Избавившись от прежней супруги, с которой прожил многие годы счастливо, великий князь Василий тут же женился на Елене Глинской. Её родственники, вдруг получившие доступ к власти и деньгам, были счастливы, а каково самой Елене со старым мужем, никто не спрашивал.
Но шли год за годом, а детей у молодой государыни всё не было. Вот и сидела задумавшись мать правительницы Анна Глинская. Вдруг она вспомнила о пророчестве про внука. Откуда же взяться внуку, если великий князь Василий явно бездетен, с первой женой детей не было, и со второй тоже...
Княгиню Елену точно подменили, после поездки по монастырям её перестали забавлять весёлые развлечения, которым радостно предавалась совсем недавно. Да и муж, только что не сводивший глаз со своей молодой красавицы-жены, теперь больше интересовался государственными делами. Елена принялась истово молиться, делать щедрые пожертвования храмам, но ничего не помогало.
Великий князь тоже забыл о развлечениях, он строил и строил храмы, вымаливая у Господа себе сына. Опала Соломонии и женитьба Василия на Елене не дали главного — у князя так и не было наследника! К чему было расправляться с мудрой, доброй Соломонией, чтобы женой князя стала надменная, заносчивая Елена, которую в Москве не особо любят? У Глинских стремительно росло количество противников, спасти княгиню и её многочисленную невесть откуда вдруг набежавшую родню могло только рождение наследника...
Княгиня снова в церкви Зачатия Анны в Китай-городе. Ходит туда почти ежедневно, дарит щедрые подарки, вышивает своими руками пелену. Только ей далеко в рукоделии до прежней княгини Соломонии, руки бездельные, корявые, вот и пелена выходит корявая, хотя и от души. Настоятельница жалеет молодую княгиню, но, видно, такова воля Божья, не видать князю Василию наследника, пока не раскаялся в погибели племянника своего, княжича Димитрия Ивановича. Многие понимают, что платит за свой давний грех князь Василий, но как об этом скажешь? Князь не посмотрит ни на сан, ни на что, быстро упекут в дальний монастырь, потому и молчит настоятельница, глядя на бьющую земные поклоны Елену.
Губы княгини истово шепчут, вознося молитву, просят зачатия. Эх, голубка, сколько тут твоя предшественница отстояла, какова в вере своей была, как молила! Не тебе чета! А всё одно — пока срок не пришёл, ничего не случилось. Настоятельница верила в то, что Соломония родила младенца, и за то, что князю не отдала, бывшую княгиню не осуждала, понимала, что мать попросту своё дитя сберегала от дурных людей. Пусть лучше без княжеских почестей будет, но живым, чем погибнет в темнице, как княжич Дмитрий.
Невольно она прислушалась. Княгиня молила о прощении, точно согрешила сильно. Да, князья, может, и поболее грешат, чем простолюдины. Значит, и Елене есть за что прощение просить, не только князю? Дождавшись, пока Елена поднимется с колен и соберётся уходить, настоятельница подошла ближе, тихо заговорила:
— Если есть в чём, покайся, матушка. С покаянием душа успокоится, Господь твою просьбу и выполнит...
Почему-то княгиня на такие простые слова отпрянула, глаза её с ужасом расширились, быстро зашептала, точно отгоняя от себя какой призрак:
— Нет, что ты! Нет никакого греха, не в чем каяться...
— Господь с тобой, княгиня, что ты! Безгрешна, и слава богу! — перекрестила её настоятельница, подумав, что сегодня надо отдельно помолиться об отпущении вольных и невольных грехов княгине. По всему видно, что лжёт. Но не хочет облегчить душу, кто заставит? Ничего, придёт время, сама скажет всё, что наболело, а не скажет, так сама и отмолит. Господь милостив, он всем искренне кающимся прощает.
Больше в эту церковь Елена не ходила. То ли потому, что не хотела встречи с настоятельницей, то ли потому, что поняла, что тяжела. Радости князя не было предела, Василий готов был сам носить на руках молодую жену. Оберегая её, запретил ездить на богомолье, приставил нескольких лекарей следить за её здоровьем, чтобы не случилось ничего с будущим наследником. Он почему-то не сомневался, что будет сын. К княгине не допускали некрасивых людей, запрещали при ней говорить о плохом, старались радовать, чем только можно. Даже Захариху и ту сначала убрали подальше, но Елена попросила, чтобы мамку вернули. Князь просьбе подивился, но разрешил, может, опытная Захариха, которую Елена любит, поможет выносить долгожданного ребёнка... На лето княгиня переехала из пыльной, шумной Москвы в Коломенское, где можно было жить в тиши.
Надвигающаяся августовская ночь обещала быть необычайно душной, всё говорило о приближающейся сильной грозе. Ветер порывами срывал с деревьев не успевшие пожелтеть листья, норовил подхватить и унести всё, что плохо держалось, поднимал вверх облака пыли, но дождя пока не было. Люди качали головами: плохая гроза, сухая! От таких пожары случаются... Первый же раскат грома заставил бегущую куда-то через двор девку присесть от испуга. Но ей долго бояться некогда, спешно отправили ещё за водой. Княгиня, вишь, рожает! Как ей не ко времени, в такую грозу кто добрый родится-то? Ругая сама себя за такие мысли, девка перекрестилась и, подхватив подол, чтобы не путался под ногами, бросилась поскорее в поварню, сказать, чтоб разожгли огонь и грели воду.
Всю ночь бушевал ветер, сваливший множество некрепких деревьев, сверкали молнии, только к утру наконец полил и дождь. К этому времени Елена родила мальчика. Его крик раздался вместе с самым сильным раскатом грома, потому сама мать не сразу услышала, обеспокоенно дёрнулась:
— Что не кричит? Живой ли?
Повитуха, смеясь, подняла княжича на руках:
— Живой, слава богу! Смотри, какой крепкий!
А на дворе бушевала гроза, точно предупреждая, что родившийся княжич будет грозен и страшен, как раскаты грома, сопровождавшие его появление на свет. Люди, ещё не знавшие о появлении на свет долгожданного княжеского наследника, крестились:
— Свят, свят! Что ж за гроза такая невиданная приключилась?
Елена почему-то требовала, чтобы сына заставили закричать. Повитуха не могла понять, чего боится княгиня.
— Да голосистый он у тебя, ещё какой!
— А слышит ли?
— А с чего бы ему не слышать? — снова дивилась женщина.
Елена, чтобы отвести ненужные подозрения, пояснила:
— Приснилось мне как-то, что родился ребёнок немой и глухой, вот и боюсь.
Слова матери заставили повитуху внимательней обследовать малыша, но она снова уверенно заявила:
— И слышит, и кричит! Здоровое дитё! И ростом немалый будет, вишь ножка какая большая...
Успокоенная княгиня прикрыла глаза. Мальчика у неё уже забрали, он приник к груди специально приведённой кормилицы и жадно сосал. Теперь надо было послать весть отцу, князь небось ждёт не дождётся такого известия!
В Москву среди ночи примчался гонец из Коломенского, сказал, что от княгини к князю. Зная, что Елена вот-вот должна разрешиться, стражники пытливо глядели на отрока, но тот лишь пожал плечами:
— Едва началось...
То же он сказал и Василию. Князь, улёгшийся было почивать, вскочил от известия, заметался по покоям, не зная, на что решиться — то ли ехать в Коломенское самому, то ли прилечь обратно. Подумав, понял, что помочь жене не сможет, потому ехать ни к чему, вернулся на ложе, но не в силах терпеть, снова вскочил, принялся молиться о благополучном разрешении царицы от бремени, о даровании ему сына. Молился так истово, что не сразу услышал дальние раскаты грома. Гроза шла как раз со стороны Коломенского, сильные порывы ветра рвали с корнями небольшие деревья, без труда ломали крупные ветки. Раскаты грома заставляли приседать всех, кто вдруг оказался не под крышей, креститься верующих, моля Господа о спасении. Но князь, казалось, не слышит этих громовых раскатов, настолько увлёкся молитвой.
В дверь осторожно постучали, Василий не любил, чтобы даже самые ближние входили без разрешения.
— Кто там? — чуть нетерпеливо отозвался князь, хотя прекрасно понимал, с чем могли прийти к нему в такой неурочный час. — Войди!
В двери появился отрок Лука с улыбкой, расплывшейся по всему круглому рябому лицу:
— Поздравляю с сыном, княже! — Он выглядел так, точно сам только что произвёл на свет долгожданного государева сына.
— Слава тебе Господи! — Василий произнёс это не задумываясь, ещё не до конца поняв и поверив в услышанное. Тут же потребовал: — Повтори!
Лука с удовольствием повторил:
— Царица Елена в седьмом часу ночи счастливо разрешилась от бремени сыном!
Василий вдруг сообразил, что до сих пор стоит на коленях. С трудом, опираясь на лавку, поднялся, руки и даже моги от полученного известия тряслись. Большей радости Лука сообщить не мог.
— Коня!
— Гроза на дворе страшная, государь. Гонец едва добрался, может, до утра подождать?
