ситуации 14 июля 1789 года. Мало того что де Лоне в приступе паники приказал открыть огонь по ворвавшимся во двор крепости горожанам, так еще под конец штурма вознамерился взорвать хранившийся в Бастилии порох. Разве он не понимал, что взрыв разнесет не только крепость, но и все прилегающие дома? Не мог представить себе последствия? Судя по тому, как он стал комендантом Бастилии, — нет. К счастью, это понимали офицеры гарнизона, не допустившие де Лоне к пороху. Получается, военные — и штурмовавшие Бастилию, и защищавшие ее — своими действиями предотвратили жуткое побоище, которое несомненно бы произошло, предоставь они горожан и маркиза самим себе. Военные спасли Париж.
А потом они спасли Францию. Чтобы страна не развалилась под совместным воздействием внешних врагов и внутренних смутьянов, монархию заменили на республику, а добрых жирондистов — на злых якобинцев. Когда же революционная армия окрепла, начала побеждать и в диктатуре, страхом сжимавшей страну в единый военный лагерь, уже нужды не было, неподкупного Робеспьера заменили на продажного Барраса и его директоров. Перенесли боевые действия за пределы Франции и превратили войну в весьма доходное предприятие. А так как никакие контрибуции не могли удовлетворить аппетиты коррумпированных термидорианцев, в конце концов решили избавиться и от них. Финалом стал совершенно бескровный Переворот 18 брюмера, в котором самым пострадавшим оказался генерал Бонапарт. Его на Совете Пятисот уже начали бить, а может, и убили бы, не приди ему на выручку солдаты. Казалось, история повторялась — 23 июня 1789 года депутаты Национального собрания отказались разойтись по требованию короля, что озвучил маркиз Мирабо в своей реплике обер-церемониймейстеру Франции маркизу де Дрё-Брезе: «Allez dire à ceux qui vous envoient, que nous sommes ici par la volonté du peuple, et qu’on ne nous arrachera que par la puissance des baïonnettes!» 5 «Ils veulent rester? Eh bien! Foutre, qu’ils restent!» 6 — ответил Людовик XVI. Десять лет спустя несостоявшийся священник и будущий Неаполитанский король, а пока что дивизионный генерал Жоаким Мюрат оказался не столь беспечен и выполнил условие Мирабо. «Foutez-moi tous ce monde-là dehors!» 7 — приказал он своим гренадерам. Те действительно двинулись в штыковую на членов Совета Пятисот, и депутаты сами начали выпрыгивать из окон. Так закончилась революция. К власти пришел Наполеон Бонапарт.
Его первой ступенью на вершину славы считается взятие Тулона 19 декабря 1793 года. А если выразиться иначе, осада Тулона неразрывна с именем Наполеона Бонапарта. Это он убедил командование начать обстрел с моря, построил на берегу две батареи, подавил и захватил вражеские форты и в конце концов вынудил англо-испанскую эскадру покинуть бухту, тем самым отрезав город от снабжения, что привело к его сдаче. Он и никто другой. Если бы не капитан Бонапарт, Тулон остался бы в руках роялистов, и неизвестно, какая участь постигла бы революционную Францию в ближайшие месяцы. В этом убеждены все. Но точно так же знаменосец Эли под прикрытием дымовой завесы два часа методично вел огонь из пяти пушек прямой наводкой по главному подъемному мосту и в конце концов вынудил гарнизон Бастилии сдаться. Если бы не его навыки, приобретенные, очевидно, еще в 1770 году при обстреле портовых городов Туниса, парижане так бы и бегали вокруг крепости с пиками и незаряженными ружьями, а солдаты де Лоне с ее стен отстреливали бы их, как зайцев. Но в то время как осаду Тулона всегда связывают с Бонапартом, с кем связывают взятие Бастилии? С Эли, с Гюленом? Кто вообще о них сегодня знает, кроме профессиональных историков?
Взятие Бастилии — пожалуй, самый известный современный миф, впоследствии провоцировавший многих на политические глупости. Народ штурмовал крепость! Санкюлоты победили! И их последователи в разное время в разных частях света брали в руки оружие, но, толком не умея с ним обращаться, обрекали себя на гибель, пусть и славную. На самом деле те, кто действительно взял Бастилию, санкюлотами не были хотя бы потому, что в военную форму тогдашней эпохи входили кюлоты. Они вообще были хорошо одеты (гвардейские мундиры), умели великолепно ходить и держать себя (парады, караулы), а также стрелять, фехтовать и брать укрепления. Взяв Бастилию, они в конце концов получили и все остальное, в чем им, по их мнению, несправедливо отказывали: звания, должности, богатство и даже титулы. Жандарм Мерда стал бароном Империи, а сержант-прачка Гюлен — графом. И они хранили верность тому, кто их всем этим обеспечил… пока не появилась угроза потери приобретений. Когда весной 1814 года союзники уже вступили в Париж, Наполеон намеревался продолжать воевать — перенести боевые действия за Луару, фактически партизанить, но маршалы убедили его отречься, а затем присягнули вернувшимся Бурбонам. Правда, меньше чем через год часть их на 100 дней вновь примкнула к «корсиканскому чудовищу», чтобы покончить уже с «тиранией толстого короля». Уж кем-кем, а тираном Людовик XVIII не был. Двадцать три года он промыкался по чужим странам откровенной и порой нежелательной приживалкой, поэтому очень ценил возвращение домой и, будучи человеком в общем-то добродушным и неглупым, правил по принципу «живи сам и дай жить другим». Но он совершил ту же ошибку, что и его старший брат, закончивший жизнь на гильотине, — допустил ущемление прав военных. Массовые увольнения офицеров в отставку с половинным жалованьем, назначения на командные должности эмигрантов, которые если и проявили себя на войне, то в армиях врагов Франции… Кто же такое потерпит? И хоть далеко не все французы приветствовали возвращение Наполеона, его поддержали военные (в том числе Гюлен, опять ставший комендантом Парижа). Впрочем, не все. Многие остались лояльны Бурбонам и после повторного их возвращения благополучно служили им вплоть до 1830 года, когда тех уже окончательно выставили из страны.
В конце XVIII века во Франции армия стала формироваться не по профессиональному найму, а по всеобщему призыву, увеличившись кратно. Теперь военным ремеслом должен был владеть фактический каждый взрослый мужчина. Это и была истинная революция. И отныне военные обладали серьезной политической силой. Практически весь XIX век во Франции они регулярно устраивали уборку после очередного революционного беспорядка, часто выплескивая с грязной водой ребенка. Их пример оказался заразителен, и на протяжении последних двух веков большинством стран мира управляли именно военные, приходившие к власти путем переворотов, — от Симона Боливара и Антонио Лопеса де Санта-Анны до Пак Чон Хи и Аугусто Пиночета. Такую форму правления, оказавшуюся наиболее распространенной в Южной Америке, часто называют испанским словом «хунта», но это именно французское изобретение. И весьма популярное в
