– Защити вас, Даждьбоже, – махнул он нам рукой, когда мы были готовы.
И мы ушли. Всяк в свою сторону.
Ятвигский бор казался дурным. Чужим и недобрым. И ветер вверху шумел настороженно.
Попервости за каждым кустом, за каждой былинкой мне чудился притаившийся ятвиг. Страшно было, аж живот свело. Но потом ничего. Пообвыкся…
Мы осторожно, не поднимая шума, шли вперед. Куденя впереди. Я за ним. А позади меня Звяга.
– Не притомился, княжич? – когда мы углубились в лес, шепнул Куденя и немного сбавил шаг.
– Нет, конечно, – ответил я.
– В порядке ли?
– В порядке, – тут я немного слукавил.
– Я чуть вперед пройду, а вы со Звягой догоняйте, – сказал и исчез.
На самом деле все было не совсем в порядке. Уж не знаю почему, но то ли от боязни, то ли от чего другого, только живот у меня не отпустило.
Резануло в брюшине, точно ножом полоснуло. Я даже присел от боли.
– Что с тобой, Добрыня? – Звяга присел рядом.
– Да, так. Ничего.
– Ты тут не храбрись. Выкладывай.
– Смешно сказать, – смутился я. – До ветру захотел. Сил нет. Может, съел чего…
– Это бывает, – понимающе подмигнул мне лучник.
От этого мне совсем стыдно стало.
– Значит так, – сказал Звяга. – Мы дальше пойдем, а ты здесь оставайся. Облегчишься, и нас жди. Мы на обратной дороге тебя подберем.
– Нет, – упрямо ответил я. – С вами пойду.
– Тихо ты, – руку мне лучник на плечо положил. – Не ерепенься. Я же вижу, как ты маешься. И не боись. Мы дружкам твоим ничего не скажем.
– Я и не боюсь, – сказал я и почуял, как в животе заурчало.
– Во, – Звяга поморщился. – Даже мне слышно, как у тебя в утробе война идет. Если вдруг что не так – знак подай. Кукушкой кликни. Два раза, потом три раза, потом снова два. Коли не отзовемся – к нашим возвращайся. Дорогу-то приметил?
Я в ответ головой кивнул:
– Не заплутаю.
– Вот и хорошо. Пошел я.
– Вы что тут мешкаете? – появился Куденя.
– Ничего мы не мешкаем, – сказал Звяга. – Я уже иду, а княжич здесь остается.
– Это еще с какого перепугу?
– Пойдем, я тебе по дороге объясню, – и они скрылись.
А спустя мгновение послышался тихий Куденин смешок.
Только мне уже не до стыда было. Полыхнуло в животе. Я едва успел порты спустить.
Укрылся плащом. Сразу на кочку лесную или на муравейник похожим стал. Сижу, дуюсь. Чую – легчать стало. А у самого мысли про то, как Гридя со Славдей надо мной потешаться начнут. Со свету сживут своими насмешками. Только бы лучники им не сказали, как я в дозоре опростался. Да нет, не должны. Они мужики надежные…
Вдруг слышу – ветка хрустнула. Да так звонко, что птица пугливая вверх порхнула и в ветвях пропала.
– Не приведи, Даждьбоже, со зверем встретиться, – подумалось.
И сразу вспомнился детский страх.
Зима.
Гон.
Волк.
Только это не зверь лесной оказался. Это пострашнее напасть…
Ятвиги.
Враги…
Близко. Там, за малинником, остановились.
Я сразу тише воды, ниже травы стал.
Только бы не заметили, это было моим единственным желанием…
Только бы не заметили…
Не видел я их, только слышал. И они меня не видели. А увидели бы?
Лучше об этом не думать вовсе.
– …то ты так мыслишь, Велимудр, – услышал я голос. – А у князя Мала и другие мысли быть могут.
– Повинную голову меч сечь не будет, – возразил первому второй. – А разве мы виноваты? Так что нам и виниться не в чем.
– А коли сначала отсечет, а потом разбираться будет? Хочешь, не хочешь, а придется биться. Теперь уж не денешься никуда, ты же сам по лазутчикам их ударить велел.
– Я ж думал, то опять варяжци, – горестно вздохнул первый.
– Теперь уж поздно вздыхать.
– Ладно. Как стемнеет, на лагерь их нападем, а там, что Радогост даст, – сказал второй и снова шумно вздохнул, а потом добавил: – Ты смотри, малина в этом году плохо уродилась. А говорили, что дожди ей в пользу.
– Зато Вышнего дароносица знатный приплод принесла6. Попьем в Рожаницын день7 вено-сладкое.
– А медку в этом году недоберем… – они уходили, и мое сердце, рвущееся из груди, стало утихомириваться.
И вот, наконец, в бору стало тихо.
А я все сидел и никак не мог отдышаться.
– С облегчением тебя, Добрын сын Мала, – сказал я себе, натягивая порты.
Выждав еще некоторое время, я подал сигнал Кудене и Звяге. Но так и не получил ответного «ку-ку». Видать далеко отошли разведчики.
Тогда к своим выбираться надо. Да недобрую весть нести…
Я вышел к нашему стану под вечер. Спешил сильно. Все боялся, что ятвиги перехватят. Но, видать, не пришла еще пора Недоле надо мной потешаться.
– Кто тута? – окликнул меня дозорный.
– Это я, Добрын. Из лучников. Тороплюсь к князю с вестью важной.
– Кто в болярах у тебя, Добрын?
– Побор.
– Проходи и Побору кланяйся, – сказал дозорный, и вновь спрятался в кустах.
И я снова рванул, что было мочи…
– Батюшка! – громко позвал я, подбегая к княжескому шатру.
– Что стряслось, Добрыня? – узнал меня охранник.
– Ятвиги, – выдохнул я и остановился.
– Ты погоди, – отец откинул полог шатра, – отдышись сначала.
– Отец, ятвиги!
– Не забывайся, Добрыня, – отец взглянул строго. – Это дома, в Детинце, я тебе отец. А здесь я князь для тебя и для всех воинов древлянских.
– Прости, княже, – склонил я голову.
– Что там стряслось? – сказал он, смягчаясь.
– Ятвиги, княже.
– Где?
– Обходят с левого бока.
– Сколько их?
– Не ведаю, княже. Не видел я их. Слышал только. Говорили двое. Они хотят ночью сегодня на стан наш напасть.
– Жаль, что ты не смог к ним подобраться поближе, да посмотреть, сколько их? Да, как ополчены?
– Виновен, княже, – я укорил себя за то, что даже не подумал об этом. – Поспешил.
– Не виню я тебя, – сказал отец. – Вот, – он вынул из уха серьгу серебряную. – Благодар от меня.
– Здраве будь, княже, – сказал я, принимая Благодар.
– Ступай к своим, – улыбнулся князь. – Да передай Побору, чтоб ко мне спешил, – он повернулся, сказал охраннику:
– Послать вестовых. Всех старших боляр немедля ко мне, – и скрылся в шатре.
– С первым благодаром8 тебя, Добрыня, – подмигнул мне охранник и бросился выполнять отцово приказание.
Когда совсем стемнело и снова стал накрапывать противный дождь, вернулись остальные разведчики. А с ними и Гридя со Славдей. Усталые, но довольные.
– Ух, и напугал ты нас, княжич, – ругался Звяга. – Мы ж думали, что заплутал ты.
– Так уж вышло, – оправдывался я. – Кукушкой кричал, да не услышали вы, а весть уж больно важной была. Вы ятвигов не встретили?
– Да нет, – пожал плечами лучник. – У нас тихо все было.
– Ну, видать, обошлись вы с ними, – сказал я.
– Тогда молодец, Добрыня, – Звяга похлопал меня по плечу.
– Да у тебя обновка? – Славдя на ухо мое уставился.
– Благодар это, – ответил я гордо. – От князя.
– Потрогать-то можно? – спросил Гридя.
– Отчего ж нельзя…
В эту ночь мы не спали. Побор не велел.
Ждали нападения.
Сидели под раскидистой сосною, укрывшись плащами от припустившего с вечера дождя. Старались сохранить от сырости тетивы да стрелы. Чтоб не уснуть, разговоры разговаривали.
– Нет, ты все ж расскажи, как ятвигов-то нашел? – в который раз приставал Гридя.
– Так я же уже рассказывал…
– Что-то с трудом верится, – не унимался Гридя, – что ты у предводителя ихнего суму спер, в которой кожа Славуты-посадика лежала.
– Так оно и было все…
– Ну и где ж та сума?
– Так говорил же я – у князя в шатре.
– Брешет, – сказал Славдя, поправляя плащ.
– Точно брешет, – поддакнул Гридя.
– Чего это мне брехать? – притворно обиделся я.
– Ты лучше расскажи, как ты на ятвигов наткнулся? – снова за свое Гридя.
– Ладно, уж, – наконец, сдался я. – Только обещайте, что смеяться не будете. Это не я на них, а они на меня наткнулись…
И я рассказал им, как все было на самом деле.
– Что вы там, как гусаки, разгоготались? – окликнул нас один из лучников. – Сказано же, чтоб тихо все было.
– Да, Добрыня, – сдерживая смех, сказал Славдя. – Это как в той сказке: пошел мужик за малиной. Захотел пописать. Увидел медведя – заодно и покакал, – и мы снова не смогли сдержать смеха…
Они навалились под утро. Плохо вооруженная, завернутая в шкуры вместо доспехов, нестройная орава выскочила из леса и бросилась на наш лагерь. Без боевых криков и лишнего шума. Видно, боялись разбудить спящих…
Просчитались они…
Все случилось быстро. Я даже испугаться не успел. Заметил только, как Гридя побледнел, натягивая тетиву своего лука. Но пускать стрелу во врага ему не пришлось.
Поняв, что внезапного нападения не получилось, ятвиги побросали оружие на землю и пали ниц. Прямо в грязь.
