потом попытался спуститься в провал. Но это оказалось невозможным. То есть спуститься-то мне удалось — шагов на двадцать, но если бы я продолжил спуск, непременно свалился бы и разбился насмерть. Лишь с огромным трудом мне удалось выбраться. На это ушло больше часа, да и вылез я только потому, что меня нашёл посланный отцом конюший и бросил мне верёвку.
Герцог Ричард обошёл кресло, снова уселся, некоторое время молча глядел на молодого рыцаря, после чего обратился к Роберу де Сабле:
— Робер? Какие будут соображения?
Де Сабле глубоко вздохнул, и Анри, приметив угрюмое выражение лица гостя, приготовился к тому, что тот возьмёт на себя роль обвинителя. Однако де Сабле, встретившись глазами с герцогом, нетерпеливо ожидавшим ответа, слегка покачал головой и поднял руку, призывая потерпеть и дать ему ещё немного подумать.
Андре, понимая, что решается его судьба, стоял неподвижно, устремив взгляд в пространство.
На самом деле, выслушав рассказ молодого человека и присмотревшись к нему, де Сабле безоговорочно поверил юноше и теперь с трудом удерживался, чтобы не разразиться негодующими словами в адрес клириков. Никто никогда не посмел бы обвинить де Сабле в наивности, он прекрасно знал о безудержной развращённости духовенства на всех уровнях церковной иерархии. Причём отсутствием заблуждений и иллюзий он был обязан не случайному стечению обстоятельств, а собственному опыту и глубоким познаниям, ибо Робер де Сабле принадлежал к тайному братству Сиона. Он был принят в орден в день своего восемнадцатилетия и с тех пор многое постиг как на практике, так и изучая старинные архивы, позволявшие сделать вывод об ошибочности и ложности многих аспектов учения, а тем более практики католической церкви.
Пренебрегая официальными догматами, церковь прогнила изнутри, предалась корыстолюбию и распутству. Давно уже назрела необходимость как-то реформировать её. Однако групповое изнасилование и убийство были слишком мерзкими преступлениями даже для далёкого от христианской чистоты клира и оскорбляли веру де Сабле.
Он выпрямился и гневно заговорил:
— Мой герцог, не знаю, что и сказать. Кроме одного — я убеждён, что мы сейчас услышали правду. Но, признавая это, я с облегчением должен признать, что бремя ответственности лежит на вас, а не на мне. Вы — герцог Аквитании, это дело находится в вашей юрисдикции, и я не могу принять решение за вас.
Ричард встал и снова принялся расхаживать по комнате, безжалостно потирая ладони; глаза его светились хорошо знакомым Анри блеском, сулившим надежду, но и внушавшим опасения.
Старый рыцарь, долгие годы учивший и воспитывавший Ричарда Плантагенета, научился читать его, как книгу, и зачастую догадывался о том, что герцог скажет, прежде чем тот успевал открыть рот. Но не всегда. Когда требовались быстрые, беспрецедентные суждения и решения, Ричард неизменно доказывал, что ни один из властителей христианского мира, даже его грозный отец, не может сравниться с ним в беспощадной твёрдости. Ричард был блестящим, циничным, находчивым, деятельным, чрезвычайно амбициозным и безжалостно прагматичным. Кроме того, он был воином, и Анри знал, что его решение, каким бы оно ни оказалось, будет прямым, безапелляционным и окончательным.
Старый рыцарь сцепил руки на коленях, почувствовав, что решение это уже созрело. Впрочем, скорее всего, оно созрело ещё раньше, и его бывший воспитанник советовался с де Сабле скорее из учтивости.
— Быть по сему, — промолвил Ричард. — Робер прав: я — герцог Аквитании, и решение подобных вопросов есть моё исключительное право и мой долг. Когда мы сегодня уедем отсюда, Робер, мы отправимся с визитом к этому мстительному дурню барону, де ла Фурье, или как его там, и посмотрим, много ли наглости у него останется при виде моего гнева. У меня дел по горло, и я не советую заносчивым мелким вассалам раздражать меня самонадеянной глупостью и отнимать моё драгоценное время. А пока мы не выехали, я пошлю капитана и четырёх человек арестовать праведного аббата Пресвятой Девы... как, бишь, его зовут? Фома?
Все эти слова адресовались Анри, который в ответ лишь кивал.
— Думаю, когда святошу притащат ко мне в цепях, он мигом лишится сомнений в своей неправоте, как избавился от сомнений его тёзка-апостол.
Де Сабле развёл руками.
— А потом, мой сеньор?
— А потом обоим прохвостам придётся усвоить, что я — четырежды их судья: как граф Пуату, в чьих владениях они творили беззакония, как граф Анжу, как герцог Аквитании и, самое главное, как будущий король Англии и сын своего отца... Отца, который, замечу, давным-давно дал понять, как ему не нравятся склонные к самоуправству бароны и вмешивающиеся не в своё дело священнослужители. По моему приказу и барон, и аббат немедленно согласятся снять и аннулировать нелепое обвинение в убийстве и смехотворный, но оскорбительный намёк на педерастию молодого Андре.
Ричард сплёл пальцы.
— Что же до клириков, виновных в клевете и убийстве, они будут арестованы, подвергнуты пыткам и повешены. А если кто-то из их прежних покровителей, барон или аббат, не захотят подчиниться и заартачатся, клянусь, я поступлю с этими покровителями убийц и лжецов так же, как мой отец, старый лев, поступил с Беккетом. И Господь мне в помощь!
Герцог говорил так решительно, что никто не усомнился: именно так он и поступит.
— Можешь сесть, Андре, — продолжал Ричард, не потрудившись взглянуть на молодого рыцаря. — Обвинения с тебя сняты, дело закрыто. Осталось лишь уладить кое-какие мелочи.
Не успел Ричард повернуться и посмотреть на старшего Сен-Клера, как последний сразу вспомнил принцип «quid pro quo» [3] и понял, что сейчас случится. Ричард Плантагенет ничего не делал без quid pro quo, это было ясно с самого начала.
— Мой сеньор? — невольно вырвалось у старого рыцаря.
— Да, Анри, вы верно заметили — я ваш сеньор.
Губы будущего короля изогнулись в лёгкой сардонической ухмылке.
— Я приехал только за вами, Анри, но при сложившихся обстоятельствах будет разумнее, если вы оба отправитесь со мной в Святую землю. Это самый надёжный способ оградить вашего сына от беды, ведь
