Ознакомительная версия.
Держась за бок, Таня перешла на шаг. Шурка плелся рядом.
– Таня, что это за мороженщик? Ты его знаешь?
– Да какая… разница… – Таня тяжело дышала. Остановилась, перевела дух.
– Как это какая?!
Сестра в ответ только пожала плечами.
– Пошли обратно. Тетя Вера волнуется, – предложил Шурка неуверенно.
Они шагали между деревьями, высаженными посреди улицы. Шептались на ветерке листья. Кружевная тень ложилась на руки, головы, плечи, дрожала на асфальте.
– Ты не понял? – рассердилась Таня.
Шурка надменно промолчал.
– Тебе в ней ничего странным не показалось?
– Ну немного, – признал он. – Но, может, она просто радуется, что снова дома? От радости все люди немного… э-э-э… глупеют.
– Чучело ты несчастное! – всплеснула руками Таня. – По-моему, Шурка, это ты поглупел.
Шурка оскорбился.
– Ничего ты не понял! Тетя Вера эта – не настоящая.
– А какая?
– А такая. Как нам хотелось бы.
Шурка вспомнил, как тетя Вера пела «Тюх, тюх, тюх, тюх». Называла их котятками. Обещала купить все что душе угодно. Чем плохо? С одной стороны, хорошо. А с другой…
– Ну нет, такой – мне совсем не хотелось!
– Хотелось-хотелось, – настаивала Таня. – Ты же сам ныл, что она злая, не разрешает ничего. Ну вот теперь она добренькая и все разрешает. Доволен?
– Ничего я не ныл!
– Мне самой иногда хотелось, – примирительно сказала Таня, – чтоб она не была как палка железная… Но остается главный вопрос: где же все-таки Бобка?
Лицо у нее сделалось прежним – внимательным и собранным.
И вдруг она быстро добавила:
– На кой черт мне этот Бобка? Не нужен мне никакой Бобка.
От этих слов Шурка замер как вкопанный. А потом вспомнил мороженщика. Тот появился внезапно – но именно после того, как Таня захотела мороженого!
– Погоди, Таня…
Впереди за деревьями маячила серая башенка огромного универмага. Буквы ДЛТ на крыше давно сбило – то ли взрывной волной, то ли прямым попаданием. Слепые витрины были снизу доверху заложены мешками с песком. Шурка вспомнил, какими они были раньше. Э-эх…
– Погоди. Это что же, теперь чего не пожелаешь, все сбывается?
– Как видишь, – буркнула Таня.
– Но как это?
– Откуда мне знать!.. Только ничего хорошего из этого не выходит. Одна тетя Вера чего стоит. Правда, в декабре вдруг наступил май, но тут какой-то подвох, я просто пока не поняла какой.
– А мороженое? Надо было попробовать. Может, оно… мороженое? Есть хочется ужасно.
– Есть не хочется! Совсем не хочется! – затараторила Таня. И зашептала: – Если это такой трюк, значит, и желать надо наоборот! Понял? То есть вместо право надо лево, вместо черного – белое. Понял? Вместо…
И тут Шурка разглядел, что витрины универмага там, впереди, уже блестят стеклом, а за ним – пестрая дребедень игрушек, платьиц, мячиков, велосипедов. Она становилась все гуще, все наряднее – совсем как до войны. Похоже, мысленные желания тоже действовали.
– Таня! – не выдержал Шурка. – Мы где?!
– У меня нет билета, – громко и отчетливо повторил Бобка странной девочке. Бублик сидел, высунув язык. Бобка обнимал пса. Они были уже на середине реки, а вопрос еще не решен. Его это беспокоило. Правила он знал.
В борта лодки плескалась мелкая волна. С весел лилась вода. Девочка гребла, ритмично наклоняясь то вперед, то назад; косицы подрагивали в такт, под ситцевым подолом торчали острые коленки. Бобка смотрел с уважением: сильная какая. Потом отвлекся. В воде мелькали длинные черные тени.
– Miekkoja, keihäitä, veitsiä, kaikenlaisia aseita[1], – пояснила девочка, заметив, куда Бобка смотрит.
«Наверное, говорит – плати как хочешь», – сообразил Бобка. Кондукторы в трамваях обычно говорили так.
Бобку осенило. Он легко, не расстегивая, снял с руки тети-Верины часики, протянул ей.
– И за собаку тоже. Они золотые. У вас есть сдача? – поинтересовался важно.
Девочка усмехнулась. Помотала головой:
– En tarvitse kelloa. Täällä ei ole aikaa[2].
Сдачи нет, понял Бобка. Часики остались в протянутой руке. Что же делать?
Девочка оттолкнула его руку. И опять помотала головой.
Наверное, для дошкольников бесплатный проезд, предположил Бобка. И успокоился.
Он повеселел. Решил еще разок послушать часики. Поднес к уху. Но привычного муравьиного бега не услышал. Стрелки не двигались. «А Таня сказала, что завела», – удивился он. Убрал онемевшие часики, застегнул для надежности пуговку на кармане, обнял покрепче Бублика и принялся смотреть по сторонам.
Но по сторонам ничего не было. Другой берег еще не показался. Река была огромная – широкая, бескрайняя. Это, конечно же, Нева, сообразил Бобка; в Ленинграде много речек и речушек, но другой такой нет.
Он решил, что раз едет бесплатно, то должен хотя бы развлекать девочку беседой.
– А мы ели столярный клей, – сообщил. – Вам приходилось есть клей? Он очень даже вкусный. Из него можно сделать холодец.
Тут Бобка осознал, что голоден не на шутку.
– А соседи хотели съесть Бублика. Таня и Шурка – это мои брат и сестра… то есть сестра и брат – они думали, я не понимаю. Но я все понимаю. Мы Бублика от всех прятали. Странно, правда? Разве собак едят?.. Наверное, поэтому у них так испортился характер. Обозлился. У соседей, я имею в виду, – рассуждал Бобка.
Девочка мерно плескала веслами. Живот у Бобки начал подвывать.
– А здорово было бы, если бы можно было есть все. Вот прямо все подряд. Стоит шкаф, например, – подошел и откусил уголок. Или вот ваша лодка: сидишь и отщипываешь по кусочку. Тогда бы никто не злился, все были бы сытые и веселые, правда?.. Интересно, какой у шкафа вкус?
Лодка со скрежетом выехала на песок. Бублик кубарем выкатился на берег.
– Ой, заболтался я с вами, – спохватился Бобка. – Не заметил, как доехали.
Он огляделся по сторонам. Во-первых, берег был песчаным, а не забранным в гранит, как везде. Во-вторых, на набережной не было домов, а только сосны. Нет, этой части города Бобка не знал. «Видно, мы за городом», – сообразил он: сосны и песок напоминали дачные места, куда Бобка выезжал с детским садом. Как там было хорошо! Пока черные тарелки радио не…
– Muista vain että täällä et saa syödä mitään, siihen ei ole lupaa! – крикнула девочка, отталкиваясь от берега веслом; второе она уже опустила в воду. – et voi jäädä siihen seisomaan![3]
– Чего? – обернулся Бобка.
Лодку быстро относило прочь от берега. Девочка чуть приподнялась, приставила руки рупором ко рту:
– Juokse pois täältä! Pois hiekalta! Juokse![4]
Она замахала – прочь! прочь! – не удержалась на ногах, плюхнулась обратно в лодку и принялась грести, отбиваясь от сильного злого течения.
– И мне было приятно! – крикнул в ответ воспитанный Бобка. – Большое вам спасибо!
Он обернулся к Бублику.
– Машет на меня руками, будто на комара какого-то, – заметил с неодобрением. – Воспитанные люди так не делают. Идем, Бублик.
Но Бублик все обнюхивал песок, пучки травы, клочья высохших речных водорослей. Ни одно место не казалось ему достаточно убедительным, чтобы задрать над ним ногу.
– Ну Бублик, – нетерпеливо поторопил его Бобка, – давай уже!
Пес замешкался у чуть искривленной сосны, старательно прошелся носом по стволу. Морда у него была озадаченная. Видимо, оставленные на стволе послания местных собак ставили в тупик.
– Ты, Бублик… – наставительно поднял палец Бобка – и так и остался с открытым ртом. Шершавый ствол виднелся сквозь Бублика!
– Буб-б-б-блик… – тихонько позвал испуганный Бобка. – Ты только не пугайся! Ко мне! Иди сюда. Осторожно, не спеши…
Бублик был уже полупрозрачным, зыбким; казалось, если он побежит, то развеется совсем – как дым.
Бобка поманил его пальцем – и ахнул. Его собственный палец просвечивал насквозь! Он испуганно поднес к носу растопыренную пятерню. Ошибки не было: сквозь ладонь он видел реку. Небо. Песок. Сосны. А Бублика – нет!
Он взвизгнул, отдернул руку от носа.
– Бублик! Ко мне! Ты где? Ко мне!
Но как он ни таращил глаза, собаки нигде не было.
Бобка крутил головой. Вот кривоватая сосна, все верно. Но на песке лежало лишь колечко ошейника. Бублик растаял.
Тогда Бобка посмотрел вниз, на собственные ноги. От них остались только сизые очертания. Они делались все тоньше и тоньше. Он таял! Это было не больно, не щекотно – никак. Словно проваливаешься в сон.
Бобка отскочил, увяз, упал, выдавив коленями две лунки. Барахтаясь, поднялся. И, выволакивая ноги из зыбкого песка, припустил бегом что было сил – туда, где шумел стройный бор. Прочь отсюда.
– Смотри!
– Не вижу я никакого человека, – недоумевала Таня.
– Да вон там же! Где ДЛТ, видишь? – показал Шурка. – Теперь смотри дальше. Просто дом серый и одежда у него серая.
Таня всмотрелась – и брови ее подскочили вверх. Не говоря ни слова, она бегом припустила к серому человеку. Только туфли стучали по асфальту, и на пустой улице этот стук казался оглушительным.
Ознакомительная версия.
