Урфон-эфенди предполагает также, вопреки позиции некоторых своих соратников по джадидскому движению, выступить с широкой программой сближения с русской культурой. Я полностью поддерживаю его в этом начинании. Вы знаете, Хамзахон, недавно я прочитал стихотворение Фурката о рояле, который он однажды видел в России. Замечательные стихи!.. И я решил, что мы обязательно должны познакомить нашу интеллигенцию с последними достижениями русской музыки, литературы, общественной мысли. Вы не хотите взять на себя этот раздел газеты?
- Надо подумать...
- У нас в Коканде есть один учитель русского языка. Фамилия его, кажется, Орлов... Вы не знакомы с ним?
- Нет, не знаком.
- Так вот, он мне показывал роман Максима Горького "Мать"... Не приходилось слышать?
- Приходилось.
- От кого?.. Впрочем, неважно. Можно попросить этого Орлова написать нам в газету статьи о Пушкине, Лермонтове, Герцене, Чернышевском, Некрасове... А вы переведёте их на узбекский. Надо будет вообще чаще привлекать русских к участию в газете. Среди них, особенно среди ссыльных, есть очень образованные люди... Вы знакомы с кем-нибудь из ссыльных русских?
- Нет, не знаком, - сказал Хамза.
- А доктор Смольников, который делал операцию Ачахон?
- Мы больше не виделись с ним.
- Одним словом, газета разрешена. Впереди много интересной работы. Мы ждём вашей помощи, Хамзахон.
Дверь приоткрылась, и снова показалась голова матери:
- К тебе снова пришли, сынок. Просят выйти.
Хамза поднялся.
- Вы подождёте, Алчинбек?
- Конечно, конечно!..
Хамза вышел.
Алчинбек, оставшись один, повернул к себе лежавшую перед Хамзой книгу. Абдулла Тукай... Взгляд заскользил по стенам, полкам, нишам, ковру, подушкам...
Во дворе стоял Буранбай.
- Что случилось? - спросил Хамза.
- Вы сможете сегодня ночью пойти со мной? - не ответив, спросил Буранбай. - Это очень важно для вас.
- Куда?
- Потом объясню. Будьте готовы к половине двенадцатого.
Хамза вернулся в свою комнату.
- А как быстро прошла наша молодость! - задумчиво сказал Алчинбек. - Не успели и оглянуться, а уже наступила взрослая жизнь... Кто это к вам приходил?
- Сосед.
- Буранбай?
- Да, он.
- В юности мы строим большие планы, намечаем высокие цели, но проходит несколько лет, и выясняется, что надо просто делать обыкновенную черновую работу. Даже скучно становится... Иногда так хочется всё переменить вокруг... Вам не хочется, Хамзахон?
- Хочется.
- Но что может изменить человек один? Жену, веру, город, в котором живёт?
- А почему один?
- Вот именно! Если смотреть на историю, нетрудно заметить, что люди всегда объединялись для каких-то больших перемен. Взять, например, Россию...
- У русских очень богатая история... Впрочем, как и у всякого другого народа.
- Надо дружить, Хамзахон, с русскими. Надо изучать их жизнь, их историю, их обычаи и нравы. У русских в прошлом были великолепные герои и борцы за народное дело - Степан Разин, Емельян Пугачев... Русские дворяне добровольно пошли на каторгу за народ... А русская революционная молодёжь? Они убили царя Александра, они и сейчас продолжают убивать своих губернаторов, генералов, министров. Русские рабочие всё время бастуют...
- Послушайте, Алчинбек, - нагнулся вперёд Хамза, - я сейчас читаю одну очень интересную книжку как раз об этом...
- Какую книжку? Где вы её достали? У кого?
- Я не могу сказать - это тайна.
- У вас есть тайны от меня, от друга вашей молодости?
- Это не только моя тайна. Когда я прочитаю, я вам обязательно её дам... Вы слышали что-нибудь о социал-демократах, о большевиках?
- А как же! Социал-демократы сейчас одна из наиболее известных революционных партий в России. А главная их сила - большевики и Ленин. Вам знакомо такое имя - Ленин?
- Нет, не знакомо.
- О, это очень большой человек! Ленин и писатель Максим Горький - вот самые знаменитые большевики.
- Откуда вам все это известно?
- Я же готовлюсь стать редактором газеты. Приходится очень много читать... Но разве в той вашей тайной книжке не упоминается имя Ленина?
- Нет.
- А Маркса?
- Упоминается.
- А вы хоть знаете, кто такой Маркс?
- Не знаю.
- Главный революционер Европы и всего мира. Он написал огромную книгу о капитале.
- Революционер о капитале?
- Да, Хамзахон. У социалистов это называется ди-а-лек-ти-ка.
- Интересно.
- Хотите почитать Маркса?
- О капитале?
- Нет, о другом. Урфон-эфенди имеет очень большую библиотеку на многих языках, в том числе и на русском. И я видел у него маленькую книжку Маркса о французском императоре Наполеоне.
- Спасибо, Алчинбек.
- А вы мне дадите свою книжку, которую сейчас читаете. Обменяемся, как мы это с вами делали в медресе, помните?
- Помню. Конечно, помню.
- Да, было время - юность, мечты, надежды... Я вот иногда думаю: третий десяток лет живёшь ты, Алчинбек Назири, на земле, а что, как говорили древние мудрецы, сделано для бессмертия?.. Ничего. Пока ничего.
Луна. Одинокая и печальная, высоко в небе. И длинный ряд тополей, таинственно освещённый её неземным серебристым сиянием.
Пахнет опавшими листьями. Ночные звуки полны загадок.
Сорвался с дерева ещё один тополиный лист и с прощальным шорохом закружился вниз.
Ночь на земле. Ночь на земле и на небе.
Осень в природе. Осень в душе и в сердце.
- Никого нет, - сказал Хамза.
- Надо подождать, - сказал Буранбай.
Где-то журчала вода. Вскрикнула птица во сне - бесприютная, неприкаянная. И, словно испугавшись этого крика, упала звезда, скатилось за невидимым горизонтом мгновение, зажглась и погасла, будто чья-то короткая жизнь, песчинка света в безбрежном океане вселенной.
Хамза сел на землю, закрыл лицо руками.
- Скажи, скажи ещё раз, как все это произошло, - глухо сказал он, не разжимая ладоней. - Я ничего не понял.
- Её подруга встретила позавчера Умара, - сказал Буранбай.
- Где встретила?
- На базаре.
- Ну и что?
- И сказала ему, чтобы он завтра, то есть вчера, в тот же час снова пришёл на базар.
- Он пришёл. Дальше...
- Подруга сказала, что Зубейда ищет тебя, что она просит тебя завтра, то есть в полночь, быть вот на этом месте. Она придёт сюда.
- Как же она выйдет из дома? Её никуда не выпускают!
- Подруга уговорила сторожа. У них рано ложатся спать. Сторож выпустит Зубейду.
- Но ведь сюда далеко идти от их дома. Далеко и опасно.
- Умар будет ждать её на улице. Он проводит её сюда.
- А вдруг им встретится кто-нибудь?
- Ну и что? Кто будет связываться с Умаром?
- А как же обратно?
- Мы подождём её...
- Нет! Я сам провожу!
- Тебе нельзя. Если узнают, что она приходила к тебе, тебя зарежут.
- Я не овца!
- Зарежут во сне. Не успеешь глаза открыть.
Хамза несколько секунд сидел молча. Потом поднял голову и посмотрел на Буранбая. В глазах у Хамзы блеснули слёзы.
- Я буду верен тебе до конца дней, - тихо сказал он.
- Мы все проходим через это, - вздохнул Буранбай, - у меня тоже когда-то была любовь...
- Дочь медника?
- А ты знаешь?
- Слыхал.
- Ничего не вышло. Отдали за богатого. Сейчас время денежных...
- Идут, - - шёпотом сказал Буранбай.
Хамза вскочил на ноги. В конце тополиной аллеи показались две фигуры и тут же исчезли в тени, отбрасываемой деревьями.
Снова вышли на ярко освещённое луной место и снова исчезли в тени.
- Это они. - Буранбай поправил тюбетейку. - Я пойду навстречу. Мы с Умаром будем ждать там, в конце аллеи. Она придёт сюда одна.
...Сердце Хамзы стучало так сильно, что он даже оглянулся.
Тишина. Только поют свою бесконечную, безразличную, бесполезную песню невидимки кузнечики. Вода журчит, нарастает, грохочет, будто её льют с вершины горы. И луна безмолвно колотит в жёлтый круг своего бубна ослепительным серебристым сиянием.
Тишина. Всё сгустилось. Сердце молотом бьётся в наковальню груди.
Женщина вышла из тени. Вспыхнула лунным пожаром.
Погасла в длинной тени деревьев. Опять загорелась белым пламенем мёртвого света.
Погасла.
Осветилась ещё раз мерцанием древнего ока небес.
Погасла.
Зажглась как свеча на ветру в ореоле пустого зрачка ночи.
Погасла.
Ушла в тень. Слилась с темнотой. Растворилась во мраке.
И вновь родилась в угрюмой волне лунного серебра, в недобром, зловещем оскале холодного волчьего солнца.
Зубейда приближалась. Она шла по тополиной аллее, по упавшему на землю частоколу теней, то пропадая, то возникая.
Есть. Нету.
Белая. Чёрная.
Есть. Нету.
Небо. Земля.
Есть. Нету.
Человек. Маска.
Есть. Нету.
Здравствуй. Прощай.
Она шла через ночь без паранджи-чачвана. Только большой тёмный шелковый платок был наброшен на плечи.
Голова поднята вверх и запрокинута назад.
Белое пятно лица.
Она шла через полосы света и темноты, как мимо какого-то неправдоподобно огромного полосатого хищника, выжидающе и терпеливо замершего на своей боевой охотничьей тропе.
