Ознакомительная версия.
— Скачи со своими в село Берестово, передай матушке княгине, чтобы береглась, а пуще священника защитила от людей Свенельда и Богомила.
— Сделаю, как велено, батюшка воевода, — ответил Дамор. Он позвал своих воинов и ушел с ними на рысях из Киева в морозную степь.
Ночь перед Рождеством расколола Русь на два лагеря. Но под рукой главного воеводы Свенельда оказалась лишь личная сотня воинов, с которыми воевода не расставался. Дружина его зимовала в Белгороде и не могла помочь идолянам в погроме киевских христиан. Однако в это время Свенельд и Богомил еще бушевали в гриднице и не знали расклада сил. Правда, воеводе Свенельду вскоре передали, что воины воеводы Претича уже умчались в христианские кварталы. И он был уверен, что Претич выполнит волю старейшин. Потому решал другое: кому и какими силами мчать в Берестово, дабы взять там назарея Григория. И было одно мнение у вельмож — только верховному жрецу дано выразить недовольство подданных княгине Ольге. Она хотя и назвала себя правительницей при Святославе, на самом деле ее по — прежнему величали великой княгиней. Да она и вела себя, как положено вести государыне.
Лишь Богомил хорошо помнил, как Ольга отказалась от титула великой княгини. И теперь он считал, что может проявить над нею всю полноту власти, ибо он по воле Перуна наречен верховным жрецом над всеми язычниками великой Руси и другому быть не дано.
На княжеском дворе нашлись теплые сани. Богомила посадили в них, укрыли медвежьими шкурами. Свенельд выделил Богомилу пятьдесят воинов. Он же прихватил еще троих услужителей. И вскоре, с разницей в один час после отъезда в Берестово Дамора, верховный жрец покинул Киев, окунулся в искрящуюся снегами под светом полной луны степь.
Исполнив свой долг на теремном дворе, воевода Свенельд поблагодарил старцев и бояр за участие в спасении великой княгини, поднялся в седло и повел оставшуюся полусотню в город, намереваясь принять участие в погроме христианских кварталов. Однако уже на подходе к площади храма Святого Илии Свенельд наткнулся на заслон из сотни воинов, выставленных Претичем. Знал Претич, что Свенельд явится на «потеху». Вот и решил остановить его от безрассудного шага.
— Прочь с дороги! — крикнул Свенельд, подъехав к воинам.
— Не велено пускать! — ответил тысяцкий Блуд.
— Ты что, ослеп, Блуд? Я же главный воевода! — тесня грудью своего коня тысяцкого, кричал Свенельд.
— Не велено пускать! — повторил Блуд и дернул поводья своего коня. Кони захрапели, оскалились.
— Чьим именем стоите? Где воевода Претич? Отвечай, — потребовал Свенельд.
— Стоим именем великой княгини. И потому будем стоять насмерть, — ответил Блуд.
Сей ответ охладил пыл Свенельда. Он понял, что ежели рваться вперед, то начнется междоусобная брань, чего он никак не хотел.
— Позови Претича, — велел Свенельд Блуду.
— Никак не могу. Я не знаю, где он, — Блуд, однако, знал, где Претич, но не хотел, чтобы Свенельд давил на него своей властью.
Главного воеводу задело самолюбие: как посмел Претич остановить его? Он сказал своим воинам:
— Ждите меня здесь, — Сам же рванул коня, наехал на Блуда.
— Прочь с пути! Я найду этого Претича под землей!
Молодой тысяцкий оказался разумен, он пропустил воеводу и вновь замкнул строй.
Воевода Свенельд и впрямь очень быстро нашел Претича. Тот мирно сидел в седле близ храма Святого Илии. Подскакав к нему, Свенельд осадил коня, зло спросил:
— Как ты осмелился встать у меня на пути?!
Претич ответил почтительно:
— Воевода батюшка, творю тебе же во благо.
— Но я выполняю волю совета старейшин. Сказано же выгнать всех назареев из Киева, дабы не мутили нашу веру!
— Слышал я сказанное на совете старцев. Однако есть еще устав великой княгини о терпимости к иноверцам и о почитании нравов и обычаев других племен и народов. Они же славяне, потому братья по крови.
— Я забыл Ольгин устав ей же на пользу, потому как иноверцы — назареи посягнули на нашу веру Они хотят отнять у нас великую княгиню. Вижу, что ты ослеп, воевода Претич. Тебе не место быть во главе дружины. И об этом я скажу великой княгине.
— Великая княгиня знает, чего я стою. И моя судьба в ее руках, как и твоя, воевода — батюшка.
— Ну вот что, воевода Претич, не сносить тебе головы. Свенельд не прощает обид.
Претич же оставался почтителен и сдержан.
— Я же говорю, батюшка воевода, что о тебе пекусь. А своей головы мне не жаль. Тебе же пора отдохнуть. Того и гляди, из седла упадешь. — И Претич с места послал коня рысью.
За ним последовали его воины. Свенельд остался на площади один. И впервые в жизни Свенельд почувствовал растерянность и колебание земли под ногами. Она будто уплывала куда‑то в сторону. Он дернул поводья, и конь медленно побрел неведомо куда.
В христианских кварталах Киева в эту предрождественскую ночь ничто не нарушило покоя. И хотя православные видели вокруг большое движение войска, воины, похоже, не были намерены врываться в их жилища. Сегодня они защищали эти жилища. От кого? В ту ночь киевляне не узнали этого.
Глава шестнадцатая
СИДЕНИЕ В БЕРЕСТОВЕ
Великая княгиня Ольга отдыхала, но не телом — оно еще редко знало усталость, — а душой. Душой! Сие было откровением. Ведь до сих пор она не ведала, что у нее есть душа. У язычников нет понятия о душе. А тут, благодаря отцу Григорию, она открыла в себе душу — чуткую и добрую. И все теперь принимало для Ольги новое значение.
Она узнала, что такое душевная радость, душевное умиротворение, покой, печаль и многое другое, что прежде считала грудной болью, грудным движением.
В дни берестовского сидения в ее душе медленно, но уверенно разгорался и набирал силу новый, неведомый ранее свет. Долгие часы, проведенные Ольгой с Григорием за чтением Нового Завета Господа нашего Иисуса Христа, позволили ей узнать совершенно иной мир, отличный от того, в каком она жила. Она верила и не верила в то, о чем читал отец Григорий. История жизни Иисуса Христа потрясла ее. Она упросила Григория прочитать все четыре святых благовествования от Матфея и Марка, Иоанна и Луки. И каждый раз глаза ее наполнялись слезами, когда воины Понтия Пилата вели Христа на Голгофу, дабы распять. Иногда Ольга просила прекратить чтение, но, успокоившись, говорила:
— Читай же, святой отец!
И Григорий продолжал читать:
— Тогда отпустил им Пилат Варавву, а Иисуса бив предал на распятие. Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк, и, раздевши Его, надели на Него багряницу, и сплетши венок из терна, возложили Ему на голову, и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, царь Иудейский! И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове.
И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его и повели Его на распятие…
— Остановись, святой отец! — вновь воскликнула Ольга, — Не могу видеть, как Его истязают.
Так и шло чтение святых благовествований с перерывами, вопросами, ответами и размышлениями над прочитанным. Чуткая душа Ольги все впитывала. Она словно присутствовала там, на горе Голгофе, видела, как враги срывают с Него одежды, как поднимают на крест и вбивают в Его тело гвозди. Ольга видела, как Он терпелив и не проклинал палачей, не грозил им вечной карой, но, вскинув глаза в горние выси, молил Отца Своего вселить в Него мужество и любовь к ближнему.
На пятый день берестовского сидения княгиня Ольга уже помнила многое из того, что услышала от священника Григория, и удивилась, как глубоко затрагивает душу человеческую великое христианское учение. Десять запове-.
дей она запомнила, как молитву «Отче наш», за два прочтения. На Символ веры ушло времени побольше, потому как он требовал немалого напряжения ума. Зато Нагорная проповедь далась легче. Отец Григорий читал ее по памяти, и каждое слово проповеди нанизывалось в памяти, как жемчужные зерна на нить. Акафист Пресвятой Богородице отец Григорий прочитал трижды, и трижды он вместе с Ольгой повторил его. И Ольга радовалась, сама похожая на Божью Матерь. В минуты тишины она повторяла про себя: «Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренной Иосиф смеется, к тебе зря небрачной и бракоокрадованную помышляя, непорочная, увидев же твое зачатие от Духа Свята, рече: Аллилуйя!»
Много радости получила Ольга от чтения молитв. Сколько их, и как они близки по сути жизни! И одну из них, молитву на исход души, выучила наизусть в знак благоговения пред памятью убиенного князя Игоря.
Священник Григорий торжествовал, что сумел донести до княгини Ольги силу и величие христианской религии. Он радовался успехам своей ученицы, его покоряла ее прилежность и любознательность. Она уже хотела знать историю возникновения христианства. Увы, в этом отец Григорий и сам не был силен, хотя и знал многое из того, что касалось истории византийской православной церкви. Сказал, чтобы успокоить Ольгу:
Ознакомительная версия.
