Ознакомительная версия.
Прошлым вечером сын задал ей некий вопрос – уже не в первый раз. И сегодня она решила, что пришло время поведать ему правду.
– Пойдем, – сказала она.
Кладбище Пер-Лашез занимало склоны холма примерно в пяти километрах к востоку от сада Тюильри, где часом ранее гуляли отец Ксавье и маленький Роланд. Это старинное место захоронения в последнее время приобрело популярность. Здесь нашли свой посмертный приют самые разные знаменитости – политики, воины, художники и композиторы, и к их могилам приходило много посетителей. Но вдова Ле Сур привела сюда своего сына не ради надгробных памятников.
Они вошли через ворота со стороны города, у подножия холма. Во всех направлениях, петляя между усыпальницами, тянулись аллеи и мощеные тропинки, словно римские дороги в миниатюре. Было тихо. Кроме смотрителя у ворот, в этот час мать и сын были почти единственными живыми людьми на кладбище. Вдова точно знала, куда идти. Мальчик же не имел представления, зачем они здесь.
Сначала, почти сразу возле входа, они ненадолго замедлили шаг, чтобы осмотреть памятник справа, который сделал кладбище известным: высокий мавзолей средневековых влюбленных Абеляра и Элоизы. Но здесь они не задержались. Вдову не интересовали ни прославленные маршалы Наполеона, ни свежая могила художника Коро, ни даже изящная скульптура, посвященная памяти композитора Шопена. Все это им только помешает. Прежде чем сказать сыну правду, она должна подготовить его.
– Жан Ле Сур был отважным человеком, – заметила она.
– Знаю, матушка.
Его отец был героем. Каждый вечер перед сном он мысленно повторял все, что помнил о высоком добром человеке, который рассказывал ему сказки и играл с ним в мяч. Который всегда приносил к столу хлеб, даже когда в Париже свирепствовал голод. А если воспоминания со временем тускнели, на помощь приходила фотографическая карточка, с которой на мальчика смотрел красивый мужчина – темноволосый и с широко расставленными глазами, как у него самого. Иногда он видел сны, и в них они с отцом отправлялись за приключениями, а однажды даже бок о бок сражались в уличном бою.
Мать молча вела его вверх по склону. Немного не доходя до вершины, она свернула направо и пошла по длинной аллее. Потом она снова заговорила:
– Твой отец обладал благородной душой. – Она посмотрела на сына. – Как по-твоему, Жак, что значит быть благородным?
– Ну, по-моему, это значит… – Мальчик подумал. – Это значит быть смелым, как рыцари, которые сражались во имя чести.
– Нет, – возразила она. – Те рыцари не имели ничего общего с благородством. Они были ворами, тиранами, которые забирали себе столько богатства и власти, сколько могли. Сами они называли себя благородными, чтобы им было чем гордиться, и делали вид, будто их кровь лучше нашей и дает право творить все что заблагорассудится. Аристократы! – Она скривилась в гримасе ненависти. – Это фальшивое благородство. И хуже всех – король. Все это грязный заговор, которому уже многие сотни лет.
Юный Жак знал, что его мать благоговела перед Французской революцией, однако после смерти отца стала избегать любых разговоров о событиях тех лет, словно они принадлежали какому-то темному миру, куда она не желала возвращаться.
– Почему же он до сих пор не раскрыт?
– Потому что существует преступная сила, еще более отвратительная, чем король. Ты знаешь, что это за сила?
– Нет, матушка.
– Это Церковь, Жак. Король и его аристократы поддерживают Церковь, а церковники велят людям слушаться власть имущих. Таков сговор старого режима. Такова чудовищная ложь, в которой мы живем.
– Разве революция ничего не изменила?
– В тысяча семьсот восемьдесят девятом году случилось нечто большее, чем революция. В том году родилась свобода. Свобода, Равенство, Братство – вот самые благородные идеи, которые только могут быть у человечества. Старый режим боролся с ними, и поэтому революции пришлось рубить головы, это было абсолютно необходимо. Но что еще важнее, революция выпустила нас из тюрьмы, которую выстроила Церковь. Власть священников была подорвана. Люди получили право отрицать существование Бога, отринуть суеверия и следовать разуму. Это был величайший шаг вперед для всего человечества.
– Что случилось со священниками, матушка? Их тоже убили?
– Некоторых. – Она пожала плечами. – Этого оказалось недостаточно.
– Священники и сейчас есть.
– К несчастью, да.
– Значит, все революционеры были атеистами?
– Нет, но лучшие – да, они были атеистами.
– А ты не веришь в Бога, матушка? – спросил Жак. Его мать покачала головой. – А мой папа верил? – продолжал расспрашивать мальчик.
– Нет.
– Тогда и я не буду, – сказал Жак, минуту подумав.
Тропа поворачивала восточнее, выводя к внешнему краю кладбища.
– Так что же произошло с революцией, матушка? Почему она закончилась?
– Люди не смогли во всем разобраться. – Вдове опять пришлось пожать плечами. – К власти пришел Наполеон. Он был наполовину революционером, а наполовину императором наподобие римских. Он завоевал почти всю Европу, прежде чем потерпел поражение.
– Он тоже был атеистом?
– Кто знает. Церковь так больше и не сумела вернуть утраченную власть в полной мере, однако Наполеон считал, что она может быть ему полезна, как была полезна всем правителям до него.
– И после Наполеона все опять стало как раньше?
– Не совсем. Монархи Европы дрожали от страха перед революцией. Тридцать лет им удавалось сдерживать силы свободы. Во Франции консерваторы – старые монархисты, богатые буржуа, все те, кто боялся перемен, – поддерживали консервативные правительства. Народ не имел никакой власти, бедные становились все беднее. Но дух свободы не умер. В тысяча восемьсот сорок восьмом году по всей Европе прогремели революции, и в нашей стране тоже. Старый толстый Луи-Филипп, король буржуазных классов, так перепугался, что сел в наемную карету и сбежал в Англию. Мы снова стали республикой и выбрали племянника Наполеона, чтобы он возглавил ее.
– Но он сделал себя императором.
– Он очень хотел быть таким же, как его дядя. После двух лет во главе республики он провозгласил себя императором, а поскольку у Наполеона был сын, который умер, то он взял себе имя Наполеон Третий. О да, он умел производить впечатление. При нем барон Осман перестроил Париж. Появился новый замечательный оперный театр. Прошли выставки, на которых побывало полмира. Но беднякам не стало легче жить. А потом он совершил глупую ошибку. Он начал войну с Пруссией, но полководцем не был и потому проиграл.
– Я помню, как прусские армии подошли к Парижу.
– Они смяли наши войска и окружили город. Осада продолжалась несколько месяцев, мы едва не умерли от голода. Ты этого не знал, но те похлебки, которыми я кормила тебя, были сварены из крыс. Тебе было всего пять лет, но, к счастью, ты оказался крепким мальчиком. Наконец прусские войска открыли пальбу из тяжелых орудий, и нам больше ничего не оставалось делать. Париж сдался. – Вдова вздохнула. – Немцы вернулись в Пруссию, но сначала отобрали у нас Эльзас и Лотарингию – прекрасные области вдоль нашего берега реки Рейн, где на склонах гор разбито множество виноградников. Франция была унижена.
– А после этого папу убили. Ты всегда говорила мне, что он погиб в сражении. Но я так и не могу понять. В школе учителя говорят…
– Не важно, что они говорят, – перебила его мать. – Я расскажу тебе, как все случилось. – Тем не менее она умолкла. Ее суровое лицо на мгновение осветилось проблеском нежной улыбки. – Знаешь, – заговорила она снова, – когда я захотела выйти за него замуж, мои родители не обрадовались. Наша семья была весьма бедна, но отец преподавал в школе и хотел, чтобы я стала женой образованного человека. Жан Ле Сур родился в трудовой семье и почти не ходил в школу. Он работал в типографии наборщиком. Но при этом он был очень любознательным.
– И что же дальше?
– Мой отец решил восполнить пробелы в образовании будущего зятя, и тот был совсем не против. Жан оказался способным учеником и вскоре уже читал все, что попадалось ему в руки. В конце концов он, должно быть, прочитал больше всех, кого я знала. Однако чтение и размышления над прочитанным привели его к тем убеждениям, за которые ему пришлось отдать жизнь.
– Он верил в революцию.
– Твой отец сумел понять, что даже Французской революции было недостаточно. Когда родился ты, Жан уже знал, что единственный способ двигаться вперед – это установить абсолютную власть народа и уничтожить частную собственность. Так же считали и многие другие отважные люди.
Справа от тропы, за деревьями, виднелось ограждение кладбища. Мать и сын были почти у цели.
– Четыре года назад, – продолжала вдова, – показалось, что момент настал. Наполеон Третий был свергнут. Управление страной сосредоточилось в руках Национального собрания, которое сбежало из города в Версальский дворец. Депутаты были настолько консервативны, что вполне могли бы создать еще одну монархию. Они боялись Парижа, потому что у нас была собственная гвардия и много пушек на Монмартре. Они послали войска, чтобы захватить артиллерию. Но солдаты перешли на нашу сторону. И внезапно это случилось: в Париже установилось самоуправление. Это и была Коммуна.
Ознакомительная версия.
