но страха нет, и взгляд ясный, и сама вся такая чистенькая комсомолочка. Интересная деваха, не зря товарища Сталина заинтересовала, — и на таких мыслях они и подкатили к зеленому забору, скрывавшую невероятно секретный объект, который видели и посещали только доверенные лица на спецтранспорте — попасть сюда просто пешком, гуляя рядом, было невозможно.
Это была так называемая «Ближайшая дача» Сталина, именно здесь он провел больше времени, чем в своих Кремлевских кабинетах и Кремлевской квартире. На «Ближней даче» Иосиф Виссарионович жил и работал почти двадцать лет, именно здесь он принимал важнейшие государственные решения и вершил судьбы миллионов людей, здесь проходили многие важные встречи и совещания, на ней он и скончался пятого марта пятьдесят третьего года.
В будущем дача располагается в черте города Москвы, в Кунцево, в районе метро «Фили-Давыдково», но и в наше время она является закрытым режимным объектом, посетить который могут только избранные, да и то по предварительной официальной договоренности высокого уровня.
А сейчас дача действительно находилась за городом, в лесном массиве, скрывавшем ее от взглядов посторонних, и также была сверх секретным объектом, в который попадали только по специальному вызову. Итак, машина подъехала к незаметному со стороны, но очень высокому сплошному зеленому забору, окружавшему всю территорию дачи и плавно остановилась.
Шофер не подал никаких знаков, но его заметили бдительные дежурные, один из которых подошел к водителю, а другой встал рядом с дверью, за которой сидела девушка, явно ее охраняя. Рассмотрев молча протянутые документы, военный вернул их обратно, коротко промолвив:
— Дальше только пешком, — и Надя вышла из машины, чтобы пройти через калитку и попасть на территорию самой дачи.
Девушка и ее сопровождающий, вышедший вслед за ней из машины, тихо шли по чистым дорожкам парка. Несмотря на необычность ситуации, Надя сейчас просто спокойно наслаждалась свежим воздухом и красотой окружения.
Можно было подумать, что они находятся где-то в лесу, так много было кругом деревьев, кустарников, цветов, здесь жужжали пчелы и летали бабочки, а тишину окружения нарушали только звонкие голоса птиц и тихий звук капель, падавших в чашу небольшого фонтанчика, приносившего свежесть в этот жаркий день.
Все было очень мирно, очень спокойно и зелено, недаром еще при строительстве дачи было высажено порядка семидесяти тысяч деревьев, в том числе и плодовых, осенью здесь можно было собирать много грибов, а дополнял пейзаж многочисленные цветы на разнообразных клумбах, которые любил сам Сталин, и из которых он самолично собирал букеты и расставлял их по вазам в комнатах.
Но вот дорожка кончилась, и они зашли в здание и остановились перед дверью, за которой слышались многочисленные мужские голоса, что-то обсуждавшие.
Надя немного проморгалась, переходя после яркого дня в темное помещение, глаза должны были привыкнуть к обстановке, и задержала дыхание — вот она, та самая важная случайная неслучайная встреча, самое главное испытание, которое ей предстояло пройти. Страха не было, но небольшая дрожь, как перед прыжком в воду, присутствовала.
Дверь открылась, и очередной незаметный человек в военной форме сделал ей знак, что она может зайти.
Она вошла, тихо шагая по красивым коричневым дорожкам, в большую затемненную плотными шторами комнату, стены которой были отделаны необычными деревянными панелями. В центре зала стоял большой длинный стол, за которым сидели многочисленные мужчины.
И первый, кого она увидела, но которого явно не ожидала здесь найти, был Максим Дормидонтович Михайлов, который шел к ней с виноватым, но довольным лицом и раскрытыми для объятия руками.
Надя сразу поняла, что именно он проговорился Сталину о появлении новой молодой певицы и автора стихов, и именно с его подачи она сюда и попала. И слова этого человека подтвердили ее предположение:
— Надюша, деточка, уж прости старика, это я про тебя и твои песни товарищу Сталину рассказал, но ты не бойся, тебя здесь не обидят.
— Здравствуйте, Максим Дормидонтович. Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Здравствуйте, товарищи! Да я и не боюсь, просто волнуюсь немного, — голос девушки все же легко дрожал, выдавая ее состояние.
— Здравствуйте, товарищ Надя Кузнецова. — раздался несколько глуховатый голос реального Иосифа Виссарионовича Сталина, совсем отличающийся от голосов артистов, которые играли его во многочисленных фильмах, и который сейчас внимательно разглядывал девушку.
Его внешность, вроде знакомая по многочисленным фото и кинодокументам, в реальности была похожа и в тоже время отличалась от привычного людям будущего образа, как и у всех людей, которые порой и сами не могут признать себя на фото в каких-нибудь документах.
— Да, хвалил вас Максим Дормидонтович, напел немного недавно одну вашу песню, прекрасная песня, и слова правильные, за такую и высокую награду вручить не жалко. Только не стоит нашу страну Россиией называть, наша Родина — Советский Союз, а Россия — так до революции ее называли, при царизме. Но песня хорошая. Вот и захотелось товарищам узнать, что за новый такой интересный автор у нас появился,- неожиданно для девушки закончил говорить Сталин.
Надя стояла посередине зала, бегло оглядывая присутствующих, из которых она, пожалуй, узнала только Лаврентия Павловича Берию по его знаменитой бритой голове и пенсне, да «всесоюзного старосту» Михаила Ивановича Калинина по его «козлиной» бородке, остальные лица были расплывчатыми, едва узнаваемыми.
— Да я и не боюсь, Иосиф Виссарионович, что мне, простой комсомолке, бояться вас, руководителей нашего большого советского государства. Волнуюсь только, все же это большая честь для меня. Да и жизнь в детском доме как-то отучила бояться, — спокойно, но очень гордо ответила девушка.
Надя интуитивно, но очень точно выбрала нужный образ, полностью ей близкий и отражающий ее суть — молоденькой девушки, почти ребенка, наивного, непосредственного, немного смешного, но не теряющегося перед этими большими и грозными «дяденьками», которые сейчас с интересом и дружескими усмешками рассматривали ее.
— Да, детский дом… Знаем мы, что вы там воспитывались. Непросто было? — голос Сталина был доброжелательным, заинтересованным, и Надя совсем успокоилась — действительно, чего бояться, все ведь свои, родные.
— Да нет, Иосиф Виссарионович, нормально. О нас заботились, нас воспитывали, учили, все хорошо было.
— Но слышали мы, что и сейчас вы детям в детских домах внимание уделяете, а ведь тогда получается, что вы, товарищ Надя Кузнецова, собой советские органы подменяете.
— По вашему выходит, что Советское государство плохо заботится
