При гуле одобрения Андрей подошел к Якиму и расцеловал в обе щеки, а потом, подняв кулак, стал говорить твердо и убежденно:
– Буду править Русью из Владимира, все князья подчинятся моей силе. Искореню мятежи и усобицы князей, вздохнет спокойно народ русский и будет жить мирно, не тревожась о завтрашнем дне. Кто станет на моем пути, сломлю и уничтожу. Вижу сейчас, что Новгород противится моей воле. Собирайтесь, бояре, в новый поход, покорим его, и не будет на Руси больше городов, живущих по усмотрению своему!
На какое-то время в гриднице установилась напряженная тишина. И вдруг в ней, в полной тишине, раздался чей-то робкий голос:
– Как, снова в поход?
– Да, – подтвердил Андрей. – Не пожалеем сил своих и умения своего на благополучие и процветание земли Русской!
Все продолжали смотреть на Андрея, как будто не понимая его слов. Наконец боярин Борис Жидиславич проговорил как бы про себя:
– Воинам надо бы дать отдохнуть после двух походов…
– А мы не завтра выступаем, – тотчас ответил князь. – Побываете дома, повидаете жен и детишек, а потом с новыми силами двинемся. Богат, зажиточен и полон роскоши торговый город, будет вам в нем чем поживиться!
Горячо и с настроением взялся князь Андрей за подготовку похода, но скоро выяснилось, что не на что вооружать ополчение: казна пуста. Ведал ею чашник. Когда-то такой человек был распорядителем на пирах, кормил и поил княжеских гостей. Но потом князья стали поручать им заботы о своем имуществе, собирание дани, передали в их распоряжение мытников – в общем, у чашников в руках оказались огромные богатства, которые он через своих помощников продавал на рынках, при посредничестве купцов отправлял в другие страны.
Чашником у Андрея был Никита, человек дельный и расторопный, но в последнее время запил и запустил дела. Об этом он узнал только тогда, когда начал подготовку к Новгородскому походу. Увидев опухшее от пьянки лицо Никиты, князь прогнал его. Но нужны были срочно деньги. Где взять? Быстро продать пушнину, воск, мед и другие запасы нечего было и думать. И тогда он обратился к ростовщикам.
Самым богатым и надежным из них оказался Ефрем Мойзович. Это был худенький человечишка с исполосованным морщинами лицом и слезящимися глазками неопределенного цвета. Андрей имел с ним дело раньше, вызвал его и на сей раз.
– Мне, Ефрем, для похода большие деньги нужны. Резу (проценты) заплачу большую. По «Русской правде» долг в полтора раза больше положено отдавать, я тебе добавлю еще десятину. Но деньги нужны срочно!
– Мойзович для князя все сделает. Пусть это будет нелегко для Мойзовича, но он сил не пожалеет, чтобы исполнить просьбу своего господина, – отвечал тот, низко кланяясь и подобострастно заглядывая в лицо Андрея. – Но Мойзович мог бы сделать для князя еще больше, если бы он доверился ему.
– О чем ты?
– Поручи мне, князь, исполнять должность чашника. Мойзович всю жизнь занимался денежными делами, знает все ходы и выходы, имеет связи со многими нужными людьми. Мойзович принесет тебе такой доход, какой князь никогда не имел.
Андрей подумал. А почему бы и нет? Годовую прибыль он примерно знает, если что-то сворует хитрый ростовщик, то это откроется сразу, а коли явится прибыток, то можно будет только порадоваться. Тем более у него нет под рукой человека, который мог бы заменить Никиту.
– Ладно, принимай дела чашника, – согласился Андрей. – Но только смотри у меня!
– Все будет сделано в лучшем виде, князь! В самом лучшем виде! – заверил его Мойзович.
Поход на Новгород начался глубокой осенью. Как назло, начались проливные дожди. По разбитым дорогам месили грязь и люди, и кони, и колеса телег и повозок. Наконец ударили морозы, повалил снег. Хотя стало холодно, но люди обрадовались перемене в погоде – легче стало идти и ехать.
В самом начале 1170 года бесчисленная рать из суздальцев, смолян, рязанцев, муромцев и полочан появилась под Новгородом. Жители его, зная о разрушении Киева, решили сопротивляться до конца, о сдаче никто не думал и не помышлял. Все церкви были отворены день и ночь, в них постоянно молились старцы, жены и дети, пока отцы, сыновья, мужья их готовились встать на городские стены.
В течение трех дней осаждающие устраивали острог около города, а на четвертый пошли на приступ. Новгородцы бились храбро, но, теряя мужей своих, стали ослабевать. Уже покидала их вера в то, что смогут они отстоять свои жилища. В ночь со вторника на среду второй недели поста новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом Спаса и услышал глас от иконы: «Иди на Ильину улицу в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало стены, и она спасет Новгород».
Наутро архиепископ с новгородцами вознес икону на стену у Загородного конца между Добрыниной и Прусской улицами. Едва завидев движение на стенах, противник пустил тучи стрел на архиепископа и притч его, но все летели мимо них.
Внезапно из глаз иконы Пресвятой Богородицы потекли слезы и упали на фолонь архиепископа. В тот же миг на суздальцев нашло одурение. Они пришли в беспорядок и отхлынули от стен, стреляя друг в друга. А вечером того же дня князь Роман с новгородцами вышел из города и, мужественно сражаясь, в кровавой сече разбил суздальцев и их союзников. Князья бежали. Новгородцы, преследуя их, взяли столько пленников, что продавали их в рабство за бесценок – по 2 нагаты (примерно по 20 копеек в ценах ХVII века).
Яким чудом избежал плена. Голодный и оборванный вернулся он в Суздаль.
– Навоевался? – с издевкой спросил его Федор. – Погоди, он еще не на такую погибель заведет, этот ваш князь Андрей Боголюбский!
На какое-то время притих Андрей Боголюбский, тяжело переживая поражение под Новгородом. Как пишет летопись, поступки его стали благостны. Выходя из храма, он всенародно раздавал милостыню, кормил чернецов и черниц и не ожидал от того милости земной. Нередко по ночам входил в храм, сам зажигал свечи и подолгу молился перед образами. По княжескому повелению во всякий престольный праздник ездили по городу возы с хлебами, раздавались они всем убогим и нуждающимся…
Однажды пришли к нему купцы владимирские, ростовские и суздальские, стали жаловаться:
– Совсем поприжали нас булгары неверные! Дыхнуть не дают! На Волге разбойничают, суда наши грабят, товар отбирают. А приедешь к ним торговать в столицу Булгар, пошлинами облагают такими, что совсем в разор пускают! Защити нас, князь, иначе погибнем мы, все дела и богатства наши по ветру пойдут!
Давно бельмом на глазу было у суздальцев это государство на Волге и Каме. Сколько раз набегало и грабило, сколько людей русских в полон уводило. Никакими походами не могли усмирить булгар суздальские князья. Значит, мало разбить их в битвах и сражениях. Надо пройти земли этой мусульманской страны насквозь и завершить военные действия не где-то в бескрайних лесах, а в самой столице – в Булгаре. И снова призвал Андрей войско боярское на войну.
Узнав об этом, Федор как бы нечаянно встретился с Борисом Жидиславичем. Слышал он, как этот влиятельный боярин и воевода выражал недовольство на пиру у князя перед новгородским походом. Стало быть, думал он, таится в душе у старого военачальника недовольство поступками князя, поэтому следует поговорить с ним и постараться выведать, чем дышит он и о чем думает.
Шли они по безлюдной улице не спеша. Борис Жидиславич мелко шагал по-старчески негнущимися ногами, Федор подлаживался под него, спрашивал осторожно:
– А что, боярин, неужто придется снова идти в поход?
Борис ответил, задумчиво глядя куда-то вдаль:
– Как же! Князь зовет на сей раз в Булгарию.
– И чего мы там не видели?
– Как чего? – удивился боярин. – Булгар конечно.
– Так их много на рынке торгует.
– На рынке – это одно, а там – другое.
– И что народ по этому поводу говорит? – осторожно спросил Федор.
Жидиславич усмехнулся, в свою очередь тоже задал вопрос:
– А ты ничего не слышал?
– Так ведь новые разорения для хозяйства. Снова поставляй воинов, коней, телеги, продовольствие. Люди и так разорены. Из новгородского похода, почитай, пятая часть моих людей вернулась, а повозки все потеряли. Теперь сызнова и коней подавай, и воинов снаряжай, и все другое…
– Что делать, придется приказ князя выполнять.
– И до каких это пор?
Борис Жидиславич хорошо знал о ненависти Федора к Андрею Боголюбскому, в боярской среде такое не скроешь, понимал, куда тот разговор клонит, поэтому чуть замедлил движение, прикидывая в уме, как ответить, наконец проговорил:
– Любой веревочке, сколько ни виться, а конец бывает. Только горячим людям другой конец веревочки порой на шею набрасывают да еще затягивают…
– Само собой, остеречься надо.
– Вот остерегайся.
Они разошлись.
Федор несколько дней перебирал слово за словом разговор с воеводой, прикидывал и так и эдак и в конце концов пришел к выводу, что надо подойти к нему еще раз. Но только потом.
