Здание в его настоящем виде было построено для третьего эрла сэром Чарлзом Бэрри, архитектором парламентского комплекса. Это была грандиозная затея. Старый кирпичный господский дом елизаветинских времен был переделан в особняк в георгианском стиле в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века, но все это предстояло полностью преобразовать. Первый камень нового здания был заложен в 1842 году. Для завершения работ потребовалось двенадцать лет, и отныне замок Хайклир, как он теперь именовался, господствовал над окрестностями. Это было величественное строение, исполненное важности и достоинства, не выглядевшее разросшимся со временем за счет пристроек и состряпанных на скорую руку переделок. Оно во всей своей полноте выражало целостность архитектурного видения. Башенки в готическом стиле стали последним криком моды, когда ранневикторианская архитектура подпала под воздействие Средневековья в результате отторжения классицизма восемнадцатого века. Основным намерением при постройке здания было впечатлить посетителей статусом хозяина и хорошим вкусом строителей. Замок источал дух мужественности, демонстрируя эстетический подход, который отдавал предпочтение солидному стилю и взмывающей вверх громадине, а не услаждающей взор приятности.
Альмина и ее мать частенько наносили визиты в загородное поместье Альфреда де Ротшильда, Хэлтон-Хаус в Бакингемшире, постройка которого была закончена в 1888 году. Хэлтон опять-таки имел совершенно другой стиль: настоящая барочная фантазия, причем настолько буйная, что явилась воплощением «le style Rotschild»[12], названного так с некоторым пренебрежением. Теперь, глядя на Хайклир, молодая женщина должна была осознать одно: хотя замок был всего на пятьдесят лет старше Хэлтон-Хауса, его земли и окружение, великолепная башня цвета меда из батского камня представляли собой воплощение английской традиции, совершенно отличной от всего, что ей довелось видеть ранее.
Много лет назад, в октябре 1866 года, один чрезвычайно знаменитый посетитель, проезжавший через парк, пришел в такой восторг, что на подступах к замку воскликнул: «Как живописно, как живописно!»
Бенджамин Дизраэли, который в то время был министром финансов, а позднее дважды дорос до премьер-министра, приехал в Хайклир с Пэддингтонского вокзала на специальном поезде. Его встретили и провезли в экипаже мимо домика привратника Лондон-лодж, арка ворот которого поддерживается классическими колоннами и увенчана гербом Карнарвонов. Дизраэли, закутанный в пледы для защиты от осеннего холода, минуя рододендроновые рощи и развесистые полуторавековые ливанские кедры, смотрел вокруг в полном восхищении. Каждый вид, открывавшийся перед ним, захватывал. Когда путь пролегал мимо храма Дианы над озером Дансмер, башенки замка, находившегося на расстоянии мили, уже выглядывали поверх деревьев. Перед поворотом на подъездную дорогу к зданию Дизраэли обратил внимание на изогнутую средневековую изгородь оленьего заповедника. Кэпебилити Браун приложил немало усилий к созданию последнего участка подъездной дороги. Замок возникал наискосок от приезжего и, таким образом, казался больше, нежели на самом деле, и впечатлял еще сильнее. Пейзаж сам по себе создавал столь романтическое настроение, располагающее к творческой деятельности, что на следующий день Дизраэли и хозяин замка, четвертый лорд Карнарвон, предприняли чрезвычайно приятную прогулку по территории, залитой ослепительным солнечным светом, обсуждая государственные дела.
Четвертый эрл, отец мужа Альмины, пребывал в политике около сорока лет. Ко времени визита Дизраэли он занимал пост министра по делам колоний, должность, которая отвечала его страстной любви к путешествиям и заставила посетить Австралию, Южную Африку, Канаду, Египет и Новую Гвинею. Эрл уделял много времени путешествиям на своей яхте, а также многочисленным кратковременным миссиям по государственным делам в Европе. Он обладал пытливым умом и был одним из выдающихся знатоков классики, переводя как Гомера и Эсхила, так и Данте. В итоге этот политический деятель служил в составе трех правительств консерваторов. Его назначали государственным секретарем по делам колоний сначала лорд Дерби, затем Дизраэли, после чего лорд Солсбери произвел его в лорда-наместника Ирландии. Он приобрел отличную репутацию за свое трудолюбие, дотошность и принципиальность и дважды подавал в отставку со своего поста: один раз – отвергая подход Дизраэли к решению проблем Востока, а в другой – из-за остроты англо-иранской конфронтации.
Четвертый эрл и его супруга-графиня первыми ввели в обиход, – что вскоре стало модной тенденцией, – традицию устраивать приемы в знатных домах по уик-эндам. Они представляли собой не только светские собрания, но и благоприятную возможность для налаживания связей, так что благодаря видной роли эрла в общественной жизни Хайклир стал одним из центров власти.
Четвертому лорду Карнарвону выпала удача жениться на женщине, оказавшейся идеальной женой политика. Леди Эвелин была дочерью эрла Честерфилда, и пара обвенчалась в Вестминстерском аббатстве в сентябре 1861 года – впервые за много веков подобной чести была удостоена некоролевская чета. Искренняя, добрая, наделенная недюжинной сметливостью и чуткостью, леди Эвелин стала ценным приобретением для своего мужа. Приглашения в Хайклир рассылались политикам, государственным служащим, интеллектуалам и путешественникам. Гуляя по дорожкам парка или наслаждаясь отличным бренди и сигарами в курительной комнате, можно было обменяться опытом или найти благоприятные решения с большей легкостью, нежели в промозглой атмосфере Вестминстера.
У супружеской пары родилось четверо детей: Уинифрид, появившаяся на свет в 1864-м, Джордж Эдвард, сын и наследник, который впоследствии женится на Альмине, родившийся за четыре месяца до визита Дизраэли, и еще две дочери. Маргарет увидела свет в 1870 году, а Виктория – 30 декабря 1874-го.
Леди Карнарвон так и не оправилась после четвертых родов. Она прожила несколько дней, в течение которых королева Виктория постоянно справлялась о ее здоровье и состоянии ребенка. После кончины своего возлюбленного принца-консорта Виктория уже четырнадцать лет жила почти в полном затворничестве, но оставалась в курсе жизни друзей, и, услышав, что леди Карнарвон вряд ли выживет, ее величество выразила желание стать крестной матерью младенца.
После кратковременного улучшения Эвелин скончалась 25 января 1875 года. Ее муж был убит горем так же, как и ее мать, не отходившая от постели дочери в течение всей болезни. Дневники ее невестки, леди Портсмут, содержат горестное описание мужества и спокойствия умиравшей Эвелин. «Как болит мое сердце», – писала она. Гроб с телом леди Карнарвон выставили в библиотеке Хайклира, а затем погребли в семейной часовне на окраине парка.
Это стало тяжелой потерей для всей семьи. Рождение детей являлось опасным делом, и никто не был защищен от этого риска, невзирая на доступ к наилучшему лечению. Уинифрид исполнилось десять лет, Джорджу (по традиции известному под кличкой Порчи, производной от его титула сына эрла, лорд Порчестер) – восемь лет, Маргарет – четыре года, а Виктории всего три недели, когда их мать отошла в мир иной. Хотя в аристократических семьях о детях заботилась в первую очередь нянька, леди Карнарвон очень любили, и сердца ее детей были разбиты. После ее смерти их передавали то одной любящей, но престарелой тетушке, то другой. Это несколько хаотическое воспитание создало особенно сильную привязанность между двумя старшими детьми. Потеря матери в столь юном возрасте, возможно, весьма способствовала эмоциональной сдержанности пятого эрла, позже замеченной его сыном.
На некоторое время вечера по уик-эндам прекратились, а Хайклир и семья Карнарвонов облачились в глубокий траур. В Англии девятнадцатого века существовал строгий этикет, регламентировавший траур, особенно в свете решения королевы удалиться от общественной жизни после кончины принца Альберта в декабре 1861 года. Надлежало облачиться в особые наряды и ожидалось, что пережившие утрату отойдут от светской жизни. Вдовец должен был до года носить черный фрак, а дети – траурную одежду по меньшей мере шесть месяцев, чтобы почтить память усопшего родителя. Даже слугам вменялось ношение черных повязок. Ни одна дама или джентльмен не могли посещать – уж не говоря о том, чтобы устраивать, – балы хотя бы год после смерти близкого члена семьи.
Но в конце концов четвертый эрл решил, что пора продолжить полнокровную жизнь. В 1878 году он посетил родственников в замке Грейстоук в Озерном крае и обнаружил дом, звеневший смехом и болтовней. Должно быть, душа его воскресла к новой жизни, и он сделал предложение руки и сердца своей двоюродной сестре Элизабет (Элси) Хауэрд, двадцати двух лет от роду и на четверть века моложе его. За двенадцать лет счастливого брака у них родились два сына, Обри и Мервин. Приятельница лорда Карнарвона, леди Филлимор, писала своему мужу: «Эти двое счастливы вместе и излучают вокруг себя солнечный свет».