В самом деле, 21 мая бой под Эслингом не стал победой, а 22-го, после того как был тяжело ранен Ланн, армии пришлось отступить и оставить остров Лобау. Если бы не Массена, день закончился бы катастрофой. Жозефина настроена так пессимистически, что не может скрыть своей тревоги от Меттерниха, ставшего военнопленным, и проезжавшего через Страсбург, чтоб быть вымененным на французского посла. «Я застал ее глубоко встревоженной последствиями, которые могло иметь произошедшее событие, — повествует он. — Она сообщила мне все, что ей было известно, и у меня не осталось никаких сомнений в масштабах поражения. Подробности были так точны, так бесспорны, что Жозефина была твердо уверена: когда я попаду в Вену, переговоры уже начнутся. Императрица допускала даже, что я, возможно, встречу по дороге Наполеона, возвращающегося во Францию».
Неужели она больше не верит в мужа? Ланн умирает. Герцогиня Монтебелло проезжает через Страсбург, но отказывается задержаться, и сама Жозефина спешит на постоялый двор, чтобы встретиться с нею. Уж не конец ли это эпопеи? Императрица так подавлена, что решает отправиться на воды в Пломбьер. «Рад твоей поездке», — отвечает ей Наполеон из Шенбрунна. И заканчивает: «Прощай, друг мой, ты знаешь, каковы мои чувства к Жозефине. Они неизменны. Весь твой».
«Его неизменные чувства…» Введена ли она в обман? Известно ли ей уже, что, едва обосновавшись в Шенбрунне, все сильнее влюбляющийся в Марию, Наполеон вызвал к себе свою «польскую жену»? Знает ли она, что ее соперница покинула улицу Шантрен, где жила в двух шагах от милого сердцу Жозефины «каприза», и отправилась к императору? Он поселил ее вблизи от дворца, в домике, снятом для него.
10 июля Жозефину будит паж Наполеона Фердинан де Ларибуазьер. Молодой человек упорно держит шляпу «прижатой ниже поясницы» — он скакал трое суток, и штаны его продраны. Пошатываясь от усталости и засыпая на ходу — «на почтовых станциях его снимали вместе с седлом и переносили на другую лошадь», — он достает из своей запыленной треуголки письмо Жозефине, в котором император возвещает о победе под Ваграмом: «Неприятельская армия в беспорядке бежит, и все идет в соответствии с моими замыслами. Бесьеру задело ядром мясистую часть бедра, но рана очень легкая. Ласаль убит. Мои потери довольно значительны, но победа решительная и полная. Мы захватили больше ста орудий, двенадцать знамен, множество пленных. Я обгорел на солнце. Прощай, дружок, обнимаю тебя».
Счастливая Жозефина благодарит пажа и протягивает ему перстень с великолепным бриллиантом — «Малым розовым». Полина, которой Ларибуазьер также доставил новость, менее щедра: она награждает Фердинана лишь улыбкой.
— Это меня не удивляет, — восклицает император, узнав подробности. — Она сквалыга.
Через два дня после победы он сообщает из Волькерсдорфа Жозефине новые подробности:
«Все идет в соответствии с моими желаниями, мой друг. Неприятель разбит, сокрушен, обращен в бегство: его войска были многочисленны, но я их раздавил. Сегодня чувствую себя хорошо, а вот вчера малость прихворнул — от безмерной усталости разлилась желчь, но мне это пошло очень на пользу.
Прощай, мой друг, я отменно здоров».
* * *
По прибытии в Пломбьер Жозефину встречает депутация из Жерарме, явившаяся приветствовать ее на местном диалекте. «Государыня» — вот единственное, дважды повторенное в восьми стихотворных строфах слово, которое ей удалось разобрать.
Во время этого — последнего — пребывания в Пломбьере вокруг Жозефины собирается целый услужливый мирок, но она избегает людей. Она уединенно живет с приехавшими к ней Гортензией и Стефанией. Она балует внуков, выписывая для них новые игрушки из Страсбурга: раскрашенных картонных и деревянных солдатиков, всяческие экипажи, которые можно возить по паркету, а также огромный военный корабль на колесиках.
Она принимает Моле[107], равно как престарелого и вышедшего из моды маркиза Станисласа де Буфлера, старающегося развеселить ее, рассказывая ходкие «в его время» фривольные истории.
Как явствует из ее счетов, Жозефина по-прежнему очень щедра. Каждому пажу, который привозит ей письмо от императора, она дарит бриллиант стоимостью от 1200 до 4000 франков. Заходя на какую-нибудь ферму хотя бы для того, чтобы выпить стакан молока, она делает подарок. Узнав, что крестьянская пара празднует золотую свадьбу, она дарит часы или табакерку. Встречая бедняка, арестанта или калеку, бросает им наполеандоры. Не слишком ясно — почему, поскольку это не очень удачно сочетается с ее образом, она накупила про запас массу четок и раздает их старикам. У нее всегда наготове табакерки, предназначенные для субпрефектов, смотрителей почтовых станций и командиров эскорта. Однажды во время этого последнего курса лечения она выбраковывает тридцать семь платьев и раздает их своим горничным.
1 6 августа, возвращаясь в Париж, она проезжает через Нанси. Власти, естественно, устремляются ей навстречу, и ее величество благоволит их принять, а также удостоить приветствиями толпу, собравшуюся по пути ее следования. Она приглашает начальника почетного караула отобедать с ней, но выглядит озабоченной и совсем не улыбается.
В момент ее проезда через Сент-Обен смотритель почтовой станции выдает дочь замуж: императрице прямо в карету подают брачный контракт, и она подписывает его. В семь вечера 2 1 пушечный выстрел возвещает о ее прибытии в Бар-ле-Дюк. Она обедает у маршала Удино, там же проводит ночь и утром отправляется дальше.
Наполеон пишет ей нежные письма: «Получил твое письмо из Мальмезона. Мне доложили, что ты поправилась, посвежела и отлично себя чувствуешь. Уверяю тебя, Вена вовсе не веселый город. Мне очень бы хотелось быть уже в Париже».
31 августа он подтрунивает над ней: «Вот уже несколько дней не получаю от тебя писем, видимо, удовольствия Мальмезона, теплицы, прекрасные сады побуждают забывать о тех, кто далеко; я слышал, так у вас, женщин, всегда ведется. Все только и говорят, как ты хорошо себя чувствуешь; все это настораживает меня…»
В начале октября в Мальмезон приезжает Гортензия. Она застает мать — она напишет об этом позднее — «в отчаянии от связи императора с этой юной полькой». Жозефине известно теперь, что Мария Валевская приехала к Наполеону в Шенбрунн. Но она еще не знает ужасной новости: в один из сентябрьских дней Мария объявила императору, что ждет ребенка. Если все будет хорошо, он появится на свет в мае 1810. Наполеона это безмерно обрадовало. На этот раз он мог бы во всеуслышанье крикнуть: виноват не я, а Жозефина. Она ведь сумела в конце концов втемяшить ему, что именно он неспособен к деторождению. И он почти смирился со своей участью. Наверняка тот ворчун[108] в Булонском лагере был прав, когда ответил на вопрос новобранца:
— А у маленького капрала[109] есть дети?
— Ты что, раз…, не знаешь, что у него голова вместо X…?
Наполеон смирился. Что, если это расплата за его гений? Быть может, отсутствие у него наследника — цена его славы? Конечно, рождение маленького Леона позволило ему возыметь «надежды». Однако, поскольку — по крайней мере, так утверждали — м-ль Денюэль была также добра и к Мюрату, Наполеон, поразмыслив, испытывал порой сомнения на свой счет. Красавица Пелапра, кокетливая и смешливая лионка, напрасно уверяла, что дочь, произведенная ею на свет 11 ноября 1806, тоже от него, Наполеон по-прежнему был убежден только наполовину. Он знал, что и вокруг этой дамы слишком много мужчин[110].
На этот раз уверенность была полная, все сомнения отпадали. Его «польская жена» стояла выше подозрений Он способен к деторождению! Он может выковать первое звено династической цепи. Нет больше смысла делать своим преемником Евгения или кого-нибудь из племянников. Наследником обширной империи станет его законный сын. И необходимо, чтобы он появился как можно скорее. Это нужно для того, чтобы добиться мира, столько лет ускользающего от него, Наполеона. Недаром Фуше говорил ему еще два года назад:
— Англичан в их действиях против императора, например в нежелании пойти на мир, поощряет одна мысль: не имея детей и, следовательно, наследника, император, которого всегда подстерегает смерть, унесет с собой и свой режим.
Смерть всегда подстерегает его…
12 октября на смотру в Шенбрунне к нему приближается молодой человек с прошением. Вид у незнакомца странный. Его останавливают. Зовется он Штапс, сын пастора из Эрфурта. Его обыскивают, находят при нем нож. Наполеон решает лично допросить незнакомца.
— Зачем при вас был нож?
— Чтобы убить вас.
— Вы, молодой человек, сумасшедший или иллюминат?[111]
— Я не сумасшедший. Кто такие иллюминаты — не знаю.
— За что вы хотели меня убить?
