солнц в пасхальной росе на крыле, под которым спрятана твоя простецкая голова, и когда луна белит снежность твоей грудки бессонной рождественской ночью: помни это в неистовой радости прилива и не забывай в отчаянии большого отлива…
– Уит-уитт…
Мне отвечают со взморья, и песочник поднимается с камня… Он летит, быстро маша короткими крыльями, направляется к морю, но без колебаний поворачивает и возвращается к берегу, и в тот краткий миг, что мои глаза наблюдают его полёт, я вижу в отдалении синюю полоску земли… А иначе её не видно с того места, где сижу я, на самой вершине Гютльборга – Золотой скалы… Нет, в ту сторону я не буду тянуть нос… Как это зрелище потрясает мой ум! Слишком больно одновременно обонять доносящийся оттуда сладостный аромат и гнилостный смрад… Мне пришлось убраться на этот остров, и отсюда мне нет возврата… Теперь мой дом здесь… На том синем берегу меня ждут лишь муки и дыбы, дубьё и наговоры, яды и змеи, у пояса раздвоенные, из-за чего кажутся двуногими…
* * *
КАЗАРКА, или «снегоплешка», – так называют самую малую породу птиц; она едва ли не втрое меньше песочника; она пятниста, цвета белый и чёрный. Оттого, когда снега мало и земля частично гола, говорят, что снег с проплешинами. Люди обнаружили одну породу водорослей, длиной четыре или пять саженей, без корней, из которой-то и вырастают малые птицы; а казарки ли то или другая порода, сие нам не ведомо. [6]
* * *
Четыре лета назад змеебратья приговорили меня к изгнанию и предписали, что подобная же кара постигнет каждого, кто отнесётся ко мне по-доброму… В тот злосчастный день над местом проведения тинга лежала сумрачная дымка вседозволенности… Когда оглашали приговор, я увидел, что лишь один человек опустил лицо: это был блаженный конректор Бриньоульв [7], человек миловидный и способный; там он был гостем, но всё же со всем смирением попросился на должность, пустовавшую после почившего ученика Тихо Браге, почтенного звездочёта – епископа Одда Эйнарссона, студента с острова Вен [8]… Но никто не хотел брать учёного сына Свейна на службу на Божьем поле на юге страны – как не хотели, чтоб несчастный Йоунас накладывал лёгкие мелкие пластыри на язвы своих односельчан, тянущие их к земле… И всё же на миг во мгле, сгустившейся над этим бирючьим тингом, забрезжил луч солнца… Это было, когда наёмники Наттульва (Ночеволка) [9] Пьетюрсона изгнали меня из суда, маша руками и по-обезьяньи вереща, а младший брат моего давнего недоброжелателя Ари из Эгюра [10] не захотел упускать шанса и подставил мне подножку на выходе, к вящей радости этих гиен… Падение было неизбежным – но, шлёпаясь в грязь, я вдруг ощущаю, как мягкая рука ласково проводит по цепи в том месте, где железо сильнее всего врезалось и причиняло боль, и таким образом я покинул судилище с поднятой головой… Я поспешил оглянуться и ясно увидел, как правая рука Бриньоульва юркнула в рукав плаща – ведь это именно он стоял у вереи, и от меня не ускользнуло, что за запястье его держала другая рука – молочно-чистая, по-матерински прекрасная: Мария направляла его на милосердное деяние в отношении того несчастного, которому теперь были заказаны все пути к спасению, согласно законам страны… Блажен, кто сделается её орудием… Ночью все мои кровоточащие раны затянулись, и от них по темнице разнеслось благоухание лилий… Йоунас – изгнанник, ему никуда нельзя… Уит-уитт… Песочник может улететь, если у него исчерпается запас мужества… А что означает этот его писк – «уит-уитт»? К счастью, ничего: он просто так здоровается… Птица, приносящая такие мелкие новостишки, не таит в своей голове Безоар… Уит-уитт… её низкий череп не прельстит учёного… Её никто не хочет ни ловить петлёй, ни сжигать, ибо нет в ней ни целительного камня, ни камня мудрости, и ни камня против болезни крови или недуга разума… Нет, Безоар в ней не таится… Безоар! Сегодня я не собирался думать о Безоаре… Безоар! Безоар! Безоар! Извлечения из трудов великого Бомбаста Парацельса, переведённые с немецкого на исландский, адресованные старому директору Скаульхольтской школы, окольными путями добравшиеся до Стейнгримсфьёрда и скрываемые под дедушкиной кроватью, когда на хутор наведывались незнакомцы, – эту книгу я читал, и её первую выучил наизусть… А после этого я читал историю Гвюдмюнда Арасона… Вот в такой последовательности… Потому что так уж оно вышло… Так началось моё хождение по мукам, и никто и помыслить не мог, что окончится оно здесь – где гадят морские птицы и пляшет тюлений народ… Но, ах, как было весело читать! Когда буквы обрели правильное звучание и выстроились в слова, знакомые мне по собственной речи и разговорам других, когда сопоставление слов породило все объяснения мира и истории, и всё это выстелило изнутри мою голову, словно её костяные своды были стенами картинной галереи и книгохранилищ Копенгагенского университета… Но этих мест мне никогда не увидеть… Мне суждено сидеть здесь в одиночестве и болтать с этой глупой птицей, больше всего похожей на меня самого… Да, песочник, не будем строить иллюзий по поводу того, на каком этаже башни-общества мы сидим… Хотя ты можешь расправить мокрое крыло и поймать им заблудившийся солнечный луч, и хотя я могу выставить большой и указательный пальцы так, чтоб луна сидела между их кончиками как жемчужина, ни одному из нас двоих не суждено удержать свою драгоценную добычу… Ну, полно: довольно о тебе, и обо мне тоже довольно, они хотят, чтоб я обращался к другому, а тот ровно столь же чудовищен, сколь ты мягок… Но я не буду… Никому не суждено остаться живым после борьбы с троежертвенными мертвецами, поднятыми из могилы…Однажды я вышел из подобного затруднения, а что вновь смогу – сомневаюсь… Лучше бы я сдерживался, запер покрепче на замок свою проклятую пасть – чем бегать и исплёвывать всё, что вынеслось на поверхность в неиссыхаемом роднике мудрости и бесполезных идей, который чтение прорыло в серой почве мозгов, чтоб он кипел и бурлил, как каша в заколдованном котле… Нет, конечно, я не мог… Я без конца твердил об этом самом Безоаре… Одно его название уже пьянило, словно аромат запретных цветов Древа познания… И сам я был пьяным-пьян от одной мысли о подобном камне, способном исцелять все людские хвори, и даже пригодиться просвещённому рудознатцу для превращения низменного свинца в благородное злато… Куда б я ни шёл, где б ни
