занимались тем же.
Китайцев навезли в Россию много, но даже если у них и были дети, в школу их никто определять не собирался. Так и дожили они до Великой Октябрьской, можно сказать, революции, потом почти поголовно охотно вступили в карательные подразделения, отличавшиеся большой свирепостью.
К окончанию гражданской войны в Финляндии и Карелии не выжило, практически, ни одного китайца. Их всех перебили к чертовой матери, а кого не перебили — разбежались по тамбовским и воронежским землям и спрятались. Удрали туда, где можно было, не особо утруждая себя, упасть в ноги самому главному своему божеству — героину.
В Гельсингфорсе китайцев не было. Им появляться в столицах категорически воспрещалось. Поэтому Тойво сотоварищи знали об их проделках только понаслышке, отчего каждый свое растущее эго проявлял сугубо во внутренних расовых товарищеских делах: драках до первой крови, вражде с порчей имущества и прочих невинных шалостях.
Если к подбитому глазу в семье Антикайненов относились достаточно терпимо, то к некоторым неизбежным вещам, как то: оторванный рукав у пиджака, дыра в брюках на колене, либо вырванный карман на рубашке — выражали свое мнение с житейским практицизмом.
— Ну, коль порвал — то сам и чини, — говорил отец.
— Иди в Армию Спасения, поклянчи там, может, выдадут что, — вздыхала мама.
Мол, коль тебе нужна одежда, ты ей и занимайся.
У определенного круга одноклассников подобное положение вещей не катило. За расквашенный нос у чада отец-поп готов был отлучить от церкви виновного. За порванную куртку мамаша, жена лавочника, настоятельно требовала посадить в тюрьму устроившего такое вредительство злодея. Дружбу, как водится, с такими ранимыми одноклассниками это не укрепляло.
Поднаторев в чтении, Тойво наконец-то пошел устраиваться на работу в газету. Таскаться в Армию Спасения он не хотел, латать одежду получалось не очень хорошо, а без ботинок было совсем тоскливо. Ему исполнилось восемь лет.
Сначала юный Антикайнен попытал счастье в центре города, но практически во всех газетах дальше входной двери его не пустили. Рылом не вышел, говорили. Обходя день за днем все издательства, он, в конце концов, очутился в родном районе на окраине Гельсингфорса, Сернесе, заурядном рабочем квартале. Здесь издавалась маленькая рабочая газетка «Oma maa» («Своя земля»), которую ему все-таки доверили распространять.
Чтобы к Тойво не возникали вопросы со стороны какой-нибудь полиции, либо инспекции по труду, ему пришлось вступить в молодежное общество с ограниченно ответственностью под претенциозным названием «Ihaneliitto» (что-то типа «Совершенства»). Сами же молодые члены и членши этой организации предпочитали обзывать ее «Чудным союзом» (другой перевод этого слова, здесь и далее примечания автора).
Организация была не очень тайной, подконтрольная вполне взрослым дядькам и тетям, но иногда с юношеской ретивостью уводящая своих участников в сторону начальных отношений между подростками разных полов. Тойво это дело не понимал, да и решительно не одобрял. Конечно, в восемь мальчишеских лет не до начальных сексуальных отношений, а сразу же — до конечных: передрался с более старшей девчонкой, и чувствуешь себя победителем.
Девицы-общественницы отчего-то любили задирать юного Антикайнена, хотя из себя он ничего значительного не представлял: блондин, рост под два метра, мощные бицепсы, накачанная грудь, белозубая улыбка, интеллект не только на русском языке, но и на английском. Вообще-то — нет, Тойво был вполне заурядным пацаном, какими бывают семьдесят пять процентов подрастающего населения Суоми. Может быть, девицы своим тайным девичьим чутьем видели в нем перспективу?
Тойво, втюхивая газетный листок прохожему, старался не просто громче всех кричать название прессы, но и, как мог, предложить содержание. Для этого ему приходилось старательно вчитываться в суть заметок. А суть была еще та!
«Пекка стал старостой артели. Теперь артель с новым старостой».
«Ийван праздновал день рождение тещи. А потом упал с лошади. Сильно праздновал».
«Когда садить топинамбур. И, вообще, что такое этот топинамбур».
«Положение дел в Абиссинии».
«Сказки далеких предков».
Чтобы получить лишний пенни, можно было и перечитать газетку другой раз. Заработав первые мизерные деньги, он никак не мог придумать, что же с ними делать? Отнес матери, та же только от души посмеялась: вот ведь теперь какой добытчик в семье! И тут же смахнула краешком платка слезу с уголка глаза — еще один ребенок начинает жить самостоятельно, совсем они с отцом старыми делаются.
Тойво решил тратить из своей зарплаты самый мизер, а копить деньги на что-нибудь значительное, например, на хороший финский нож. Как без ножа прожить в Гельсингфорсе? С ножом-то трудно, без ножа — никак.
Спрятать трудовые деньги в саду под липой — так сопрет кто-нибудь. В Национальный банк тоже не сдать — мала сумма. Жидам отдать в рост — так они возьмут, конечно, но расти деньги у них не будут, скорее, даже, просто умрут.
Тогда он пошел в свой Союз «меча и орала», то есть, конечно же, в «Совершенство».
— Вы деньги в долг берете? — спросил он у зиц-председателя, совсем молодого парня, но уже с окладистой, будто наклеенной бородой.
— Случается, — кивнул парень.
— Возьмите у меня! — решительно, словно боясь передумать, сказал Тойво.
Зиц-председатель долго смеялся, даже слезы у него на глазах выступили. Опять набежали дебелые девицы, то ли секретарши, то ли просто подружки. Они тоже посмеялись, но каждая посчитала своим долгом погладить по голове юного Антикайнена и пихнуть кулачком в бок бородатого парня.
— Ну, давай свои капиталы, — самым серьезным тоном сказал председатель. — Сколько у тебя: две марки, пять?
— Десять пенни, — трагическим шепотом выдавил из себя Тойво и ощупал в кармане солидную по размерам медную монету. Ему отчего-то сделалось стыдно, хоть плач.
— Ну, и дайм — тоже деньга, — заметил парень. — Все нормально, не переживай. Сохранятся твои сбережения в самом лучшем виде. Как в сейфе.
— А ключ? — вырвалось у Антикайнена.
— Что? — не понял председатель.
— А ключ от сейфа у кого?
Парень погладил свою бороду и с новым интересом взглянул на своего посетителя.
Тойво резко развернулся на пятках и двинулся, было, на выход, но внезапно остановился.
— А расписка? — облегченно от того, что вспомнил, спросил он.
— Молодец парень, — одобрительно сказал председатель. Достал перо, обмакнул его в чернильницу и на чистом листке бумаги вывел крупными ровными буквами Talletus Todistus (сохранная расписка, в переводе с финского). — Как, говоришь, тебя зовут?
— Меня зовут Тойво Антикайнен.
Юный Антикайнен аккуратно сдавал свои заработанные деньги в казну общества «Совершенство». Лишь один раз такой платеж у него не прошел. Не потому что не приняли, а потому что
