Ознакомительная версия.
А вот с чего это казаки взяли, что Пилип Орлик мертв?!
Ну, и об этом также расспрашивать не следует, поскольку выглядит такая назойливость татарского гостя весьма подозрительно…
Постигнув, какая гора должна была пойти к Магомету, чтобы все произошло так, а не иначе, Григорий направился на Полтавщину, где встретился с местной старшиной. В отличие от кошевого Иванца, уважаемые господа полковники никуда не исчезли. Тем не менее, на удивленные вопросы гетманыча, как можно было поверить слухам о смерти Пилипа Орлика, отвечали невыразительным мычанием, потом крутили седые усы и грустно вздыхали. В лучшем случае – высказывались очень абстрактно и отстраненно, словно тот незнакомец на Сорочинской ярмарке: «Не знаешь ты ничего о нынешних наших порядках! А потому и не поймешь вообще ничего… Итак, гетманыч, лучше не расспрашивай, а успокойся и ступай себе с Богом: все равно дела наши и ваши – скверные».
Подобные философские мудрствования Григория отнюдь не устраивали, и чем больше он расспрашивал, тем более ширилась стена недоразумения между ним и полтавской старшиной. Наконец гетманыч вынужден был махнуть на все рукой и отправиться из Нежина на ярмарку в Сорочинцы, чтобы, «позаботившись» о надежном конвое, без лишних трудностей следовать к последнему пункту нынешнего странствия – к убогому поселку, который вырос на месте гетманской столицы, некогда преисполненной сказочного величия. Одна-единственная надежда согревала теперь измученное сердце: согласно имеющимся сведениям, ему мог бы помочь священник тамошней Покровской церкви отец Гаврило. Хорошо, если бы хоть это дело удалось уладить!
Но о чем могли говорить татарский торговец Ахмед и православный священнослужитель?! Настало время для следующего перевоплощения. Поэтому, избавившись на очередной ярмарке от мешка с изюмом и ишака, Григорий переоделся так, чтобы стать похожим на странствующего богомольца. И уже в таком виде достиг наконец Батурина…
* * *
– Благословите, отче, раба Божьего Григория!
Дождаться, пока паства разойдется по своим делам после вечерней службы, было довольно просто: прихожан здесь явным образом не хватало.
– Бог благословит, – проскрипел старенький священник, перекрестив незнакомого богомольца, упавшего перед ним на колени. Но едва лишь хотел задать следующий вопрос, как гетманыч молвил:
– Отче, скажите, пожалуйста: отец Гаврило – это вы?
– Твое поведение, раб Божий Григорий, только и свидетельствует, что о непомерной твоей гордыне, если ты дозволяешь себе столь грубо нарушать церковные каноны касательно таинства исповеди…
Не обращая внимания на негодование священника, гетманыч продолжал свое:
– Что поделаешь, отче: позабыл я каноны все до последнего – простите!
– А с чего бы это тебе их забывать?
– Поскольку в далеких землях пришлось жить.
– Для богомольца это не так удивительно…
– Мало того – перекрестился я в веру католическую.
– Что-о-о?! И после такого признания, негодяй, ты еще осмеливаешься!..
Григорий в конце концов оторвал взгляд от некрашеного деревянного пола, поднял улыбающееся лицо на старенького священника, который сидел перед ним на грубо сбитом стульчике, и сказал:
– Осмеливаюсь, так как если отец Гаврило – это вы, то именно вам хочу ныне исповедать все свои грехи!
– А почему же именно мне?
– Поскольку вы когда-то окрестили меня, раба Божьего Григория.
Несчастный батюшка ничего не ответил. Изо всех сил стараясь притворяться смиренным, он лишь молча смотрел на наглого богомольца глазами, преисполненными отвращения… и непонимания! Гетманыч точно знал, что сейчас отец Гаврило изо всех сил напряг память, стараясь разгадать непосильную загадку, поэтому осторожно начал:
– Припомните времена, когда на месте этого поселка была гетманская резиденция…
Старенький священник вздрогнул.
– В том давнем, а не в нынешнем жалком Батурине был роскошный собор, совсем не похожий на эту деревянную церквушку…
Священник снова вздрогнул, а гетманыч зашептал страстно и горячо:
– Отче, почтительно прошу припомнить не по-осеннему холодный день – а именно, пятое падолиста года тысяча семьсот второго от Рождества Христового. Ведь именно тогда, в тот морозный день вы, отче, окрестили в батуринском Покровском соборе сына старшего канцеляриста генеральной военной канцелярии Пилипа Орлика и Ганны Орлик, которого нарекли Петром-Григорием Орликом. Крестным отцом грудного ребенка был сам светлейший казацкий гетман Иван Мазепа, крестной матерью – Любовь Кочубеевна. Припомнили?..
Священник смотрел на Григория, словно на выходца с того света. Оттягивать финал речи и далее было бы весьма жестоко, поэтому загадочный богомолец закончил:
– Отче, тот Петр-Григорий Орлик, сын благородного гетмана в изгнании Пилипа Орлика и Ганны Орлик – это я и есть… В подтверждение могу предоставить личное письмо нежинского полко…
Но, не дослушав речи, отец Гаврило соскочил со своего стульчика, упал на колени рядом с гетманычем, порывисто обнял его, трижды расцеловал и залепетал:
– Господь Вседержитель, на все воля Твоя! Сынок, сынок, замолчи немедленно, ради Бога!!! Ни слова больше, ни полслова! Пошли отсюда скорее ко мне, там и поговорим! Ведь это – церковь, а у нас даже в Божьем доме могут завестись лишние глаза и уши, которым совсем необязательно видеть тебя и слышать рассказы о далеких, очень далеких землях и о людях, которые бежали туда подальше от бедствия…
Проведенное в домишке отца Гаврила время было, вероятно, самым прекрасным за все нынешнее путешествие Григория. Ужин был таким роскошным, каким только мог быть у настоятеля небольшой сельской церквушки в период между Великим Спасом и Первой Пречистой. Посчастливилось и с выпиской: оказывается, батюшка таки спас церковные книги бывшего Покровского собора!
Незадолго до резни отца Гаврила перевели в Глухов – таким образом он и избежал лютой смерти. Услышав о Батуринской трагедии, сразу устроил крестный ход на пепелище. Тем не менее, возможности помочь разоренной казацкой столице не было: ведь князь Меншиков под страхом смерти запретил даже дотрагиваться до тел повешенных, посаженных на колья и распятых. А города как такового не осталось.
Отец Гаврило осмотрел руины бывшего собора. Понятное дело, все ценные предметы были реквизированы московитами, поэтому батюшка даже не мог объяснить, что именно надеялся отыскать там… Как вдруг наткнулся на церковные книги! Правда, переплет и уголки пергаментных страниц немного пожгло огнем, но это ничего! Главное – вместе с церковными книгами будет жить память, традиция… а может, когда-нибудь возродится гетманская столица!..
Чудесную находку все участники крестного хода сочли добрым знаком. Со временем люди вернулись на пожарище, начали понемногу отстраиваться. Понадобился настоятель храма – отец Гаврило сделал все возможное, чтобы внести свою лепту в возрождение родного Батурина: ведь до сих пор смущался от самой мысли, что благодаря вообще-то случайному стечению обстоятельств ему суждено было выжить, тогда как столько знакомых приняли мученическую смерть за родную Украйну!..
Как бы там ни было, а в нынешний августовский вечер Григорий Орлик сидел в доме отца Гаврила, держал на коленях солидный фолиант и со смешанным чувством читал запись о своем крещении. А за его спиной замер абсолютно седой священнослужитель, который растроганно смотрел на некогда окрещенного им Григория и плакал, как дитя.
Когда выписка была наконец сделана и драгоценная бумага надежно спрятана, гетманыч рассказал о некоторых приключениях месье Григора Орли, офицера по особым поручениям при тайном кабинете «Секрет короля» – конечно, не называя никаких имен, конкретных обстоятельств и других сведений, которые могли бы навредить интересам французской короны. Тем не менее, рассказ и без того растянулся на три часа, а сказанного хватило, чтобы отец Гаврило растерянно моргал, время от времени крестился и приговаривал:
– Господи, Боже святый, на все воля Твоя!..
Но в конце концов повествование завершилось. И здесь Григорий не удержался от растерянных вопросов относительно странных слов и непонятного поведения старшины и запорожских казаков. Старенький батюшка лишь вздохнул:
– А что же именно тебе непонятно, сынок?
– Как это – «что именно»?! – вознегодовал гетманыч. – Как это – «что именно»?! Казаки столь легко поверили в смерть моего благородного отца, что это не просто удивительно, а как-то подозрительно или… Нет-нет, отче, просто не знаю, что еще могу сказать о подобной легковерности! Если не сказать… легкомыслии!
– Да как же ж не поверить, если вы – это красивая древняя легенда, а проклятые московиты – тут и вполне реальны?!
– То есть?! – Григорий аж подскочил от неожиданности, так что едва не опрокинул стол.
Ознакомительная версия.
