— Приезд твой да будет к счастью! — приветствовал он гостя.
— Пусть птицы вьют гнезда в шерсти твоих овец! — ответил Чегелай.
Это приветствие, распространенное среди степных народов, означало пожелание исполнения мечты каждого скотовода, чтобы в степи было так тесно от стад, что птица не смогла бы сесть на землю.
На валу застучали барабаны, раздались приветственные крики. Телохранители Чегелая горячили своих скакунов, гордо выпрямившись в седлах, кидали вверх и на лету ловили обнаженные клинки. Пусть все видят: гунны бесстрашный народ!
«Аланы оседлы, имеют поля и стада и давно уже не живут в кибитках». За частоколом вдоль дороги теснились турлучные [17] хижины с камышовыми крышами, полуземлянки, накрытые дерном. Дымились кузни, возле шорни белели свежеструганные доски. Люди Джулата, землепашцы и ремесленники, снабжают орду Ругилы хлебом, глиняной посудой, повозками. Мужчины одеты в добротные кожаные куртки, широкие штаны, заправленные в низкие сапожки. Женщины в длинных платьях, стянутых серебряными поясами, и в покрывалах. Внешне аланы сильно отличаются от темнолицых гуннов: рослы, большеглазы, большеносы, густобороды. Но и они уже смешивают свою кровь с пришельцами: в толпе встречались черноволосые смуглые лица.
Дом Джулата сложен из крупных тесаных камней, внутренний двор защищен крепкими воротами. Во дворе — колодец, вдоль стен кожаные чувалы с зерном, на крюках — копченые туши. Два года назад ничего подобного не было. Чегелай осматривал все цепко. Стены четырех локтей толщиной, крыша земляная. Такую не подожжешь.
Когда Джулат слезал с жеребца, Чегелай заметил, что стремена у алана железные — кованые полудугой. У гуннов же кожаные. Преимущество новых стремян сразу бросалось в глаза: и прочнее и удобнее. В кожаные носок сапога не вдруг засунешь. Хай, как гунны не додумались до этого?
2
Хозяин угощал гостя на бревенчатом помосте обширного закопченного зала. На второй этаж вела деревянная лестница. В углублении–очаге земляного пола горел костер. Дым вытягивало в узкие бойницы. Оказывая всяческое уважение гостю, алан был тем не менее сдержан и малоразговорчив. И Чегелай понимал причину: аланы считают себя выше гуннов и держатся отчужденно, чтобы не дать себя обидеть. Среди народов, как и среди людей, есть своя иерархия, и всегда найдется тот, кому можно плюнуть сверху на голову. К гуннам относились бы с пренебрежением, если бы их не боялись.
— Какие новости? — вежливо спросил Джулат по обычаю после расспросов о пути и в чем нуждается путник.
— Проходил караван из Италии, — отрывисто сообщил Чегелай, — караванщик сказал: вандалы уходят из Паннонии [18].
— Куда? — насторожился хозяин.
— В Галлию [19], а может, и дальше, — с мнимым равнодушием ответил гость.
Новость для Джулата была крайне важной и тревожной. Ведь аланы и сарматы заключили союз с вандалами. И если уйдут германцы, значит, отправятся с ними и родичи алана. Тогда у него не останется иной защиты, кроме Ругилы. Это и хотел дать понять Чегелай.
— Все уходят? — осторожно спросил хозяин.
— Караванщик сказал, остается сарматское племя фарнаков, у которых предводителем рыжий Абе—Ак. Послушай, кто у тебя придумал железные стремена?
— Хороши? — обрадовался Джулат и не преминул похвастаться: — Я уже отправил в подарок Ругиле тысячу пар. Придумал кузнец–славянин по имени Ратмир.
— Откуда у тебя славянин?
— Был рабом у Витириха. Сбежал. Спустился на челне к нам.
— Почему не отправился к своим?
— Изгой, в ссоре убил родича.
— Продай мне его, — попросил, как потребовал, Чегелай.
Джулат недовольно нахмурился, закрыл глаза, помедлив, ответил, что славянина он уже продал. Он так и не поднял глаз, и Чегелай понял, что хозяин солгал, тем самым нарушив священный для всех народов обычай гостеприимства.
— Раньше у тебя было меньше людей, — недобро заметил он. — Все твои родичи?
— Есть пришлые. Если не объединиться, жить опасно.
— Ха, а моя тысяча?
— Мы благодарны тебе. Но ты пришел и ушел, а следом является грабитель. Этой весной, хвала Небу, отел особенно хорош, наши стада увеличились. А как у вас?
Но Чегелай не дал увести разговор в сторону, с грубой прямотой спросив, понравится ли Ругиле, что союзник обзавелся крепостью и, следовательно, на защиту гуннов не уповает?
— Я уже объяснил причину, — все более мрачнея, сказал хозяин.
— У нас говорят: лиса труслива, пока норы не имеет, а вырыла нору, так и волка покусала!
Джулат открыл глаза, и Чегелай увидел в них ненависть и отчаяние. Дикий грязный гунн осмеливается оскорбить того, в чьих жилах течет кровь царей! Но что, кроме хитрости, может противопоставить опыт, вобравший в себя множество поражений, опыту, знавшему единственно победы? Видя, с каким ленивым любопытством наблюдает за ним гость, Джулат сник, выдавил:
— Не я один построил.
— Кто еще? — Чегелай замер, подобно леопарду, изготовившемуся к прыжку.
— Готы построили замок на Скалистом мысу.
О Небо! Гость едва не выронил кубок, наполненный византийским вином. Вот это новость так новость!
— Далеко отсюда Скалистый мыс?
— В пяти днях пути, на правом берегу Черной, там, где излучина.
Смутная догадка мелькнула у Чегелая, и он, отставив в сторону серебряный кубок, спросил, кто строил Витириху замок.
— Петроний Каматира, византиец, — последовал ответ. — Его послал сам магистр Руфин.
О хитроумнейшем Руфине, правой руке византийского императора Феодосия Второго, Чегелай был наслышан. Именно Руфин в свое время уговорил готского вождя Алариха не идти на Византию, а повернуть на Рим. И Риму пришлось пережить чудовищные потрясения. Теперь тысячнику многое стало ясно. Гонец намекал, что Ругила гневен на Огбая из–за византийца. Ха–ха, этот старый верблюд Огбай просмотрел, что германцы у него под боком построили крепость! Ха! Возможно, требование темник–тархана привезти к нему Каматиру объясняется не скорым походом, а желанием оправдаться перед Ругилой? Но замок–то разрушить не просто! Скалистый мыс в середине земель готов — ясно, от кого Витирих собирается защищаться. Раздумывая, Чегелай осушил кубок, который был тотчас наполнен.
Несомненно, что остготы покорились гуннам вынужденно. Они не забыли двух страшных поражений, нанесенных им номадами. И не только это. До появления гуннов они были хозяевами здешних степей. Первая битва произошла сорок лет назад, в год, когда родился Чегелай. Сразиться со степняками германцев собралось такое великое множество, что, когда передние линии их разом выпустили стрелы, день стал похожим на ночь. На стороне гуннов были лишь угры. «Дрались, пока душа в теле». Счастье улыбнулось гуннам. Богатырь Уллар, прозванный Зорбой, что означает «Великий из великих», со своим побратимом Бурханом проломились через шесть линий готов, разметали охрану готского вождя Германариха и сразили его. Готы дрогнули, «души их наполнились ужасом, бегство было всеобщим. Гунны ловили побежденных и избивали вместе с женами и детьми. Уцелевшие ложились ниц, моля о пощаде, а другие, собравшись вместе, числом более миллиона, бежали за Истр, среди бежавших было не менее двухсот тысяч боеспособных воинов». Через двадцать пять лет король остготов Винитарий, стремясь возродить былую мощь готов, напал на славян–антов, победил их, захватил князя антов Божа вместе с сыновьями и семьюдесятью знатными людьми и распял всех. Великий Баламбер отомстил за Божа на реке Эрак. Винитарий был убит. И вот теперь его сын Витирих, поняв, что в открытой борьбе гуннов не одолеть, тайно обзавелся крепостями! А это значит, что Огбаю несдобровать! Поистине, боги благосклонны к Чегелаю. Он не стал спрашивать, кто построил Джулату крепость? Как говорят гунны: «Солгав однажды, солжешь и дважды».
Перед тем как проводить отяжелевшего Чегелая на покой, Джулат велел привести молоденькую рабыню, дабы она услаждала гунна ночью.
3
Воины охраны Чегелая спали во дворе на войлочных подстилках, вместе с ними и Дзивулл. В походе где сотня — там и сотник. Бодрствовали лишь двое караульных у ворот да Безносый, охраняя дверь комнаты тысячника.
Из уважения к знатному гостю Джулат убрал свою охрану из зала. Очаг погас. Горели дымные факелы, укрепленные в поддонах на стенах, едва рассеивая тьму.
Безносый сидел на корточках, жевал холодное, оставшееся от пиршества мясо и жадно прислушивался к возне, женским вскрикам, доносившимся из–за двери. Лицо его медленно багровело, обрубки ноздрей шевелились, он шумно сопел, задыхаясь от вожделения. И живо вскочил на ноги, заметив появившуюся в полутемном зале девушку–рабыню, которая, бесшумно и гибко пробегая вдоль стены, меняла догорающие факелы, укрепляя новые. Кровь ударила телохранителю в голову. Распаленный, забыв обо всем, он устремился к ней. Девушка испуганно вскрикнула, метнулась к лестнице, ведущей на второй этаж. Под тяжелым телом Безносого затрещали деревянные ступени. Рабыня, забежав в коридор, исчезла за поворотом. Безносый, подобно оленю на гоне, ломился следом, ничего не соображая, и, с разбегу налетев на рослого человека, зарычал и отшвырнул его. Но тут на гунна набросились неизвестно откуда появившиеся люди, сбили с ног, связали, поволокли, а когда в ярко освещенном помещении поставили на ноги, перед ним стоял мрачный Джулат.
