Анатолий Александров - Следопыт Урала

Перезимовав в Челябинске и отправив в Академию отчеты, собранные коллекции, экспедиция при благоприятных обстоятельствах должна была, обследовав Урал, двинуться дальше в Сибирь и проникнуть в глубь ее вплоть до Китайской границы. Начинавшаяся в 1768 году экспедиция должна была продлиться около шести лет.

Пока секретарь монотонно перечислял пункты инструкции, многие академики подремывали.

Тревожно было на душе у Палласа. Труден был маршрут, обширны задачи. Как справиться со всем этим? Кто будут его сотоварищи и помощники?

После заседания Совета у стола над картой остались Паллас, академик Леонард Эйлер и адъюнкт Иван Иванович Лепехин.

— Мой друг, — обратился к молодому ученому сухощавый Эйлер, очень бодрый и подвижный, несмотря на свои шестьдесят семь лет, — я искренне хотел бы помочь вам в столь затруднительном предприятии... Но сам весьма озабочен. Мне нужно к быстрому сроку поспеть в город Орск для своевременного наблюдения прохождения Венеры через диск солнца. Отсюда спутником вашим быть не смогу и тщу себя надеждой встретить вас со всей экспедицией уже прямо в Орске.

— Да, герр профессор, — обратился к Палласу, вступая в разговор, и Лепехин, — экспедицию по задачам определили большую. Я ведь, как изволили слышать, до степей следование с вами вместе имею, а потом надлежит мне с моими студентами по Западному Уралу через Вятку к городу Архангельску идти и описание сих северных мест производить.

— Что же мне делать? Я представлял экспедиция — это не я один? — озадаченно спрашивал Паллас

— Студенты — весьма хорошие помощники, — подсказал Эйлер, — надо взять с собой студентов.

И вот Паллас ведет беседы со студентами. Квартира ученого превратилась в штаб. Сюда шли по вызову, здесь уточнялись маршруты, готовилось снаряжение.

В один из дней порог небольшой комнаты, заставленной книжными полками, перешагнул подросток и представился.

— Ученик академической гимназии Василий Зуев!

Навстречу ему из-за стола поднялся невысокого роста сухощавый молодой человек. Это и был Паллас. Довольно полное лицо с орлиным носом, крупными губами и округленным раздвоенным подбородком было одновременно и волевым, и добродушным. Спокойно, не торопясь, он заговорил с Василием сначала по-немецки, а потом перешел на латынь. По-немецки Зуев изъяснялся свободно, с латынью было несколько хуже, но все же неплохо для его четырнадцати лет. Перед ученым стоял не испуганный, ошеломленный мальчишка, каким был Василий в начале учения, но стройный, среднего роста подросток с каштановыми, слегка вьющимися волосами и нежными чертами лица. Одет скромно и аккуратно. От волнения говорил звонким, срывающимся голосом. Похвалив Зуева за хорошее знание языков, Паллас спросил:

— Скоро оканчивается гимназия, что дальше делать будешь?

— Учиться хочу! — ответил поспешно Василий. Он чувствовал: этот разговор решит его судьбу. После недавней кончины Михаилы Васильевича Ломоносова в гимназии постепенно устанавливались старые порядки.

— Господин профессор, допустите до науки, а мы свое усердие всегда покажем, — заволновался Зуев, переходя на крестьянский просительный тон, — не дайте в канцеляристы меня направить. Я за учение на все готов!

— Хорошо. Очень хорошо, — проговорил академик, положив легкую с длинными подвижными пальцами руку на плечо Василия. — Мне нужен такой ученик и нужен сейчас. Слушай, а поговорив с родителями, завтра будешь давать ответ. Нужно ехать в экспедицию, далеко за Урал, в Сибирь, надолго, лет на пять-шесть. Ехать скоро. Поедешь учеником гимназии. Показав рвение в науке, будешь переведен в студенты.

— Понятно, господин профессор. Мы в согласии, хоть сейчас, — обрадовался Зуев.

— Нет, — охладил его пыл Паллас, — поговори с родителями. Завтра вместо гимназии прямо ко мне. Можешь идти.

— До свидания, господин профессор! — и Василий пулей вылетел из комнаты. Паллас улыбнулся ему вслед. Беседа с Зуевым, а до него со студентом Соколовым, несколько развеяла неприятные мысли Палласа. Это будут хорошие помощники.

По-мальчишески подпрыгивая на одной ножке, Василий выскочил на улицу. И тут, освеженный ветерком, вдруг сник головой.

— Поехал... А отпустят ли отец с матерью? Ведь на шесть лет неведомо куда...

Вздохнул тяжело и медленно побрел дальше.

Оно, конечно, отец спит и во сне видит его образованным. Но сын у него один. И мать разве отпустит от себя. Пусть по науке, так в Петербурге бы. В коммерц-коллегии бы служил! Все свой человек в нужном месте. Нет, — думал дорогой Василий, — прямо и скажу: не отпустите — жизни не будет!

Однако обошлось как нельзя лучше. Отец не возражал. Довольный Василий уснул на широкой лавке, раскинув руки.

У стола при свете лампады сидит отец, постаревший, потерявший гвардейскую выправку. Годы не те, да и трудное решение сегодня принял.

На краешке скамьи у изголовья сына примостилась мать, смахивая натруженной рукой набегающие слезы.

— Так-то, мать. Воспитали кормильца, думали, опора будет, а тут на тебе...

— Маленький ведь он еще, несмышленыш, ну куда ему в такую даль?

— Мал, да удал, видать, — вставил свое отец. — Слышала, сам господин академик его выбрал. Не шутка. И не век ему с нами в одной избе сидеть. Пустили парня по науке — отрезанный ломоть он для семьи.

Василий Зуев был включен в состав экспедиции. Вместе со студентом Никитой Соколовым, рисовальщиком Федором Дмитриевым и чучельником Ксенофонтом Шуйским он отбирал и упаковывал книги, снаряжение. Двадцать первого июня 1768 года экспедиция выехала из Санкт-Петербурга через Москву на юг. Ехали по хорошо обжитым местам на перекладных, делая короткие дневки через пятьдесят-семьдесят верст. Паллас с Амалией Карловной ехали в рессорной коляске, остальные участники экспедиции — в кибитках с крытым кожей верхом. Снаряжение везли на десяти телегах.

Василий сидел в одной кибитке с Никитой Соколовым. Тот был старше на четыре года и числился уже студентом. Но разница в возрасте совсем не помешала им подружиться с первого же дня, хотя Никита относился к Василию несколько покровительственно.

Научных наблюдений экспедиция не вела. Свободное время Василий проводил в разговорах с Никитой да за чтением книг. С Палласом, Лепехиным и остальными членами экспедиции Зуев встречался только за общим столом. Здесь он терялся. Амалия Карловна, заметив это, старалась посадить его поближе к себе, но этим вводила его в еще большее смущение.

— Милый мальчик Василь, — говорила она ласково, — надо разговаривать. Я хочу учить русский язык.

— Я, пожалуйста, — краснел Василий.

— Не надо стесняться, — переходила Амалия Карловна на немецкий язык. — Вы совсем, совсем, как мой младший брат, которого я оставила на родине. Только он очень бойкий.

В дороге Никита с присущим ему пылом нападал на молодого друга:

— Эх, разве можно так!

— Не могу. Я из простых, а академик — это тебе генерал, а Амалия Карловна — барыня...

— Ну, и дурак! — горячился Никита. — Петр Семенович (так в экспедиции все перекрестили Палласа), хотя и ученый, но человек простой, пуще другого ценит в людях ум и трудолюбие, а не чины и звания.

— Да ну-у, — тянул Василий, — разве они когда забудут, что мы солдатского звания. Барин — он барин, мужик — он мужик.

— Заладила сорока Якова... Мужик! А Михайло Васильевич Ломоносов тоже мужик был, а господин адъюнкт Лепехин из солдатских детей.

— Однако ж привыкнуть надобно.

Амалия Карловна, женщина добрая, хотя и небольшого ума, всю свою энергию обратила на создание для мужа уюта в походной жизни. Потом эта забота перешла и на остальных членов экспедиции. Она стала «главным интендантом». Толмачом у нее стал Василий Зуев. Вспоминая родных, оставшихся в Германии, особенно младшего брата, Амалия Карловна часть своей привязанности и заботливости перенесла на Василия, самого молодого из экспедиции. Она заметила, что он любит сладости, и баловала его ими. Василий смущался, но был доволен. Никита подсмеивался.

— Опять ты что-то сосешь, Васенька. Засластит, избалует тебя Амалия Карловна. Деток у нее еще нет, вот тебя и нянчит.

— Будет тебе... — отбивался Василий.

Экспедиция миновала Москву и двигалась к Поволжью. Здесь она приступила к работе. Стали вестись тщательные поденные записи, сбор и описание минералов, растений, насекомых, птиц и животных.

Солнце позолотило березовый перелесок. Паллас с Зуевым и Соколовым, не дожидаясь выезда всей экспедиции, отправились на изыскание. Ехали верхом. Паллас и Зуев впервые сели в седло, но держались в нем сносно. Правда, с непривычки ломило ноги, по земле потом ходили вперевалку, словно гуси, но терпеть можно было. Никита к верховой езде привык, бывал уже в экспедициях.