На окрик старика явился раб Сириец.
– Позови Пифодора. Уж не умер ли он там в каюте?
– Нет, господин, он точит меч.
– Занятие, достойное мужчины! Пойди за ним!
Но тот, о котором шла речь, был уже здесь. Полуголый, как и его господин, одетый лишь в хитон-безрукавку, с пестрым платком на черных кудрях, он с легкостью рыси выпрыгнул на палубу и окинул всех быстрым взглядом. В его выпуклых блестящих глазах проглядывали беззастенчивость и лукавство, что сразу не понравилось гераклеотам. Они увидели в нем человека, отличающегося от них самих. Чем – они сразу и не сказали бы, но его насмешливый, вызывающий вид оскорблял их чувство сдержанности и благочиния, ту внешнюю деловую солидность, которая была принята в обращении среди греков-колонистов.
– Фу, какой нехороший! – вполголоса пробурчал Гигиенонт, делая брезгливую мину на своем бледно-сером лице.
– Похож на тех, которые бродят ночами по большим дорогам и не прочь ограбить храм самого Зевса!
– А я убежден, – добавил Автократ, – что этот южный эллин – бродяга и нищий, сбежавший из своего города или изгнанный за грабеж… Вчера он обокрал своего хозяина, а сегодня кормится у стола варвара!
– Скажи лучше – у костра, – рассмеялся Мениск, – варвары не имеют столов и жрут мясо, поднимая его прямо с земли вместе с навозом.
– Вот такие-то и образуют пиратские шайки!.. Фу! Я заковал бы его в двойные кандалы и послал бы на рудник!..
Раб Сириец принес из трюма оружие и доспехи. Он помог одеться в броню князю Фарзою, потом Марсаку. Оба скифа надели рукавицы и нахлобучили на головы бронзовые шлемы. Теперь они выглядели очень внушительно.
– Поглядите, братья мои, варвары вооружились! – почти испуганно воскликнул Никодим, хватаясь за пояс, где у него были спрятаны золотые деньги.
Кибернет внимательно наблюдал за действиями скифов с высоты командного места, готовясь дать сигнал матросам и гоплитам, чтобы поднять их по тревоге… Беспечность – качество сонных варваров: греки никогда не страдали этим пороком и ставили бдительность и осторожность превыше всего.
Пифодор и Сириец отошли в сторону, весело скаля зубы. Скифы с боевыми топорами в руках стали один против другого.
Общее смущение слетело прочь, греки оживились.
– Не страшись, Никодим, – сказал Мениск, – варвары всего-навсего хотят развлечь нас гладиаторским боем.
Сидевшие встали. Спортивный азарт, как и страсть к коммерции, всегда бурлил в крови античных греков. Лица заострились, глаза вспыхнули.
– Сейчас они схватятся!
– А ну!..
Старик взмахнул секирой. Князь увернулся.
– Р-раз!
Лезвия столкнулись, искры посыпались дождем.
Бойцы не стеснялись в ударах, били крепко, с очевидным стремлением угодить в уязвимое место. Но ловкость и сила оказались равными. Фарзой нападал с большей горячностью, Марсак же действовал осмотрительнее и реже делал промахи.
Князь улучил миг и со всего размаху чуть было не хватил секирой по шлему противника. Все ахнули. Но дядька сделал встречное движение, и оружие князя полетело за борт с переломленным древком.
– Отразил! Вот это старик!
Противники сняли шлемы и рассмеялись. Они вспотели и тяжело переводили дыхание.
– Ты опять победил меня, отец мой! Ты силен в бою на секирах! А вот на мечах я тебя одолею, давай!
Марсак отрицательно покачал головой.
– Нет, Фарзой, с меня довольно одного переломленного топорища. Бейся с Пифодором!
Черномазый грек мгновенно облекся в шлем и нагрудник. Они с жаром скрестили мечи, прикрываясь овальными щитами. Почти весь экипаж, кроме гребцов, прикованных к своим местам, собрался на палубе и громко выражал свои чувства.
Неожиданный крик самого юного из матросов, которым все помыкали и командовали, заставил зрителей оторваться от увлекательного зрелища.
– Чего ты?.. – зарычал судовой повар, внезапно свирепея и готовясь залепить ему затрещину.
Молодой матрос показывал грязной рукой на море, продолжая кричать:
– Посмотрите, посмотрите!.. Корабль!
Все повернули головы, десятки взоров вопрошающе устремились в морскую даль.
Навстречу «Евпатории», покачиваясь на волнах, шло парусное судно.
Его единственная мачта и большой парус вспыхивали золотом в лучах солнца, начинающего склоняться к западу. Ветерок еле чувствовался. Парус выпячивался вперед и тут же опадал, полоскался в воздухе. Несколько пар весел вразнобой ударяли по воде. Люди издали казались совсем маленькими. Иногда ярко вспыхивали отблески, по-видимому на их шлемах и оружии. Можно было подумать, что судно спешит вперед, наперерез «Евпатории».
Проревс – матрос, на обязанности которого было первым оповещать о встречных судах, – сейчас мирно спал, положив под голову ведро для поения рабов. Кибернет дал сигнал тревоги. Матросы застучали по палубе босыми пятками, зазвенело оружие. Откуда-то показались заспанные гоплиты. Они громко зевали и на ходу застегивали ремни панцирей. Купцы благоразумно приблизились к задней рубке, чтобы вовремя спрятаться от пиратских стрел. Когда разбудили триерарха, он выпучил глаза и долго не мог прийти в себя.
Греки, доселе смотревшие на скифов с плохо скрытым пренебрежением и сознанием собственного превосходства, теперь широко улыбались им. У каждого купца мелькнула мысль, что воинственные варвары окажутся весьма кстати во время схватки с пиратами.
Кибернет что-то приказал слуге. Тот кинулся в трюм.
Автократ, сладко улыбаясь, обратился к Фарзою:
– Князь! Ты сможешь через несколько минут обмыть свой меч в крови морских грабителей! Это забава, достойная витязя!
Кибернет принял из рук слуги новую секиру.
– Вот тебе, доблестный князь, секира из халибской стали взамен изломанной! Скромный приз за состязание! А хороша ли она – узнаешь сам, когда испробуешь ее на головах пиратов!
Фарзой усмехнулся, однако принял подарок.
– Если это приз, то он принадлежит победителю – Марсаку. Что же касается битвы, то мы не прочь принять участие в общем деле…
Скифы и их спутники полностью вооружились. Греки приветливо кивали им головами, выражая одобрение. Как-никак в трюме лежали их товары. А четверка варваров была, как видно, не из трусливого десятка. Пифодора, чистокровного грека, гераклеоты тоже называли варваром из желания унизить его.
Встречное судно приближалось. Теперь было видно, что это одномачтовый большой баркас. На его носовой части стоял высокий человек в красном плаще и остроконечной шапке. Он прикрывал глаза ладонью. Сзади него виднелись воины с копьями.
– Это не пираты, – равнодушно сказал проревс, громко зевнув.
Он только что успел проснуться.
– Во всяком случае, их мало, и нам бояться нечего.
Баркас приблизился на расстояние, допускающее переговоры.
– Эй, лодка! Куда идете?
Человек в красном плаще поднял руку и ответил могучим басом:
– Я Дад, сын Тумвага, ольвийский купец!.. Еду из Стен, от скифского берега!
– Какова торговля?
– Плохая, ничего не продал, многое потерял, еле сам остался цел! Все западные гавани заняты скифами! Царь Палак нарушил мир и опять начал войну с Херсонесом!.. В Стенах пожары!..
– А Керкинитида тоже захвачена?
– Да, вместе с запасами хлеба!
– А Прекрасный порт?
– В руках варваров!
– Значит, заходить в эти порты нельзя?
– Нельзя! Варвары вас возьмут в плен, а корабль захватят как добычу!
– Спасибо! Пусть боги сопутствуют вам!
– Да сохранит вас Ахилл Понтарх!
– Нет, нет! – вдруг вмешался Орик с жаром. – Вы не должны отпустить их! Это же хищники! Они торговали с западным берегом, минуя Херсонес! Мы ловим таких и наказываем!.. Эти наглецы ольвийцы везут в Скифию соль и самовольно меняют ее на пшеницу. А закон полиса под страхом жестоких наказаний запрещает торговлю хлебом кому бы то ни было в западных портах! Вся торговля зерном должна идти только через Херсонес, с уплатой пошлины. Если вы нападете на этих разбойников и возьмете с них дань, то будете иметь поощрение от Совета!..
– Гм… – многозначительно произнес кибернет, поглядев на триерарха загоревшимися глазами.
Келевст Аристид придвинулся поближе к триерарху и жадно облизал сухие губы. Ему тоже пришлось по душе предложение херсонесца. Имелся законный повод для грабежа. Но триерарх отрицательно покачал головой.
– Нет, нет, что вы! Пусть херсонесский полис сам защищает свои права на монопольную торговлю хлебом. За это его никто не осудит, а нас могут обвинить в пиратстве.
– Но кто узнает? Пропавшую лодку никто не станет искать. Всякий скажет, что она попала в руки скифов.
– Нет, – вздохнул триерарх, – не те времена. Митридат узнает, и тогда всем нам не миновать железного ошейника.
