и другого. В этом случае Шамилю оказали помощь, и весьма значительную, англичане, то и дело доставлявшие на персидских судах целые транспорты ружей и пороха. Шамиль имел даже преимущество перед русскими войсками, Ружья и порох, доставляемые англичанами, были несравненно лучшего качества, чем у русских [21].
Изверившись сам в поддержке турок, Шамиль тем не менее с упорством фанатика продолжал морочить ею своих легковерных единоверцев. Вот и сегодня, проезжая по аулу, он приказал собрать у мечети побольше народу и прочел ему полученное им от султана письмо. В этом письме говорилось, будто турецкие войска уже собраны на границе. Корабли снаряжены, и скоро знамена падишаха вступят в русскую землю.
— Стойте вы только твердо, — увещевал султан, — не допускайте гяуров завладеть вашей землей, продержитесь каких-нибудь два-три месяца, и тогда вы навсегда избавитесь от них. Вы теперь и вообразить себе не можете о том благополучии, какое в скором времени ожидает вас. Все богатство русских, живущих на Кавказе, а также их союзников грузин султан отдает вам вместе с Тифлисом, который вам помогут взять турецкие войска, высадившиеся на побережье Черного моря. Подумайте, сколь богатая добыча ожидает вас. Самый последний бедняк, не имеющий теперь даже осла, будет владеть целыми табунами коней. Те, кто теперь изнывает в тяжелом труде, чтобы заработать себе и семье своей дневное пропитание, забудут, что такое труд. За них все работы исполнят их рабы, русские и грузины. Грузинские девушки и казачки, славящиеся своей красотой, так дорого оцениваемые ныне на восточных рынках, пойдут по цене немного большей, чем оцениваются овцы, — так много будет их. Каждый из вас будет иметь по одной такой гурии для себя и целый десяток на продажу. Дорогими тканями вы украсите сакли ваши, а оружие ваше и конские седла будут сплошь отделаны серебром. Своих жен вы оденете как цариц, а девушкам вашим станет трудно ходить под тяжестью золотых монет и украшений. Вот какие радости ожидают вас, если вы до конца исполните долг ваш, как подобает каждому мусульманину.
Чтение этого письма произвело на мюридов сильное впечатление. В своем ослеплении, легковерные, как дети, они уже видели себя победителями и обладателями несметных богатств, так щедро обещанных им падишахом. Разоренные, обнищалые, полуголодные, они тем сильнее чувствовали свою нужду и жаждали добычи, ради которой готовы были пойти на все жертвы. Они кричали, бесновались, размахивая шашками, как исступленные, и требовали, чтобы Шамиль тотчас же вел их на русских, но имам нашел это преждевременным.
— Зачем нам идти, когда они сами скоро придут сюда, как глупые овцы, забегающие в пещеру подкарауливающего их волка? — говорил Шамиль. — Они думают взять Ахульго, но пусть не надеются. Они подавятся им, как прожорливый шакал давится костью. Скоро, на радость воронам, все эти вершины покроются трупами гяуров. Уничтожив их, мы в свою очередь спустимся с гор и, подобно горным потокам, низринемся в долину Алазани и Катехии. Тогда наступит то, что написано в этом письме, — торжество мусульманства и злая гибель неверных!
Неистовый рев многотысячной толпы покрыл последние слова Шамиля.
— Саллаллаго-клейгав-ва-салам! [22] — орали мюриды, приходя в бешеный экстаз. — Саллаллаго-клейгав-ва-салам! — повторяли они на тысячи голосов, и долгодолго не смолкал этот неистовый вопль обезумевших фанатиков.
Фанатизируя ослепленную ненавистью толпу, разжигая ее страсти несбыточными надеждами, Шамиль и сам невольно заражался ее возбуждением. Окруженный многочисленным скопищем людей, готовых ежечасно умереть во славу пророка, не дающих и не просящих пощады, имам Чечни и Дагестана проникался твердой верой в победу над гяурами.
«Ведь не из железа же они!» — размышлял он, устремляя задумчивый взор в голубоватую даль, где у подножия каменистых скал белели русские палатки.
Шамиль с минуту пристально рассматривал их и вдруг, оборотись лицом к толпе, указал ей на русский лагерь:
— Глядите, вон они — христианские собаки, они пришли за своей смертью! Клянусь бородой пророка утопить их в собственной крови!
Эти слова, сказанные страстным, хриплым от внутреннего волнения голосом, привели толпу в окончательное исступление. Крик ее перешел в рев, хриплый, надрывающийся, временами переходящий в пронзительный визг.
Родившись на вершинах неприступного Ахульго, безумно дикий вопль ненависти и мщенья перекатами грома гулко пронесся по горам, эхом отозвался в глубоких балках, на пустынных, далеких вершинах, в осиротевших аулах и замирающей волной донесся до русского лагеря, но не вызвал там никакого впечатления.
Только молодой казак, неторопливо сшивавший оборванное у седла путлище, поднял голову и прислушавшись, насмешливо обратился к сидевшему против него сивобородому старику:
— Ишь, гололобые, разорались, словно галки перед непогодой.
— Пущай их потешатся напоследок, — угрюмо проворчал старый казак. — Вот ужо возьмем их чертово гнездо, живо угомоним.
В Ахульго между тем волнение не прекращалось, а, напротив, усиливалось и разрасталось, как разгоревшийся пожар.
— Правоверные! — покрывая все голоса, закричал вдруг пожилой мулла с острым худощавым лицом и злыми глазами. — У Мустафы-бека есть два русских пленника; пойдемте, возьмем у него их, зарежем во славу Аллаха и пошлем в подарок русскому генералу.
— Пойдем, зарежем! Смерть гяурам! Алла, Алла! — в восторге заорали мюриды, и несколько человек, не теряя времени, бросились к сакле Мустафы-бека.
Услыхав шум, Мустафа-бек, почтенных лет старик со спокойным, умным лицом, вышел из своей сакли и вопросительно посмотрел на теснившуюся в узком переулке возбужденную толпу.
— Что вам надо, чего вы желаете от меня, верные слуги пророка? — спросил Мустафа, степенно поглаживая свою бороду.
— У тебя, — загорланила толпа, — есть два пленных гяура. Отдай нам их. Джамаад [23] решил послать их головы русскому генералу с предупреждением, что если он не отступит от Ахульго, его самого и все его войско постигнет та же участь.
При этом требовании брови Мустафы-бека нахмурились.
— Друзья и братья, — громким голосом воскликнул он, — за что вы хотите лишить меня моего имущества? Оба пленника — хорошие работники, я очень дорожу ими…
— Мустафа-бек, — прервал старика мулла, — не бойся, ты в убытке не будешь, вместо двух гяуров у тебя через несколько дней будет сорок, если не больше.
— Кто же мне даст их? — с легкой иронией спросил Мустафа. — Не ты ли, достопочтенный мулла Ибрагим?
— Да, я, — гордо ответил мулла, и, обратясь к толпе, он властным голосом крикнул: — Слуги пророка, слышите обещание, какое я даю: когда мы разгромим тех, что сползлись там, внизу, к нашему аулу, Мустафа-бек получит от меня взамен двух его рабов — сорок. Кто из вас поможет мне исполнить это обещание?
— Я, я, я! — закричали в толпе.
— Ты слышал? — торжественно обратился мулла к Мустафа-беку.
— Так, достопочтенный мулла, — отвечал тот с тем же
