– Сэкко хэй ва тедзин дэс! Разведчик – это сверхчеловек! И тебе, для успешного продвижения по службе, крайне необходимо знать театр будущих военных действий, противника, его порты и крепости, чтобы не быть слепым щенком или штабистом-аккуратистом, воюющим только по карте. По распоряжению командующего морским округом ты поедешь во Владивосток и составишь отчет о крепостных сооружениях обороны города, портовых сооружениях, способности производить ремонт военного флота, список командного состава и места дислокации военных подразделений. Твоя будущая легенда – студент Токийского университета на каникулах у родителей.
С низкого борта нарядной свежеокрашенной шлюпки на причал штабной пристани спрыгнул невысокий молодой человек с шеей тяжелоатлета, широкими плечами и явно военной выправкой. Лицо его было вполне европейским, разве что припухшие веки и желтоватая смуглость лица выдавали восточное происхождение. Он внимательно оглядел сонную под низким хмурым небом бухту с застывшими окрашенными в белый цвет военными кораблями, автоматически еще раз пересчитал их, равнодушно пробежал взглядом по черным корпусам торговых судов с флагами разных стран, небрежно-властным качком тяжелого подбородка отмахнулся от набежавших с предложениями услуг китайцев рикш и носильщиков, подхватил поставленный лодочником на причал чемодан и зашагал вдоль адмиралтейского сквера к Китайской улице. Проходя мимо мужской гимназии, он едва ли почтительно не поздоровался со стариком-служителем, вышедшим во двор гимназии прозвонить переменку в древний надраенный до ослепительного блеска медный колокол, но во время спохватился, еще выше задрал подбородок, минул двор гимназии, заполнившийся выплеснувшей орущей ордой мальчишек и подошел к зданию японского торгового агентства на углу Пекинской.
– Ватацубасин сынок явился к отчему дому, – отметил про себя старик Лукьяныч, отбивая склянки во дворе гимназии. – Давненько его не было видно, года три уже, – прикинул он, – Что же, говорили, что он в Токийском университете учится. Высоко взлетел, на меня, мухомора старого, и не глядит. Не помнит же он зла за то, что и его иной раз приходилось в карцер запирать. Так ведь не его одного, вон, и адмиральские сынки там побывали, почтения им это только прибавило. Ну да бог с ним.
Отец и мать были несказанно рады приезду сына, хотя внешне отец эмоций и не проявил.
Вечером, оставшись в комнате одни, мужчины заговорили о деле.
– Только ли навестить родителей ты приехал, сын? – спросил господин Ватацубаси.
– Не только, отец. Командор Тодаси Одзу просил передать вам свои поклоны.
– Да, я хорошо знаю господина Тодаси Одзу. Он служил в магазине Альберса на Мальцевской и я помогал ему наладить кое-какие, – он поколебался, – торговые, это самое точное определение, связи. Он здесь не только продавал, но и покупал. Что именно, уточнять не надо.
– Командор Тодаси Одзу поручил мне освежить имеющиеся у него сведения об этом прекрасном городе и намекнул, что вы, отец, поможете мне в этом.
– Хорошо, сын, но сам проделай основную работу: поброди по городу и окрестностям, побывай в гостях у знакомых девушек – в этом возрасте все они окружены множеством молодых флотских и армейских офицеров, повстречайся со сверстниками-соучениками по гимназии и товарищами по детским играм. Буквально все, что ты услышишь от них, представляет значительный интерес. Перед твоим возвращением на родину я тоже покажу тебе кое-что важное.
Два месяца отдыхал он во Владивостоке и весьма преуспел в своей негласной деятельности. Неустанно бродил по городу, бывал у строящегося сухого дока, у казарм Сибирской военной флотилии, вслушивался в разговоры флотских и армейских офицеров и нижних чинов, заходил в низкие темные мастерские военного порта и Добровольного флота, поднимался среди корейских и китайских рабочих на строящийся Голдобинский форт, ездил на ялике на Русский остров. Словом, везде побывал, все узнал и лично осмотрел. А вечерами сидел у стола и вычерчивал китайской тушью план города, места расположения воинских частей, сухого дока, судоремонтных мастерских, фортов владивостокской крепости и секторов их обстрела… Даже составил карточки едва ли не на всех офицеров крепости и штаба Сибирской военной флотилии. Вошел в азарт, все-то ему легко удавалось, и принялся совершать дальние поездки – и в село Никольское, и в урочище Анучино, и в Новокиевское, в Камень-Рыболов, в Раздольное и Посьет. А потом с наслаждением представлял в памяти увиденное, составлял и перебирал карточки – вот они, бесценные сведения о дислокации и командном составе воинских частей в Приморье. Комендант Владивостокской крепости генерал-майор Аккерман Николай Юльевич, начальник штаба подполковник Пестич Константин Филимонович, крепостной артиллерией, весьма, кстати, жалкой, командует полковник Стрижев Максим Иванович. Командир порта контр-адмирал Энегельм, бурбон и уставник, служит едва ли не пугалом для молодых флотских офицеров, а вот командир экипажа капитан I ранга Вишняков, по отзывам – душка…
Потом принялся за описание путей сообщения. Еще строящаяся до Хабаровки железная дорога осмотрена и описана в первую очередь – и пропускная способность, и подвижной состав, и все станции и полустаночки, и мосты и мостики, все он зафиксировал. Затем пришла очередь причалов и пристаней во Владивостоке и больших поселках, вроде Речного в устье Суйфуна на Амурском заливе, Славянки в урочище Новокиевском, и в крохотных бухточках, где они есть, по всему побережью от корейской границы до Императорской гавани.
Отцу спасибо, громадную помощь ему оказал. Почти все эти данные у него были, лишь кое-что перепроверить и уточнить оставалось. Не зря же отец уже двадцать лет прожил в среде этих бестолковых, доверчивых простофилей, хапуг и пьяниц офицеров и чиновников. Какое уж там сохранение военных тайн: приходит, скажем, в консульство полковник Экстен, командир строительных батальонов, или интендантский чиновник Стрелков договариваться насчет поставки цемента марки "Онода", он здесь лучшим считался, да и дешев был, так прежде чем заказать количество, они обязательно посоветуются с представителем фирмы, назовут титулы работ и обсудят объемы. Ну как этому не порадоваться, как не восхититься их доверчивостью и простотой…
Корабли Сибирской военной флотилии и Тихоокеанской эскадры его не интересовали: каждую зиму они собирались в Нагасакской бухте, так что на них только самый ленивый не побывал. Он сам, для ознакомления с флотом будущего противника, ездил неоднократно и на "Память Азова", "Нахимов", "Корнилов", и на "Владимир Мономах", развозя заказанные в магазинах сладости, чаи, фарфоровую посуду, гребни, веера и прочую галантерею.
Русские офицеры были горячими патриотами своих кораблей и настолько крепко их любили, что едва ли не как один, желали обзавестись искусными их копиями. Японские мастера, славившиеся тонкой, кропотливой работой, в большом количестве изготовляли модели их крейсеров и канонерских лодок, но для этого они нуждались в точных измерениях. И командиры кораблей с удовольствием предоставляли им такую возможность. Так что русские корабли до последней заклепки давно не предоставляли секрета для командования японского флота.
И до того он увлекся своими изысканиями, видя полнейшее отсутствие бдительности местных властей, что однажды попался.
Наняв за неплохую плату небольшую группку безработных китайцев, в поношенной куртке и заплатанных штанах из синей дабы бродил он с ними под предлогом поисков работы по всем интересующим его местам города. Таких шатучих группок тогда было множество. Прикрытие оказалось настолько удачным, что пару раз натыкаясь на знакомых офицеров, а поиски работы приводили их, безусловно, на военные объекты, он остался неузнанным. Это отец подсказал, что работодатели различают и ведут переговоры только со старшинками таких бродячих групп ищущих работу азиатов, а на остальных не обращает ни малейшего внимания, скользнув лишь равнодушным взглядом по кучке понурых ладей с заискивающими глазами и робкими улыбками.
На сей раз они забрались довольно далеко от города, в бухту Малый Улисс, где располагалась со своими складами минная команда и где сегодня должен был стать под разгрузку пришедший на днях военный транспорт. От духоты августовского дня спасали легкий ветерок с моря, со стороны Русского острова, и белые пушистые облака изредка загораживающие солнце. Сидя на круглых, обкатанных волнами береговых валунах и опустив босые ноги в прохладную ласковую воду, он с интересом наблюдал, как обнаженные до пояса военные моряки перегружали с транспорта на берег длинные, блестевшие на солнце мины Уайтхеда. Постукивали поршнями и шипели струйками пара судовые лебедки; над сонной еще водой бухты звучали команды "Вира", "Майна" и "Давай-давай" и не несущий смысловой нагрузки, но обязательный словесный гарнир озорного мата; одна за другой появлялась из трюма и осторожно переносились на берег серебряные акулы мин; и он тихонечко шептал себе под нос, – сити, хати, кю…, как вдруг ощутил на плече увесистую ладонь и жесткие пальцы впились в ключицу. Мгновенно сгруппировавшись, чтобы распрямиться в отпоре стальной пружиной, боковым зрением он увидел владивостокского контрразведчика, крепостной жандармской команды ротмистра Марпурова, франтоватого красавца с холодными бледноголубыми глазами и тонкими черными усиками над вечно мокрыми красными губами. Но держал его не Марпуров, которого ему ничего не стоило в мгновение ока превратить в мешок с требухой и обломками костей, джиу-джитсу и каратэ в училища им преподавал опытный мастер; на него уже грузно наваливался, ощутив его крепкою мышцы и предупреждая отпор, здоровенный краснорожий унтер.
