Из семи принципов герметики, известных каждому алхимику, он решил применить третий. Он гласил, что в мире ничто не находится в состоянии покоя, и все находится в состоянии движения, так что все постоянно производит колебания. Изменение колебания, как значится далее, у многих веществ несет в себе и качественные усовершенствования. Поскольку золото является лишь более высоким колебанием ртути, следует hydrargyrum [13] перевести в соответствующее движение, чтобы получить более благородный металл. Лапидиус знал, что этим путем шли уже поколения ученых, и лишь немногие из них добились успеха. Но попытаться стоило.
От прежних экспериментов у него еще осталось железное колесо с ручным приводом. Если вертеть приводную рукоятку, колесо приходит в движение — очень простой и очень полезный механизм. На протяжении следующего часа он установил на ободе колеса деревянные головки, а над ними закрепил деревянную доску. Теперь, если вертеть рукоять, каждая головка передавала крошечный толчок на доску. Достигнув этого, он испытал глубокое удовлетворение, потому что осталось только зафиксировать на доске стеклянную колбу с ртутью, и опыт можно начинать.
Он взял аламбик в форме медведя и влил туда небольшое количество жидкой ртути. Потом запустил колесо. Как и положено, с этого момента аламбик получал незначительные толчки через равные интервалы. Ртуть внутри пришла в движение.
Лапидиус остановился. Надо подходить по-научному. А это значит, точно установить ход эксперимента. И, разумеется, придерживаться вариативности. Слава богу, его журнал пережил нашествие вандалов, так что можно было вносить соответствующие записи. Острым пером он написал:
«Pagina 20
Experimenta ad principium hermeticum III.
Variatio I
Воскресенье, 23 апреля, AD 1547»
Так, еще нужны минутные песочные часы. Установив их, он начал крутить колесо, одновременно отсчитывая повороты. Когда минута истекла, оно совершило пятьдесят восемь оборотов. Поскольку на ободе колеса сидело тридцать головок, ртуть получила за минуту: пятьдесят восемь на тридцать — тысячу семьсот сорок толчков. Но в колбе ничего не изменилось. В последующее время Лапидиус повышал и понижал скорость оборотов, многократно менял продолжительность вращений и все скрупулезно заносил в журнал. В монотонном верчении колеса его мысли то и дело сбивались на другое. Мертвая голова с двумя рогами стояла у него перед глазами. Без сомнения, самим этим фактом кто-то жаждал самым жестоким образом показать всем, что Фрея заключила союз с дьяволом — чтобы снова бросить на нее тень и в конце концов уничтожить. А заодно и его, Лапидиуса.
Колесо ровно жужжало. Ртуть колыхалась в аламбике… Где смерть настала бедняжку? Здесь много возможностей. Скорее всего, где-то в непосредственной близости от его двери, куда потом была повешена. Исходя из этого, логично предположить, что и козел, чьи рога здесь использованы, тоже был из ближнего окружения. И такое животное было в наличии: козел Тауфлиба. Лапидиус и не заметил, как начал крутить колесо быстрее. Тауфлиб убийца? Вон как! Чем дольше он об этом думал, тем вероятнее казалось предположение. Он вспомнил все странности этого человека. Его чудаковатые манеры, скверный характер, его холостяцкую жизнь и слабоумного подмастерья Горма. Горм, которого не хотел брать ни один мастер — а Тауфлиб взял.
Лапидиус все вертел и вертел колесо. Если это и вправду совершил мастер, то где же сам труп? Голова принадлежит какому-то телу. А если дело обстоит именно так, то оно должно как-то обнаружиться. Может, и оно находится где-то совсем рядом? Рука Лапидиуса повисла в воздухе. Может, в доме Тауфлиба? Или — что за жуткая мысль! — даже в его собственном?
Лапидиус потерял покой. Ничего ему вдруг не стало так безразлично, как третий герметический принцип для получения золота. Надо перевернуть весь дом. Сейчас, немедленно. Каждую каморку, каждый угол. Снизу доверху и обратно, и только когда будет абсолютно уверен, что под его крышей не лежат никакие части мертвого тела, он успокоится. Он вскочил и немедленно бросился претворять свои намерения в жизнь.
Но как он ни старался в следующие часы, так ничего и не нашел. Нигде.
За это время его пульс нормализовался, и он снова мог ясно мыслить. «Если бы труп был в моем доме, Крабиль бы его вчера обнаружил, — сказал он себе. — И как мне раньше это не пришло в голову?» Он закончил поиски и, почти умиротворенный, уселся в своей лаборатории.
— О Боже, Боже! Вам чё, худо, хозяин? — Марта, вернувшись от матери, стояла в дверях.
— Нет-нет, просто я кое-что искал.
— Чё искали-та? Чёй-то надобное? Как по вам, хозяин, дак скажешь, что больно надобное!
— Нет-нет, — Лапидиусу хотелось поскорее закончить разговор. — Просто это связано с женским черепом.
— Чё-о-о?! Чё с чем? Целай город дерет про то глотки, и вы, хозяин, туда же? Да где ж энто он?
Лапидиус был готов отхлестать себя по щекам. Нет бы придумать какую отговорку, а он брякнул правду! Теперь всех спящих собак перебудит.
— Не ломай себе голову. Во всяком случае, и начальник стражи этого не знает, — он поднялся и начал разбирать свою экспериментальную установку.
— Крабиль-та? Нее, энтот точно не знает. А то бы сподобился сказать-та.
— Да-да. Ну ладно, займись едой.
Однако Мартово любопытство не было удовлетворено. С женской хитрецой она спросила:
— Можа, я найду, чё нада-та, а, хозяин? Глянуть щё разик?
— Нет.
— А где вы глядели-та?
— Везде. Ну, давай, за дело!
— Ага, хозяин. Я вот давеча тоже чё нашла, большой черпак, меднай-то, и нипочем не угадаете, где, в погребе себе лежал, дак я его обыскалась…
Холодный пот прошиб Лапидиуса. Глупая девка чуть не добралась до его тайника!
— Ну все, хватит болтать, я хочу есть!
— Ага, хозяин, щас сделаю хлебца с маслицам. Скорехонько.
— Хорошо. Этого достаточно.
Лапидиус снова погрузился в размышления. Ему было трудно, почти невозможно создать себе полное представление о Тауфлибе. Еще недавно он был уверен, что мастер — один из трех «сынов дьявола», а сейчас опять одолели сомнения.
Он заставил себя продумать все с начала. Буквы «F» и «S» на лбу мертвой Гунды Лёбезам вели прямиком к Фрее, кто-то хотел таким образом обвинить ее в колдовстве и убийстве. Но эти же буквы могли означать и Filii Satani. Возможно, они заключают в себе двойной смысл. В любом случае, надо исходить из того, что есть некие «сыны дьявола» и Фрея вступала с ними в контакт, хоть и не может вспомнить подробности из-за провалов в памяти. Но так или иначе она видела «говорящие» глаза и руки. Принадлежали ли они Тауфлибу? Однако, что еще важнее, Фрея слышала голос. Здесь следует заметить, что она не признала его, когда мастер ставил замок на жаровую камеру. Это говорило в его пользу. И против подозрений Лапидиуса. С другой стороны, нельзя не принимать во внимание тяжелое состояние его пациентки.
Лапидиус долго ломал себе голову и пришел лишь к одному заключению: даже если Тауфлиб и является одним из «сынов дьявола», то остаются еще двое других.
Но кто они?
Третий сын дьявола стоял над постелью грузной женщины. Он не мог разглядеть ее хорошо, потому что лунный свет, проникавший в комнату через узкое окно, слабо освещал ее телеса. Однако он узнал спящую. Аугуста Кёхлин. Жена рудокопа лежала к нему лицом. Из полуоткрытого рта вылетали чмокающие звуки. Пуховое одеяло съехало на сторону и приоткрыло почти обнаженную грудь.
Третий сын дьявола почувствовал, как наливаются его чресла. Рука сама собой потянулась, чтобы пощупать дебелые округлости, но в последнее мгновение ему удалось ее остановить. Он пришел сюда не для того, чтобы позабавиться с женой рудокопа.
Вместе со Вторым сыном дьявола, стоявшим за его спиной, он пришел выполнить поручение.
Очень важное поручение.