Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 1

Заинтересовавшись местным фольклором, Скотт увидел в нем прежде всего драгоценный источник сведений о старой Шотландии. Об этом свидетельствуют и обширные комментарии, которыми он снабдил «Песни шотландской границы». Для него поэзия заключалась не столько в самих балладах, сколько в их историческом материале — в нравах, характерах, поступках героев в поверьях, в политической и моральной жизни средневековья, отраженной в песнях пограничников. В предисловии к третьей части своего сборника он писал, что строгое подражание народным балладам и невозможно и нежелательно. Средневековая поэзия грубовата и чрезмерно проста. Эта грубость может быть интересна для историка, но противоречит эстетике высокого искусства, требующего большей утонченности и изящества.

И все же в некоторых отношениях Скотт отдавал предпочтение старым поэтам перед новыми. В балладах его привлекали острый сюжет, большая эмоциональность, быстрота, с которой народные певцы развивали действие, и простота, даже наивность повествования, освобожденного от рассуждений по поводу излагаемых событий. Эти особенности были прямо противоположны философическим, описательным, классическим поэмам XVIII века, которые как раз изобиловали всякого рода украшениями, пышными перифразами, сравнениями и отступлениями, заглушавшими рассказ о событиях и мешавшими эмоциональному его воздействию. Скотт хотел использовать эстетические особенности народных баллад для того, чтобы создать новую поэму, противопоставленную старой, классической. Вот почему первые его поэмы, при всей их оригинальности, все же продолжают литературную традицию «поэтических повестей», распространенных в XVIII веке и .рассказывавших исторические сюжеты в стихотворной форме, ориентируясь на простые стихотворные романы до-классической эпохи.

В дальнейших поэмах Скотта («Мармион», «Рокби» и др.) влияние баллад несколько уменьшается, повествование приобретает более рационалистический характер, разрастаются исторические и археологические описания; из поэм выветривается легенда, и ее место занимает история. «Подражания старинным балладам» по внутреннему своему содержанию все больше приближаются к историческому роману.

Между тем, работая над поэмами, Скотт пробовал себя и в жанре романа. Еще в период своих первых баллад он задумывал роман в традиции старого «готического», или «страшного», романа со всякого рода сверхъестественными приключениями. Роман этот остался незаконченным. Затем, в 1805 году, он начал писать роман о восстании 1745 года, который назывался по имени главного героя «Уэверли».

Несколько позже, в 1808 году, он вернулся к этому жанру. Среди посмертных произведений историка Дж. Стратта (Strutt) Скотт нашел незаконченный роман «Куинху-холл» («Queenhoo-Hall»), в котором автор хотел дать читателю в беллетризованной форме сведения о быте и нравах средневековья. «Куинху-холл» принадлежал к тому жанру, который в XVIII веке называли романом археологическим: романическая интрига служила лишь для того, чтобы на нее можно было нанизать как можно больше сведений о быте и материальной культуре средневековья, Скотт закончил этот роман и напечатал его, но «Куинху-холл» не имел никакого успеха. Эту неудачу Скотт объяснял чрезмерной эрудицией автора — множеством всякого рода исторических сведений, которые подавили романическую интригу. Столь ученое воспроизведение средневековья, решил он, не может заинтересовать читателя: «У меня сложилось мнение, что роман, посвященный истории горной Шотландии и не столь давним событиям, будет иметь больший успех, чем рыцарская повесть». Так вновь возникла мысль о незаконченном «Уэверли».

Принимаясь за «Деву озера», Скотт сожалел о том, что в современных эпических поэмах нет обыденной реальности, людей, каких можно встретить в действительной жизни. Поэма, над которой он в то время работал, должна была воссоздать эту действительность. «Дева озера» повествовала о горной Шотландии в давно прошедшие времена, и тем не менее для Скотта это тоже была «обыденная реальность», так как, по его словам, он сам еще мог наблюдать описанные им нравы. Следовательно, он имел в виду не современную тему, а способ изображения, построенный на исторической и психологической правде. В противоположность традиционным эпическим поэмам, он хотел создать не отвлеченные характеры или страсти, а нравы, без которых ни характеры, ни страсти не могут быть правдивы.

Нравы, воскрешенные в «Деве озера», и пейзажи, проверенные по собственным наблюдениям, произвели на читателей столь сильное впечатление, что Скотт решил создать нечто подобное в прозе. «Я довольно долго жил в горной Шотландии, когда она была не столь доступна и посещалась туристами гораздо реже, чем теперь. Я был знаком со многими из тех, кто участвовал в боях 1745 года; они охотно рассказывали о старых битвах добровольным слушателям вроде меня. Естественно, мне пришло в голову, что старинные предания и высокий дух народа, который, живя в цивилизованном веке и стране, сохранил нравы, свойственные более раннему общественному укладу, могут послужить благодарным материалом для романа».

Но и на этот раз «Уэверли» не был закончен. Лишь через три года найдя написанные в 1805 году главы, Скотт дописал и напечатал первый роман из серии, создавшей эпоху в истории европейских литератур.

Баловень семьи, привыкший к комфорту английской дворянской усадьбы, к мирной, обеспеченной и сытой жизни, Уэверли отправляется в шотландскую глушь. Неожиданно для него самого посреди провинциальной деревенской идиллии он находит самую пышную романтику, о какой только мог мечтать. Мирное поместье майора Брэдуордина расположено поблизости от гор, а с гор спускаются гайлэндцы (горцы). Они приносят вместе со своим национальным своеобразием обилие экзотики, исторических воспоминаний и приключений, которые как будто никак не вяжутся с Современной эпохой. Он изумлен так же, как, по словам Скотта, были бы удивлены английские классики-рационалисты XVIII века Аддисон и Поп, узнав, что на северной оконечности острова живет такое странное существо, как Роб Рой.[3]

Роза Брэдуордин рассказывает Уэверли о страшных событиях, происходивших в этом провинциальном захолустье. «Уэверли не мог не содрогнуться, услыхав историю, столь напоминающую его собственные мечты. Эта девушка, едва достигшая семнадцатилетнего возраста, лучшая из всех девушек по своим душевным качествам и внешности, собственными своими глазами видела сцены, которые еще могут повториться... «Я теперь нахожусь в стране военных и романтических приключений, — думал Уэверли, — остается только узнать, какое участие я буду в них принимать». Судьба не поскупилась для него на приключения и испытания, и горная романтика едва не стоила ему жизни.

Так в мирный современный быт входит элемент авантюры и опасности, характерный для «древних времен», о которых можно прочесть у Ариосто, Тассо и Фруассара.

Вторгшаяся в прозу жизни романтика ничуть не фантастична, но совершенно реальна. Читатель убеждается в этом вместе с Уэверли. Загляните в глухие углы Шотландии, прогуляйтесь в горы, поживите где-нибудь в деревне — и вы обнаружите, что действительность весьма романтична. Прочитайте историю, постарайтесь вообразить себе государственные перевороты, восстания, битвы — и вы увидите, что история интереснее любого романа. И, чтобы роман стал интересным, он должен стать правдивым в историческом и в этнографическом отношениях.

Восстание претендента 1745 года было бы непонятным без знакомства с нравами горной и равнинной Шотландии. Но эти нравы могут быть объяснены только историей страны и ее обитателей. Романы Вальтера Скотта основаны на историческом и этнографическом изучении страны; потому-то они и были восприняты современниками не только как художественное, но и как научное откровение.

«Уэверли» повествовал о событиях шестидесятилетней давности. Конечно, за этот период в Шотландии многое изменилось; однако древние нравы, ведущие свое происхождение от предыдущих эпох человеческого общества, сохранились в своей первобытной чистоте. Что же такое современность и можно ли противопоставлять ее прошлому с той категоричностью, с какой это делали классики и просветители XVIII века? По мнению Скотта, в современности заключены следы многих прошедших эпох и старых культур. В ней борются социальные силы, каждая из которых имеет свои глубокие корни в истории. Поэтому рассматривать современность вне истории невозможно, а следовательно, всякий романист, изображающий общество, является вместе с тем и историком. Так Скотт приходит к одному из основных принципов своей эстетики.

Два следующих романа Скотта — «Гай Мэннеринг» (1815) и «Антикварий» (1816)—не являются романами историческими в прямом смысле этого слова, так как действие их происходит во времена совсем недавние. Однако и в этих романах действие имеет исторический рельеф, потому что общество характеризовано в них с необычайной конкретностью, в его установлениях и традициях, идущих из глубокой древности и неожиданно заявляющих о себе посреди совсем другой цивилизации. И в этих романах также есть «чувство времени», движение истории, связанное с социальной борьбой и общественным развитием.