Ознакомительная версия.
Ее отвлекло от молитвы шебуршанье за дверью. Княжий тиун сообщил о приезжем госте. Монахиня со вздохом покинула келью. Харальд с невестой, боярами и двумя свейскими ярлами нынче отправились на прогулку окрест города, принять гостя некому.
Ей и в мысли не могло прийти, что это будет тот, кого она меньше всего хотела видеть.
– Ратибор!
Она прошла в палату и не велела холопу закрывать дверь.
– Гида. – Киевский воевода жадно оглядывал княгиню с головы до ног, отчего ей стало неприятно. Ратибор был поражен ее нынешним обликом – черной рясой и черным глухим убрусом до бровей.
– Это имя мне больше не принадлежит. Зови меня сестрой Анастасией. Мы ведь и вправду дальние брат и сестра, если ты не забыл.
Давным-давно Ратибор, сын короля Дании Свейна Ульвсона, провожал принцессу Гиду в страну городов Гардарику, как называли Русь его предки, чтобы там она стала женой русского конунга, одного из многих. Ратибор, сам русич по матери, но при том бастард, не имел никакой надежды наследовать отцу. Страной, которая могла дать ему славу воина и богатство, он выбрал Русь. Другой причиной, заставившей его остаться на Руси, была Гида, светловолосая фея туманной Англии.
– Что он с тобой сделал! – тихо проговорил Ратибор, садясь на скамью. Снял шапку с буйной нечесаной головы и меч с пояса.
Два холопа внесли в палату корчагу с вином и братину с квасом. Другие следом расставили на столе блюда с мятными лепешками, кусками холодного печеного мяса, сдобными заедками и греческими фруктами.
Монахиня стояла не двигаясь, пряча руки в складках рясы.
– Тебя прислал князь Всеволод? Как он живет?
– Все так же. Ласкает младшую дружину, речи бояр ни во что ставит.
– Это плохо, – повела она головой. – Младшие не должны стоять выше старших.
– Куда хуже, – усмехнулся Ратибор, хлебнул квасу из ковшика. – Но меня прислал не Всеволод. Я приехал сам.
– Он отпустил тебя в Новгород? – с тайным смыслом, понятным только им двоим, спросила княгиня.
– Ему теперь не до того. Князь вряд ли переживет эту весну.
– И ты оставил его…
– …потому что не хочу служить Мономаху, – закончил Ратибор. – Я хочу остаться здесь, рядом с тобой, и служить при дворе князя Мстислава.
– Ты не останешься здесь, Ратибор.
Ее твердый, как кованая сталь, голос заставил воеводу подняться со скамьи.
– Ради меня – ты не останешься. – Теперь в ее словах была звенящая страсть. – Ты уедешь и будешь служить Мономаху, когда умрет Всеволод.
– Почему?
Он сделал шаг к ней. Княгине казалось, что он взглядом срывает с нее монашье одеяние.
– Ты никогда не любила Мономаха. – Он подошел ближе и добавил тише: – Ты все еще любишь меня. Поэтому?
Анастасия отшатнулась. Ратибора влекло к ней с неодолимой силой, но вдруг он споткнулся о ее взгляд. В нем была жалость, какую часто увидишь в глазах девок и женок на Руси и легко спутаешь с любовным томленьем. Но сейчас воевода ни с чем бы ее не спутал.
– Тобой водит бес, – с жалостью сказала инокиня. – Как можешь ты испытывать страсть к старухе в монашьей рясе?
Ратибор с понурой головой вернулся к скамье.
– Ты не старуха.
– У меня восьмеро детей.
– Почему ты хочешь, чтобы я служил Мономаху?
– Ты не станешь льстить ему, – не раздумывая, ответила она, – ведь ты ненавидишь его. А навредить не сможешь ему, потому что он не будет тебе доверять. Он никому не доверяет, ни холопу, ни тиуну, ни биричу, ни воеводе. Сам за всех все делает, себя никогда не покоит. Ни на войне, ни на охоте, ни в своем дому без своего пригляда ничего не оставляет. В этом его сила. И даже себе он не доверяет, но всегда хочет знать от других, верно ли поступает и что о нем думают. Ему нужно знать даже мнение черни о нем. В этом его слабость…
Ратибор слушал внимательно. Он чувствовал, что она никому и никогда не говорила этого, а теперь будто заплот на реке прорвало.
– …потому что у него одна цель и одно желание – стать великим князем на Руси…
– Я знаю это, – с брезгливой улыбкой уронил воевода.
– …Он хочет сделать в ней все по-своему, в подобие Византии, ведь его мать – византийка, дочь императора. Это желание ставит его в зависимость от всех – дружины, епископов, монахов, градских людей. Ведь по закону русскому он должен пропустить вперед старших братьев. А годы его уходят.
Княгиня отступила к лавке у стены, подалее от воеводы, и присела на край.
– Я полюбила его за это странное соединенье силы и слабости. Да, я люблю Мономаха, а не тебя, Ратибор. Ведь у тебя нет никакой слабости – ты как скала во фьордах Норега.
– Почему же ты ушла от него? Зачем облачилась в эти уродливые одежды?
– Потому что он никогда не любил меня. Но это не его вина, а моя. И тебе ведома причина.
– Да, ведома, – со злорадством сказал Ратибор. – Она в том, что…
– Будь осторожен, воевода, – предостерегла княгиня. – Дверь отверста… ибо не следует монахине оставаться наедине с мужем.
– Продолжай, – попросил он и вымученно, с усмешкой добавил: – сестра. Ведь ты не закончила.
Инокиня колебалась.
– Мой отец погиб, не одолев страстного желания быть королем, слабость победила его. Мономаху следует победить свое желание стать великим князем. Для этого он должен испытать бесконечное одиночество, когда все оставят его. Одиночество Христа на кресте... Тогда слабость станет силой. Тогда Господь даст ему киевский стол.
– Тогда ты разлюбишь его – когда он перестанет быть слабым?
– Полюблю еще сильнее. Если доживу до того.
Анастасия встала.
– Уезжай, Ратибор. Тебе здесь не место.
– Я хочу остаться на свадьбу моего сына, – сказал он, не двигаясь и пристально глядя на нее.
Лицо княгини осталось бесстрастным. Ответить ей помешал внезапный шум в сенях. Со двора также донеслись тревожные крики.
– Что там? – возвысила голос Анастасия.
В палату сунулся бледный, как смерть, тиун.
– Матушка-княгиня… там… привезли… князя привезли… мертвого.
Монахиня, оттолкнув его, бросилась во двор. Ратибор вскочил.
– Все кишки наружу, – растерянно моргнул тиун.
Воевода с силой ткнул его кулаком в грудь и ринулся вон.
На дворе толпилась тьма людей и холопов, бестолково метавшихся, что-то кому-то оравших, бессмысленно таращившихся. Звучала свейская речь, ржали кони, жалостно и пока негромко подвывали бабы. Анастасия с закаменевшим лицом расталкивала двумя руками всех мешавших ей. Наконец остановилась. Коней не успели увести, возле них на голой земле лежали носилки из двух жердин и дружинного мятля. Другой плащ до шеи прикрывал тело князя-отрока. В середине, над чревом, мятель густо пропитала кровь.
Княгиня упала на колени у изголовья носилок, дрожащей рукой коснулась белого лба сына.
– Он еще дышит, – услышала она голос и подняла голову. Над ней стоял кормилец Мстислава Ставр Гордятич, без шапки, в собольей свите, перемазанной кровью.
Он помог княгине подняться. Руки у нее больше не дрожали и голос был тверд:
– Несите князя в изложню. Как это случилось? – не оборачиваясь, спросила она Ставра. Мельком заметила, как пытаются привести в чувство Христину, невесту Мстислава, растирая ей щеки винным уксусом.
Пока Мстислава уносили в хоромы, Ставр Гордятич торопливо и сбивчиво рассказывал. У Мячина озера князь с невестой ускакали вперед всех прочих. Ставр послал к ним двух дружинников, но не велел торчать на виду, чтобы не мешать. Свейские ярлы увлеклись тем временем стрельбой по журавлям, коих на озере объявилась весной тьма. Немного времени спустя кормилец направил коня к перелеску, где укрылись молодые. Не успев доехать, услышал медвежий рев и девичий взвизг. Когда вылетел на большую елань, увидел, как Мстислав с топором идет на медведя, вздыбленного на задние лапы. Кмети ждали с натянутыми луками.
– Перед девкой хотел покрасоваться, – тяжко выдохнул Ставр, – запретил отрокам стрелять.
Мстислав поднял топор, но никто не ожидал от медведя внезапной прыти. Он вдруг опустился на четыре лапы и прыгнул. Удар топора пришелся по воздуху, а когти зверя вспороли князю живот. Сейчас же в морду медведя полетели стрелы, Ставр добил его мечом.
– Это все оттого, что князь захотел непременно показать девке Перынь, идольское капище. Не следовало того делать. Я отговаривал, да разве ж… Прости, княгиня, Христом Богом молю, прости. Не углядел за твоим чадом.
– Ты, видно, Ставр, тоже хотел покрасоваться перед невестой князя, не ударить лицом в грязь, – без всякого выражения произнесла монахиня. – Потому позволил отроку одному идти против медведя. Не оттолкнул его, не встал сам перед зверем.
– Да я ж…
Тело князя переложили на постель, сняли мятель. Княгиня пошатнулась, увидев багровое месиво из кишок поверх разодранной рубахи, Ставр Гордятич поддержал ее. Пока холопы и два лекаря срезали с Мстислава одежду, Анастасия велела прочим, набившимся в изложню:
Ознакомительная версия.