Попутно Блиох предсказал стратегию войны на экономическое истощение противника: «В будущей войне у одних наций после попыток решения спора оружием, которые будут стоит слишком значительных жертв, у других – в силу их уверенности в каких-либо преимуществах организации, могут явится расчеты решить участь войны посредством истощения средств своего противника, употребляя оружие уже только как вспомогательное средство».
Здесь Блиох предсказал не только стратегию Англии и СЩА по экономическому истощению Германии в ходе Первой и Второй мировых войн, но даже основную стратегию «холодной войны»…
«Даже оставив в стороне будущие улучшения в оружии, – пишет Блиох, – каждому легко понять, что уже и при осуществленных усовершенствованиях явились следующие последствия: начинание боя с гораздо больших расстояний, необходимость рассыпного строя при атаке, возвышение вообще силы обороны, расширение площади поля битвы и увеличение в войсках потерь».
Откровенно лиричен вывод Блиоха о самом новейшем, только возникающем оружии: «Конец нашего столетия ознаменовывается попытками управляемого плавания, как в атмосфере, так и в глубине океанов. Влияние, какое может оказать на ход войны на суше полет аэростатов столь же трудно предвидеть, как и последствия действий подводных лодок на морях. Чем будет аэростат в будущей войне? Фотографическим ли разведчиком или воздушной военной почтой? Не понесет ли он в своей ладье орудия смерти и пожаров? Не увидит ли мир войну на воздухе – шар, нападающий на шар, а может быть целые эскадры аэростатов, вступающие в бой, низвергающие на землю воздушные корабли, а с ними и их смертоносные снаряды? Или плавание среди облаков только послужит к сближению Старого света с Новым? Будет ли подводная лодка служить только для прорыва блокады, или она, в самом деле, станет для броненосцев мечом-рыбой, которая убивает гораздо более сильных морских животных? На эти вопросы специалисты не дают покамест ответа; их разрешит лишь будущее».
Верноподданный пророк революции
После описания возрастания мощи и убийственности пушечных снарядов Блиох вопрошает: «А так как одновременно и число орудий во всех армиях значительно увеличено, то само собою напрашивается сомнение: выдержат ли нервы, находящихся под знаменами миллионов краткосрочных солдат страшное действие огня?»
И здесь Блиох подводит читателя к мысли о социальных последствиях будущей мировой войны: «Сверх жертв и материальных потерь – в кровопролитии, пожарах, голоде и эпидемиях – будущая война причинит человечеству великое зло нравственно, вследствие тех приемов с какими будет вестись борьба, и тех примеров дикости, какие она представит, в то самое время, когда культурному порядку угрожают новые теории общественного переворота».
Конечно, Блиох был тщеславным, но осторожным олигархом, он не был радикальным политиком, поэтому не мог написать прямо, подобно Фридриху Энгельсу, который несколькими годами ранее книги Блиоха тоже дал убийственно точное предсказание: «Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы… Всё это кончится всеобщим банкротством, крахом старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крахом таким, что короны дюжинами будут валяться по мостовым и не найдётся никого, чтобы поднять эти короны…»
Блиох не мог позволить себе столь откровенную формулировку – ведь одной из целей его работы над шеститомником научных предсказаний было желание донести свои мысли до монархов Европы, прежде всего до нового русского царя Николая II.
Поэтому в отношении будущего Российской империи в свете мировой войны точность прогнозов у Блиоха отчасти приносится в жертву казённому патриотизму: «Государство, которому война наименее опасна, которое наименее уязвимо, это Россия, что обусловлено громадностью её пространства, свойствами климата, а еще более социальным бытом ее населения, занятого по преимуществу земледелием. Россия в состоянии вести оборонительную войну в продолжении нескольких лет, между тем как западные государства, стоящие на высшей ступени культуры, с большим развитием промышленности и торговли, но с недостатком хлеба для пропитания своего населения, не могут вести войну целыми годами, не подвергаясь разорению и даже разложению».
Здесь с одной стороны Блиох угадал ситуацию – Германия уже в 1915 году начала голодать, в то время как Россия первые три года мировой войны голода не испытывала. Однако немцы смогли долго сопротивляться предсказанному Блиохом внутреннему «разложению» от экономических трудностей войны, в то время как Российская монархия, едва столкнувшись с хлебным кризисом 1916 года, пала уже в феврале 1917-го от вспыхнувшего в хлебных очередях народного бунта. Германская монархия пала от предсказанного Блиохом «разорения и разложения» на полтора года позднее.
Возможно, столь завышенные прогнозы в отношении России были вызваны политическими опасениями автора, слишком тесно связанного с чиновничеством и бизнесом России. Но Блиох не мог не понимать всех опасностей будущей мировой войны для российской монархии, поэтому далее он осторожно дополняет свой излишне оптимистичный прогноз для России тревожным и абсолютно верным предсказанием: «Это бесспорное могущество России может внушать и слишком оптимистические предположения. Так, по мнению иностранных военных исследователей, военные люди в России впадают в этом отношении в преувеличение и совершенно упускают из вида, что война все-таки отразилась бы весьма чувствительно, а в некоторых отношениях даже и более бедственно на финансовом и общем экономическом положении страны, чем в некоторых западных государствах».
Здесь Блиох завуалировано, но абсолютно верно предсказывает слабость царской России по сравнению с западными державами – обширность пространств и массы населения не компенсируют социально-экономическое отставание. Прямо в своей книге политические причины таких неопределенностей в прогнозах по поводу будущего России в мировой войне Блиох оправдывал тем, что российская статистика, особенно экономическая, была менее полна и подробна по сравнению со статистикой западных стран.
Однако Блиох в своем пророческом труде, при всей осторожности царского верноподданного, не удержался от критики казенного оптимизма и патриотизма: «Система самовосхваления, твердившая, что у нас всё обстоит благополучно, что нам нечему учиться и скорее Европа должна поучиться нашим добродетелям, что мы “шапками закидаем” всякое вторжение – эта система, имевшая целью доказать ненужность и даже вредность не только новых, но и прежних реформ, в своё время привела России, как известно, к крымской войне, падению Севастополя и к горькому разочарованию. При возрождении этого реакционного самодовольства и самовосхваления в 80-х годах (XIX века – прим. ред.), явилось немало официальных оптимистов, изображавших состоянии народа в самом блестящем виде, как вдруг неурожай обнаружил полную нищету населения в огромной части страны и совершенное незнакомство оптимистов с положением народа».
Отметим, что польский еврей-католик и космополит Блиох в своей книге пишет о России не отстранённо, как о ещё одном участнике будущей мировой войны, но именно как о своей стране, своей родине.
Некоторые детали прогноза Блиоха об экономическом состоянии России в ходе мировой войны очень точны: «Кризис, созданный войною, отзовется на рабочих классах самым роковым образом… Единственно торговцы и кулаки, пользующиеся меньшей развитостью земледельческого населения в России, чем в других странах, найдут для себя при войне благоприятные условия для барышей, путем эксплуатации народных нужд… Большая европейская война еще отодвинула бы Россию назад в экономическом отношении, быть может на продолжительное время».
Общий вывод Блиоха не утешителен: «Война для России, какой бы ни был её исход, была бы не менее гибельною, хотя и по другим причинам, чем для ея врагов».
«Нет пророка в своём отечестве»
