Княгиня Анастасия скончалась в феврале через три дня после Сретенья Господня[96] и была торжественно погребена в Киеве в десятинной церкви. Присутствовавшая на похоронах Ода пролила немало слез, ей казалось, что злой рок нарочно отнимает у нее самых дорогих и любимых людей. Это горе еще больше сблизило Оду с дочерьми Анастасии, Янкой и Марией. Девочки не скрывали своей готовности в недалеком будущем стать женами пасынков обожаемой ими Оды, Глеба и Романа. Наступил апрель.
У Олега постепенно прошли головные боли и головокружения, лекари стали разрешать ему выходить из терема на воздух.
Однажды, гуляя по стене детинца, Вышеслава призналась Олегу, что влюблена в младшего брата Оды Удона и ждет не дождется помолвки с ним.
Олег усомнился в возможности такой помолвки:
- Отец вряд ли захочет отдавать тебя какому-то немчину.
- Что значит «какому-то»! - возмутилась Вышеслава. - А ежели я люблю Удона и он - меня!
- Сколько лет твоему Удону? - спросил Олег.
- Семнадцать, как и мне, - ответила Вышеслава.
- Разве уже был разговор о помолвке с родственниками Оды?
- Не было. - Вышеслава вздохнула. - Матушка обещала поговорить об этом с тятей, когда он с войны вернется.
Олег нахмурился:
- Пустая затея, сестренка. Отец не даст своего согласия на этот брак. Ты же знаешь его отношение к Одиной родне и тем более к Удону. И чем он тебе приглянулся?
- О! - Вышеслава улыбнулась. - Удон красиво одевается, с достоинством держится, умеет вежливо разговаривать, не то что наш Ромка!
- Ромке и впрямь до него далеко, - усмехнулся Олег. - Только помяни мое слово, сестренка, отец будет против.
- Я знаю, - сказала Вышеслава, - но ему придется выдать меня за него.
- Почему? - Олег подозрительно посмотрел в глаза сестры. Вышеслава с выражением таинственного лукавства на лице привстала на носки и приникла губами к самому уху Олега.
- Я согрешила с Удоном, и теперь я жена ему перед Богом, - прошептала она.
Олег был поражен услышанным, но сохранил внешнее спокойствие.
- Ода знает об этом? - каменным голосом спросил он. Вышеслава кивнула.
- Как же ты позволила Удону такое, сестра! И куда смотрела Ода?
- Ничего я не позволяла! - Вышеслава обиженно надула губы. - Все случилось само собой. Как-то раз мы с Удоном остались ненадолго вдвоем: в тот день приехали герольды короля и все побежали во двор замка, чтобы их встретить. Он предложил мне посмотреть на герольдов из окна башни и повел меня по каменной лестнице куда-то наверх да так быстро, что я споткнулась и упала. Тогда Удон подхватил меня на руки и внес в небольшую круглую комнату с узкими окнами.
И когда я смотрела из окна вниз, Удон вдруг задрал на мне платье сзади… - Вышеслава запнулась, покраснев до корней волос. - Мне было больно и страшно. Я боялась вывалиться из окна с огромной высоты, а Удон говорил мне ласковые слова и продолжал со мной то, чего нельзя делать до свадьбы. Потом он мне признался, что сильно любит меня и желает видеть своей женой.
- Негодяй твой Удон! - сердито бросил Олег. - Попался бы он мне! А что же Ода?
- Олег, почему ты последнее время зовешь нашу матушку по имени? - осуждающе произнесла Вышеслава. - Это некрасиво.
- А дарить свою девственность кому попало красиво?
- Я же отдалась будущему своему супругу, - стала оправдываться Вышеслава. - Это не блуд. Матушка уверяет меня…
- Не будешь ты женой Удона, глупышка, - раздраженно перебил сестру Олег. - Отец не допустит этого и правильно сделает. А Оде за то, что она недоглядела за тобой, думаю, ой как достанется!
- Олег, милый, ты же не станешь доносить тяте, - Вышеслава умоляюще сложила руки.
- Рано или поздно все станет известно и без меня, - проворчал Олег и обнял сестру за плечи. - Даже подумать страшно, что будет, коль отец прознает об этом. Ты хоть не беременна?
Вышеслава сделала отрицательный жест.
После этого случая в душе Олега возросло предубеждение против людей латинской веры. Семена этого предубеждения посеял самый первый воспитатель княжича инок Дионисий, всходы окрепли благодаря непрестанным отцовским намекам на развращенность европейских нравов. Теперь Олегу представилась возможность убедиться в низменности латинян на примере поступка Удона.
«Значит, отец был недалек от истины и инок Дионисий тоже, - размышлял Олег. - Запад погряз в ересях и грехах! И кара Господня уже постигла западные королевства через нашествия венгров и варягов. Но зачем же тогда русские князья берут в жены латинянок? Может, мой отец потому так холоден с Одой, что ввел ее в свой дом уже не девственницей?»
Олег тут отогнал от себя эту мысль: думать плохо о своей мачехе он не мог и не хотел…
Май и июнь выдались дождливыми. Сквозь плотную пелену туч изредка проглядывало солнце, ненадолго освещая унылую картину: почерневшие от обильных дождей деревянные дома Чернигова, словно прилепившиеся к расположенному на холме детинцу с золотыми крестами Спасо-Преображенского собора, разлившуюся мутную Стрижень, в которой полощут ветви прибрежные ивы, дальние холмы за Десной, укрытые мокрым лесом.
От скуки Олег засел за книги. Первыми ему попались на глаза «Деяния апостолов». Но по-настоящему увлекла другая - «Книга об Александре». Обе книги были на греческом языке.
Сразу после утренней трапезы Олег поднимался в свою светелку и садился у открытого окна с книгой в руках.
Жизнь Александра Македонского, полная ратных подвигов, захватила княжича, пробудила в нем жажду дальних походов и на весь мир гремящих побед. Олег надолго задумывался, глядя из окна на деревья и крыши домов за мелкой сеткой дождя, пытаясь сопоставить нынешние времена с давно ушедшими, сравнивая полководцев времен Александра со своим прадедом Владимиром Святым, дедом Ярославом Мудрым, с отцом и отцовыми братьями. Что-то они долго воюют с Всеславом…
Уже больше месяца не было никаких вестей из Подвинских лесов и болот, где гонялись за Всеславом братья Ярославичи.
Неожиданно в конце июня в Чернигов возвратилось пешее войско Святослава, во главе с Регнвальдом. Вместе с войском вернулся в отчий дом и Роман.
Роман поведал братьям о том, как закончилась война с полоцким князем.
Оказывается, устав от войны и не видя иной возможности справиться с неуловимым Всеславом, Изяслав решился на святотатство. Он пригласил Всеслава и двух его сыновей в свой стан на переговоры. Перед этим Ярославичи, все трое, целовали крест послу Всеслава, обещая не причинять вреда полоцкому князю и отпустить его обратно.
Поверивший Ярославичам Всеслав явился с несколькими приближенными в их лагерь. По приказу Изяслава свита полоцкого князя была перебита, а сам Всеслав и его сыновья пленены.
- Всеволод Ярославич был возмущен таким вероломством и требовал отпустить Всеслава. Но Изяслав и наш отец его не послушали. Они сказали, что берут грех на душу не корысти ради, но для спокойствия в земле русской. - Роман не скрывал, что полностью разделяет мнение своего дяди Всеволода, поэтому с усмешкой добавил: - Чаю, не видать Изяславу ни Божьей милости, ни славы!
- А отцу нашему? - хмуро спросил Олег. Роман в ответ лишь развел руками.
- Коль пленили Всеслава по Изяславову слову, то на отце нашем вины нет, - вставил Давыд.
- Не забывай, что отец наш тоже крест целовал, - сказал Олег и осуждающе посмотрел на Давыда. - За такой грех, бывало, и дети, и внуки расплачивались.
- Что ты такое молвишь, Олег, - испугался Давыд. - Перекрестись! Не убили же Всеслава в самом деле, а лишь пленили. Что с ним будет, Роман?
- В Киев повезли вместе с сыновьями, - ответил Роман, - а что учинит там Изяслав, про то не ведаю.
Несколько дней спустя в Чернигове опять объявился барон Ульрих с двумя другими саксонскими послами. Он приехал договариваться от имени графа штаденского с князем Святославом относительно помолвки его дочери с младшим братом Оды Удоном.
За торжественным столом, накрытым по распоряжению Оды в честь дорогих гостей, барон предложил выпить за здоровье находчивого князя Изяслава, «захватившего и посадившего в клетку столь опасного зверя, как Всеслав».
- По дороге сюда я на один день останавливался в Киеве, мы останавливались, - с улыбкой поправил себя барон Ульрих, переглянувшись с двумя другими немцами, также сидевшими за столом. - Так князь Изяслав сказал нам, что живым он Всеслава из темницы не выпустит. При этом великий князь добавил что-то про воду… - Барон Ульрих нервно защелкал своими холеными белыми пальцами, пытаясь вспомнить. - Что-то про мутную воду…
- Великий кнэзэ сказаль, что довольно Всеславу воду мутить, - с улыбкой подсказал Ульриху немец с узким бледным лицом.
- Верно, Герберт! - воскликнул барон и засмеялся скрипучим ломаным смехом. - Князь Изяслав сказал точно так. Очень хороший выражений! Пьем за здоровье остроумного князя Изяслава!
