Небольшая лодка, похожая на рыбацкую, стояла у берега в самой дальней части гавани. В полумраке она выглядела почти новой и достаточно прочной. Борта были недавно законопачены и промаслены; он чувствовал запах.
Босуэлл подошел к лодке и окинул ее взглядом. Она была едва привязана, и он легко смог распустить узел. Бросив канат в лодку, он оттолкнул ее от берега и запрыгнул внутрь. Потом взялся за весла и принялся яростно грести. Лодка раскачивалась на мелких волнах.
– Слава Богу и всем святым! – выдохнул он. Весла врезались ему в ладони, но он как будто никогда в жизни не испытывал лучшего ощущения. Все складывалось удачно.
Внезапно в лодке почудилось какое-то движение и послышался громкий шорох. Крысы! Босуэлл вздрогнул. Он ненавидел крыс, а теперь мерзкие маленькие твари в любую секунду могли разбежаться по лодке.
«Нужно было встряхнуть тот кусок парусины, чтобы избавиться от них», – подумал он. Но теперь на это уже не оставалось времени. Местные крысы славились своей кровожадностью; он надеялся, что они не нападут на него.
– Какого дьявола? – Огромная фигура поднялась из-под парусины. – Черт бы тебя побрал!
Это был мужчина, здоровенный голый мужчина. Более того, рядом с ним сидела обнаженная женщина. Она завизжала. Любовники! Он нарушил их уединение. Почему он не заметил, как они барахтаются под парусиной? Потому что они не барахтались. Они лежали тихо в надежде, что он уйдет.
– Я… я… – забормотал Босуэлл, по-прежнему сжимавший весла.
– Ты грязный вор! – закричал мужчина. – Это не твой брат, Астрид! Это всего лишь грязный воришка!
Он прыгнул на Босуэлла, готовый схватить его за горло.
Босуэлл отпустил весла и стал бороться с мужчиной. Тот обладал непомерной силой и находился в ярости, справедливо возмущенный бесцеремонным вторжением.
– Пожалуйста, остановитесь… Нет…
Женщина, чьи длинные светлые волосы закрывали плечи и грудь, тоже принялась колотить его и вопить во все горло. Вместе они повалились на дно лодки, а потому мужчина занес деревянное ведерко, чтобы стукнуть Босуэлла по голове. Но тот отбивался так яростно и размахивал руками во все стороны, что мужчина промахнулся. Босуэлл мельком увидел соломенную бороду и оскаленные зубы. Запах возбужденного человека перебивал запах моря, когда любовники навалились на Босуэлла с двух сторон.
– Пожалуйста… – повторил он, пытаясь освободиться. – Я не хотел причинить вреда, я заплачу за лодку…
Когда Босуэлл произнес эти слова, то понял, что обречен. У него не было ни гроша.
– Это не наша лодка! – выкрикнула женщина. – Думаешь, мы такие же воры, как ты?
Здоровяк уселся за весла и стал грести к берегу. Очевидно, самым важным для них было вернуть лодку и скрыть все следы своих тайных забав. Он никак не мог переубедить их. Возможно, мужчина был женат либо женщину считали девственницей.
– Подождите, пожалуйста. Вы поможете найти мне другую лодку?
– Зачем? Какому честному человеку может понадобиться лодка, чтобы выйти в море в ночь в середине лета?
– Я хотел встретиться со своей девушкой, – быстро ответил Босуэлл. – Отец держит ее в строгости. Но я знаю, что сегодня ее отпустят гулять. Я беден, и ее отец плохо относится ко мне. Но я накопил денег, чтобы открыть кузницу…
Мужчина уставился на него.
– Где живет твоя девушка?
– В соседней деревне… – О Боже, какое же название? – В Клагсхамне!
– Он говорит как-то странно, – сказала женщина. – Он иностранец!
– Да, это верно, – подтвердил Босуэлл. – Я с одного из ганзейских судов, моряк из Любека. Но я решил остаться здесь.
– Немец! – Мужчина медленно кивнул массивной головой с шапкой всклокоченных волос. – Неудивительно, что ее отец не одобряет такой союз.
– Но любовь не знает границ, – настаивал Босуэлл. – Вы же это понимаете?
– Возможно, маленькая лодка твоего брата…
– Нет, он придет в ярость! – заявила женщина. Мужчина продолжал грести к берегу. С причала послышались грозные крики. Босуэлл повернулся и увидел группу мужчин с зажженными факелами, стоявших у конца причала. Некоторые из них носили мундиры и были вооружены аркебузами.
– Можете отпустить меня здесь, – сказал Босуэлл, указывая на берег как можно дальше от причала. Он пытался говорить спокойно, несмотря на охватившую его панику.
– Что там за люди? – спросил гребец. Он причалил к берегу там же, где изначально находилась лодка. Потом они с любовницей стали поспешно натягивать одежду. Босуэлл вежливо кивнул им и выбрался из лодки.
– Прощайте, – проговорил он и быстро пошел по галечному пляжу в темноту, удаляясь от причала. Но он слышал, как поисковая группа приближается к лодке; они уже расспрашивали любовников. Послышались новые крики.
Босуэлл перешел на бег и пригнулся. Возможно, он успеет спрятаться в камышах в сотне ярдов впереди. Перспектива просидеть там несколько часов по шею в воде представлялась весьма неприятной, но это была его последняя надежда. Он побежал быстрее, слыша крики преследователей.
Босуэлл достиг заболоченного участка и бросился туда. Он почти сразу же нырнул и плыл под водой, пока ему не показалось, что легкие вот-вот лопнут. Здесь было полно водорослей и ила, замедлявших движение. Хватая ртом воздух, он вынырнул среди зарослей рогоза и кувшинок.
Но позади уже раздавался лай собак, последовавших за ним в воду, – собак, натасканных на пернатую дичь. Они торжествующе залаяли, когда обнаружили его.
– По-видимому, наш гость счел свои апартаменты неподобающими для себя, – произнес капитан Каас. Солнце сияло за окнами его кабинета; была середина утра. Босуэлла препроводили через двор в покои губернатора в центральной части замка. Он впервые попал сюда и теперь за маленькими окнами мог видеть гавань, где потерпел такую жалкую неудачу. Торговые суда с высокими мачтами едва покачивались на воде; за ними выстроились лодки и баркасы, а дальше виднелось начало болота. В лучах июньского солнца этот пейзаж казался невинным и очаровательным.
Босуэлл хорошо понимал, что любой ответ или просьба будет выглядеть глупо и бессмысленно.
– Да, – продолжал Каас. – Мы старались устроить его поуютнее, отвели ему просторную комнату с жаровней для зимних холодов… Тем не менее он остался недоволен. Он отплатил неблагодарностью за наше гостеприимство и попытался покинуть нас без разрешения. Это приведет к суровому наказанию для нас, его хозяев. – Капитан скорбно посмотрел на Босуэлла. – Судя по всему, он не подумал о нас.
Потом капитан энергично подошел к письменному столу и поставил подпись на каком-то документе.
– С великим сожалением должен сообщить, что я удовлетворяю ваше желание покинуть нас. Есть другая тюрьма, где вы будете с тоской вспоминать о нашей любезности. Но, как говорят поэты, мы никогда не ценим то, что имеем, пока это не уходит навсегда. Итак, со временем вы научитесь ценить долгие дни, проведенные в Мальмё, и захотите вернуть их обратно. Увы, это будет невозможно. – Он кивнул охранникам. – Вы будете сопровождать заключенного через пролив к новому месту его пребывания. Вам понадобится фургон для его транспортировки по Зееланду.
– Куда меня доставят, сэр? – спросил Босуэлл.
– В государственную тюрьму Драгсхольм, – ответил Касс.
Охранники ахнули.
Фургон трясся по плоской равнине к западу от Копенгагена по сырым окраинам отвоеванной у моря земли, названной Зееландом. Босуэлл сидел внутри с руками, связанными за спиной. Ножные кандалы были прикреплены к стержню в полу фургона, но он мог вставать и смотреть по сторонам, пока быки неторопливо тащились по дороге.
Небо напоминало лист бумаги, который окунули в воду и оставили сохнуть: бледно-серое и растянутое во все стороны. Над головой кружились птицы, дразнившие Босуэлла своими пируэтами. Он радовался свежему воздуху и ощущению пространства и наблюдал, как ветер проносится над ровными пшеничными полями, шепчущими свои теплые секреты. Это навевало горькие воспоминания об утраченных полях Приграничья, такие живые, что на глаза наворачивались слезы. Снова ехать по этим полям, скакать на свободе, видеть своих собак… Он мог лишь гадать, много ли свор осталось у людей, живших на болотах. Если бы у него появилась такая возможность, то он бы исправил породу и попробовал создать идеального терьера – неукротимого, верного, яростного бойца, подобного лучшему из людей Приграничья.
От Зеееланда до Драгсхольма было около пятидесяти миль, и поездка продолжалась несколько дней. Кучер и два охранника останавливались в маленьких гостиницах, чтобы подкрепиться, и разрешали Босуэллу присоединиться к ним, хотя ему приходилось носить ножные кандалы. Для еды они развязывали ему руки, но не давали ножа для нарезки сыра или хлеба. Они сами нареза́ли ему еду, как ребенку.
Просто сидеть в таверне, пить холодное пиво и есть мясо; Босуэлл делал все это с радостным изумлением, действительно похожим на восторг ребенка. Раньше он не ценил радость, которую доставляли самые обычные вещи, такие, как эти. И у него появилось предчувствие, что он больше никогда не испытает их.
