И наконец, в-третьих, сон о Соломонии снился не просто так, а по специальному запросу-приказу, так как обладающий некими странными умениями Юрий Волков был способен вызывать видения или сны, в которых получал ответы на интересующие его вопросы. Например, сегодня его жутко интриговала сама ситуация полнейшей секретности, раз ему велели ни свет ни заря отправиться в Суздаль. Во сне он оказался в Московском Кремле тех лет, когда сам он еще даже не родился.
Волков не пытался вникать, ангелы или демоны нашептывают ему ответы на интересующие его вопросы. Хотя, скорее всего, ни те и ни другие, а просто слово «Суздаль» в совокупности с повышенной секретностью всколыхнули старые воспоминания об инокине Софии, в миру великой княгине Соломонии Сабуровой. Он еще не успел осознать происходящего, а эти мысли-догадки сами собой выбрались откуда-то из глубин его памяти и сложились в сон.
Замятня получил приказ доставить в Суздаль известного дознавателя и понял, что того вызвали проводить расследование. Волков же теперь яснее ясного видел, что обеспечивающий его охрану воевода на самом деле агнец на заклание. Вот сейчас вспыльчивый государь даст волю гневу — и полетит невинная головушка подвернувшегося под руку Сабурова.
— Помоги, Кудесник, Христом Богом прошу. — Замятня снова приблизился к Волкову, тронув того за плечо и жалостливо заглядывая в глаза. — Что пожелаешь, для тебя сделаю, ну хочешь, дочку за тебя выдам, она вырастет — вот те крест, красавицей сделается.
— Сколько ей? — Волков услышал отдаленный колокольный звон и, сняв варежку, перекрестился.
— Восемь, — потупился воевода. — Но, право же, на чужих руках детки скоро растут. А моя обещает быть дивно красивой. Да ты глянешь на нее, сам все поймешь.
— Нужен я ей, старый, — усмехнулся Волков.
— Старый?! Да краше тебя во всей Москве нет! — выпалил Замятня, отчего-то густо краснея. — Одного взгляда на тебя довольно, чтобы любая отца, мать позабыла, за тобой пошла. Отец у меня тоже красивый был, и братья его, и сестры. Я тебе говорил. Это мой родитель женился на мамке, потому что за ней казну давали, а она толста да курноса. С тех пор у меня и братьев репка на морде, а не нос. Но дочка в правильную сабуровскую породу пошла. Увидишь.
— Увижу. — Волков поднял голову к небу, над ними парил белый голубок. Как в том сне, подумалось ему, и тут же птица упала пронзенная стрелой. Несколько капель красного окрасили снег. Один из опричников со смехом поднял с земли еще трепыхающееся тельце. «Не к добру, — подумал Волков. — Не к добру».
Глава 2
ДЕЛО СОЛОМОНИИ САБУРОВОЙ
Меж тем начавшаяся страннее некуда история с каждым шагом делалась все удивительнее и загадочнее. Встречающие на дороге отряд чернецы грелись у костра, при виде опричников они тут же оставили свое занятие и направились к возглавляющему кортеж Замятне. Коротко переговорив, велели следовать за ними.
Несмотря на то что отряд уже практически добрался до города, дорога не сделалась шире, а, словно наоборот, даже съежилась, превратившись в узкую тропку, так что двигаться пришлось по одному. Волков давненько не бывал в этих краях, поэтому сонно озирался по сторонам, любуясь видом пробуждающегося города.
Несмотря на раннее время, кругом уже ощущалась жизнь. Вот дородная баба в цветастом платке с ведром воды ковыляет вперевалочку, точно утка. Из-под ворот с нарисованными на них красными петухами выглянула черная с белым пятном на лбу песья морда. Глазки веселые, любопытные. Заметив незнакомцев, песик залаял, тщетно пытаясь пролезть под воротами, не вышло. Должно быть, ночью навалило мокрого снега, который затвердел к утру, так что, хочешь в старый лаз пробраться — рой подкоп. Но кто же станет тратить время на такое скучное дело, как рытье нор, когда непрошеные вот-вот проедут мимо, уйдут-уйдут, у-у-уйдут. На другую улочку, где уже извечный конкурент белолобого — серый лохматый, точно слежавшаяся овчина, Шарик как положено встретит гостей. Он-то их точно не пропустит, а потом еще дразниться станет, перед другими собаками своей удалью хвастаться. Белолобому неймется, тявкает, белые острые зубки так и щелкают. Так бы и покусал чужих и пришлых, чтобы знали, как по нашим улицам ходить, бродить. Вот бы хозяин на такой его подвиг посмотрел, вот бы порадовался, какой у него защитник на дворе живет, даром хлеб с кашей не ест, службу исполняет. Не судьба. Видит око, да зуб неймет. Не достать ему государевых опричников.
Волков отлично понимает нехитрые собачьи мыслишки. На самом деле это даже хорошо, что белолобый забияка гавкает из-под своего забора, там его точно никто нагайкой не достанет. Не то получил бы урок глупыш, надолго запомнил.
Меж тем отряд добрался до большого каменного дома боярина Потакина, имя Волков слышал еще раньше, когда чернецы велели Замятне ехать за ними. Вот тут, в просторных хоромах, должно быть под особым секретом, и расположился государь со своей свитой.
Волков несколько раз был свидетелем того, как Иван, одевшись в платье, больше приличествующее купцу, нежели православному государю, совершал тайные вылазки в имения бояр, которых собирался прощупать на предмет измены. Правда, в этих путешествиях ели и пили не по походному уставу, а так, как привыкли у себя в палатах. Так что, если бы кому-нибудь понадобилось выяснить, где разместился царь, ему было бы достаточно проследить, в какой дом несут корзины разнообразной снеди, откуда доносятся музыка, хохот и крики, ржание коней и рев медведей, где дым коромыслом. Нередко после таких инспекций-кутежей из-под клетей и пиршественных столов вытаскивались обезображенные трупы.
Кого-то потехи ради задрал медведь, кто-то получил от царя чару ядовитого пойла…
Живя у себя в Александровской слободе, где весь быт был подчинен строгому монастырскому уставу, Иван вел себя точно отец-настоятель. Но не только царь изображал из себя легендарного, а скорее всего, сказочного пресвитера Иоанна17, опричники-монахи носили оружие, точно какие-то псы-рыцари.
На выездах государь полностью изменялся, становясь совершенно другим человеком, преображаясь даже внешне, так что наблюдающий царя уже много лет Волков не мог с точностью сказать, где личина, а где настоящее лицо Ивана Васильевича, настолько сильно один Иван не походил на другого.
Все опричники, живущие в слободе, а на тот момент их насчитывалось ровно тысяча, были разделены на государев полк и четыре приказа: Постельный — обслуживающий помещения дворца и ведающий предметами обихода царской семьи; Бронный — отвечающий за вооружение; Конюшенный — в ведении которого находилось огромное конское хозяйство дворца и государева полка; и Сытный — отвечающий за продовольствие. Все разумно, все понятно. И главное, посвящено святой цели — очищению Руси-матушки и святой православной церкви от угнездившейся в ней ереси. Подобно тому как Христос изгонял нечестивых торговцев из храма, царь Иван взялся за искоренение всевозможной измены. Гадание, колдовство, астрология — измена церкви, политическое предательство — измена государю. А кто государь — он помазанник Господа на земле и его наместник, следовательно, изменяющий царю — изменил и Господу.
Живя в Александровской слободе, царь рьяно исполнял обязанности игумена, поставленного над своим «святым воинством». Вторым после игумена шел келарь Афанасий Вяземский18. В обязанности которого входило обеспечение опричнины одеждой, провиантом и оружием. Пономарём служил Малюта Скуратов19, последний следил за порядком на вверенной ему территории. По идее, он же должен был защищать храм от святотатства. Поэтому он лично это самое святотатство выявлял при помощи пристрастных допросов подозреваемых с пытками. По идее пономарь должен был помогать паломникам, наблюдать за имуществом храма, а так же возжигать перед иконами светильники, а когда надо и гасить их. На этом основании, он участвовал в рекрутском отборе новых опричников, то есть, возжигал свечи, он же… ну, в общем, уборка в храме так же относилась к обязанностям вездесущего пономаря.
