— Не гневись, княже, но нет у тебя силы противиться всему Великому Новгороду, — строго предостерег Иван Федорович. — Только напрасно кровь прольешь. И закроет тебе эта кровь навсегда обратную дорогу в Новгородскую землю.
— Что же делать, воевода? Смириться без боя?
— Смирись! Жди своего часа. Ты молод еще, ждать можешь долго. Не вечны твои дядья Андрей, Ярослав и Василий. А за ними — старший ты!
Дмитрий хмуро молчал. Не знал он, что и Ивану Федоровичу не по душе добровольный отказ от новгородского княженья, что и воевода втайне надеялся на многочисленных сторонников покойного великого князя в новгородских волостях. Но старый опытный воевода скрывал эту надежду, чтобы горячий Дмитрий не допустил опрометчивого шага.
Почувствовав молчаливую неуступчивость Дмитрия, воевода вдруг спросил:
— А если посадник от тебя откажется, тогда что?
— Тогда твоя правда, воевода. Отступлюсь от Новгорода, — и Дмитрий безнадежно махнул рукой…
2
Рано утром Иван Федорович в сопровождении десятка дружинников выехал за ворота городища. Путь предстоял недалекий: в это время года посадник жил в своей усадьбе за Волховом. Иван Федорович в прошлые годы бывал там не однажды, приезжая с поручениями от великого князя. Старым знакомцем был ему посадник Михаил Федорович. Уважал его воевода за прямоту, за ясный ум. Да и посадник, судя по всему, относился к воеводе не без уваженья. Как-то нынче встретит старый знакомец?
Посадничья усадьба была окружена могучим дубовым частоколом — хоть немцев встречай. Над воротами поднималась сторожевая башенка, а на ней сторож в тулупе, с копьем в руке.
Когда всадники подъехали к мостику над глубоким рвом, за частоколом залаяли собаки, между зубцов показалось сразу несколько голов в лохматых корельских шапках. Иван Федорович усмехнулся: «По-прежнему осторожен посадник, быстроглазую корелу в сторожу поставил».
На башенку поднялся какой-то сын боярский — без шапки, в расстегнутом буром кафтане. Видно, сидел в тепле, в караульной избе, а вылез только на крик сторожа. Крикнул, выглянув в бойницу:
— Кто такие? По какому делу?
Пришлось назваться.
Воротный сторож кинулся вниз, отпирать засовы.
Всадники гуськом въехали в приотворенные ворота.
А от крыльца уже спешил навстречу гостям сам хозяин, еще не старый крепкий боярин, в шубе, накинутой поверх длиннополого кафтана, в красных комнатных сапогах на тонкой подошве. Ловко поддержал стремя воеводы, помог соскочить на убитый снег.
Пока шли по длинным темным проходам в жилые комнаты, посадник расспрашивал о дороге, о здоровье, ничем не выдавая своего любопытства.
Ивану Федоровичу не понравилось, что посадник не спросил о здравии Александра Ярославича. А должен был спросить: не кто-нибудь, а большой великокняжеский воевода пожаловал на его двор.
«Неужели уже знает о кончине великого князя? — терялся в догадках воевода. — Тогда умнее будет промолчать о главном, подождать, пока сам начнет…»
Посадник ввел гостя в столовую горницу, захлопотал у накрываемого челядью стола:
— Откушай, батюшка Иван Федорович, новгородской снеди. Не взыщи, коли стол прост покажется: по-мужицки едим, как деды и прадеды ели. Милости просим, воевода!
— Всем бы такую простоту иметь! Подлинное обилие у тебя на столе, вся благодать земли Русской! — польстил воевода гостеприимному хозяину.
И действительно — стол был щедр, как осенняя нива. В другое время воевода, не считавший грехом обильный стол, отдал бы честь всей этой благодати. Но сегодня кусок не шел в горло. Иван Федорович только пробовал расставленную по столу снедь, чтобы не обидеть хозяина.
За обеденным столом, за пустячным разговором просидели долго. Холопы уже трижды сменили блюда.
Беседу вели об ордынских конях, о новых вратах Софийского собора, привезенных князем Дмитрием из последнего похода на немцев, о рейнском вине, которому все-таки далеко до новгородских медов, о причуде владыки Далмата, одевшего весь свой полк в черные доспехи. О чем только ни говорил посадник, развлекая гостя, но ни разу даже не обмолвился о великом князе Александре Ярославиче. И Иван Федорович понял окончательно: «Знает!»
Наконец, холопы убрали со стола яства, принесли кувшин с имбирным квасом и сладости. Посадник подсел ближе к Ивану Федоровичу, вопросительно посмотрел из-под лохматых бровей.
Воевода заговорил медленно, многозначительно, будто не догадываясь, что сообщает уже известное:
— Приехал к тебе со скорбной вестью. В городе Городце, на дороге из Орды, преставился великий князь Александр Ярославич…
Посадник оборвал его нетерпеливым жестом:
— Гонец с этой вестью в Новгород до тебя прискакал. Не хитри, воевода, говори о деле. Что надумали с князем Дмитрием?
Иван Федорович сердито поднялся из-за стола:
— Зря попрекаешь хитростью, Михаил Федорович! Не я первый хитрить начал. И я спросить тебя могу: что надумал? Но не спрошу. Не нужны мне посадничьи секреты. Не к посаднику ехал — к знакомцу старому, с коим одному господину служили. За советом приехал…
— Не удержаться князю Дмитрию в Новгороде, хоть и люб он многим, — прямо сказал посадник. — И мне люб за смелость, за прямоту душевную.
— А если люб, зачем указываете ему путь из Нова-города? — удивился воевода.
— Зачем, говоришь? Как будто сам не знаешь! Не надобен Великому Новгороду малолетний князь. Нечем ему оборонять новгородские рубежи от немцев, одной переяславской дружиной Новгороду не обойтись. За кем полки из Низовской земли, тот и нужен Новгороду. А полки у великого князя. Кому решит ордынский хан отдать ярлык на великое княженье — Андрею ли Суздальскому, Ярославу ли Тверскому, Василью ли Костромскому, — тот пошлет своего князя в Нова-город. И я, посадник новгородский, волю веча выполню, потому что служу не князю Дмитрию, а Господину Великому Новгороду!
— Значит, Дмитрию так и передать твой совет: собирай именье да переезжай в Переяславль? — с обидой спросил воевода.
Посадник задумался, потом проговорил тихо, доверительно:
— Если как посадника меня спрашиваешь, то отвечу — воля ваша… А если как знакомца — повременить советую. Плохо подумают в Новгороде, коли Дмитрий тайком уедет. Скажут, что не дорожит князь новгородским столом, сам бросает княженье. А ведь, поди, и ты, воевода, и князь Дмитрий думаете снова в Нова-городе сесть? Повремените с отъездом…
— И на том спасибо, посадник!
Прощаясь с воеводой у крыльца, Михаил Федорович еще раз повторил:
— Передай князю Дмитрию, что люб он мне. И еще передай, что воеводствовать над новгородским ополченьем его призовем, когда война случится с немцами. Пусть надеется!
На следующей неделе Дмитрий и боярин Антоний провожали большого воеводу Ивана Федоровича в Переяславль. Так порешили на совете: воеводе укреплять город и собирать дружины с переяславских областей, а остальным ждать на городище, как обернутся новгородские дела.
Иван Федорович еще раз посоветовал:
— Будь мудрым и терпеливым, князь! Гордость смири. Если укажут вечники дорогу прочь от Новгорода, выезжай не прекословя. Доброхотов своих в Новгороде береги, не допускай их дворы до разгрома — пригодятся!
Глава 3 Великий князь Ярослав Ярославич
1
По узким улицам Сарая, столицы Золотой Орды, злой степной ветер гнал колючий снег пополам с песком. Саманные стены жилищ покрыла седая изморозь. Дым от костров, возле которых сидели воины городских караулов, прибивался к самой земле.
«Кого сейчас сторожить? — раздраженно думал Ярослав Ярославич, проезжая мимо караульных. — Ни одна живая душа и носа не высунет из дома в такую метель!»
Сам князь тоже не собирался выезжать в такую стужу. Он с утра сидел возле казана с горящими углями в тесной комнате караван-сарая, где определили постой тверскому посольству. Но неожиданно прискакал мурза, передал строгий приказ: тотчас же ехать к хану Берке. Тут уж было не до погоды. Решалась судьба великого княженья.
Второй месяц жили в Орде братья Ярославичи — Ярослав Тверской и Андрей Суздальский, оспаривая друг у друга ярлык на великое княжество Владимирское, а с ним и власть над всей Русью. К Берке князей не допустили. Приходилось разговаривать о делах с ханскими родственниками и мурзами, без пользы раздаривать привезенное добро. Надеялись только, что сказанное дойдет до ушей самого хана.
Князь Андрей Ярославич Суздальский напирал в разговорах на свое старейшинство перед младшим братом Ярославом Ярославичем. Но, видно, не забыли в Орде прошлого своевольства Андрея, когда десять лет назад он пытался противиться хану, принимали суздальского князя холодно.
Не обнадеживали и Ярослава. В злосчастную зиму «Неврюевой рати» тверские дружины Ярослава бок о бок с суздальцами Андрея сражались с татарскими туменами и разделили горечь пораженья. Семья князя Ярослава попала в плен, а сам он бежал от ханского гнева в далекую северную Ладогу. Только через несколько лет вымолил опальный князь прощенье у хана. В Орде тверского князя стали после этого принимать с той же честью, как и прочих князей, но недоверие к нему, видно, осталось. Отправляясь в Орду за великокняжеским ярлыком, Ярослав надеялся, что в ханском дворце помнят: зачинщиком того восстания был не он, а князь Андрей, соперник нынешний. У Андрея вины перед Ордой больше…
