Глупо, – подумал Сергей Павлович. – То же самое, что о женщине судить по помаде на губах… А эти взаимные юбилеи… Когда это кончится?»
Он ожидал, мрачнея, когда закончат подносить грамоты и адреса, и попросил слова.
– Слово имеет Главный конструктор – Сергеев Сергей Павлович, – объявил председательствующий. Он встал, и сделалось удивительно тихо, так тихо бывает в поле или в глухом лесу.
– О положении с двигателями сейчас не может быть двух мнений, – жестко начал он. И шаг за шагом он начал излагать свои мысли, всё то, о чём он думал говорить с будущим руководителем КБ. И так, шаг за шагом, он изложил положение дел и будущие работы, а под конец со свойственным ему умением вернулся к юбиляру и поздравил его.
Он знал, что слова его разнесут завтра по отделам КБ и всем уголкам завода и не только этого, но и других. Он преднамеренно задел двигателистов, которые тут были не причём, а только к слову пришлись. Но они сейчас держали его, Главного конструктора ракетно-космических систем, и он начал именно с них. Он не хитрил, он говорил о том, что было важно и волновало, а потому слова его звучали веско и убедительно.
Он понимал, что завтра, когда Главному конструктору ракетных двигателей будут переданы его слова, тот сначала поморщится, пожмёт плечами. Он даже представил, как это он сделает, потому что знал его очень хорошо. Они вместе начинали, а конструктор двигателей умен, талантлив и самолюбив, как чёрт. Но так же он знал, что теперь он вылезет из кожи, чтобы сделать все возможное и невозможное, хотя и непонятно, что решит. И это посильнее распоряжения и уговоров.
Завтра во всех смежных КБ будут говорить: так сказал Главный… Это сказал Сергеев. А потому Главный знал цену своим словам, и зря на ветер их не бросал.
«Он сделает…Обязан. Разобьется в лепешку, а сделает. Тогда мы сможем, пожалуй, успеть. А потом за рюмкой водки придётся повиниться ему… не сердись, мол, Валентин Петрович, кому же, как не нам, делать первыми, и обижаться нам друг на друга – пустое дело. Скажу по-дружески, совсем ни к чему».
Сергей Павлович не вернулся за стол президиума и, выступая, намеренно поднялся на трибуну, чтобы после этого сразу уйти. Потом он ходил по КБ и заводу, удивлялся обилию незастроенных пространств на заводском дворе и прикидывал, как бы переделал его. Он остался доволен и КБ, и заводом, и своим сопровождающим, которого он наметил себе в преемники по части межпланетных станций, хотя он и раньше достаточно знал его.
С виду было не особенно заметно, потому что он спрашивал хмуро, невесело шутил, но уехал с чувством, что нашел хорошую няньку своему выросшему ребёнку. Что ж, рано или поздно приходится выпускать детей в жизнь.
После этого он отправился на аэродром. Решение о передаче станции он считал для себя решённым, и нужно было поговорить с Главным теоретиком, как сделать эту передачу эффективней по линии Академии Наук.
К аэродрому ехали молча. Шофер, управлявший «Чайкой», привык молчать. Последние годы он ездил с начальством и приучился отвечать только на вопросы. К тому же он знал отлично, кого везёт. Сначала он ожидал вопросов, но пассажир молчал, говорил, куда везти, и по его коротким репликам шофер сделал вывод: Москву знает хорошо, не любит, когда везут окольным путём.
Самолет опоздал, опоздание затягивалось. Прилёта ожидали с минуты на минуту в течение нескольких часов, и это довершало крушение отлично спланированного дня. Он еще многое хотел сегодня успеть, потому что знал, что завтра работа в комиссии по запуску поглотит его целиком, если сегодня же после намеченного телефонного разговора не придется лететь в Красноград.
Ознакомительная версия.
