«Только бы не перепутали!» – волнуется Лиса и, когда приносят её сына, начинает внимательно следить за тем, что там делают медсестры. Первый малыш активно болтает ножками, шевелит ручками, и ей кажется, что он может ударить, обидеть её мальчика. А тот лежит спокойно, наверное, спит.
На левой щёчке у него виднеется довольно большое белое пятно. Неестественно белое на розовом. «От пальца, – внезапно догадывается Лиса. – Наверное, уцепились и тянули… – вспоминает она последние секунды его стремительного появления на свет. – Конечно, им то что? Вытянули, а теперь у ребёнка такое пятно! – и пугается. – Не дай бог – на всю жизнь!!!»
Она нервничает, и в тот же момент ребёнок, словно почувствовав её состояние, заходится в плаче, звуки которого напоминают ей мелодию до боли знакомой песни.
– Ля! Ля! Ля-ля-ля!..
«Странно плачет… Наверно будет певцом или музыкантом…» – меланхолично решает Лиса и соскальзывает в лёгкий, но удивительно привязчивый, цепкий сон.
– Не спи, не спи… – теребит её за плечо смутно знакомая женщина. – Пока в палату не переведут, спать нельзя. Там отдохнёшь.
– А Вы кто?.. – вежливо спрашивает Лиса.
На самом деле ей хотелось спросить, почему нельзя спать.
– Не помнишь меня?.. Мы когда-то в одном доме жили… Я к твоей маме в гости ходила. За рецептами и просто поболтать. Неужели не помнишь?
– А-а-а… да-да… – отвечает Лиса и просыпается окончательно. К своему стыду, она совершенно не помнит эту женщину.
– Твоя мама мне когда-то помогала. Теперь моя очередь. Счастливая ты – такой у тебя ребёночек красивый, белый, крепенький! Умничка! Хорошего мальчишечку родила!
Вот они – те слова, которые так важно услышать каждой матери!
Лиса буквально растаяла.
Так и не узнанная ею женщина напоила её крепким сладким чаем, вкуснее и слаще которого не было, пожалуй, на целом свете. С каждым горячим глотком в Лису возвращается жизнь, возвращаются силы и настроение. Напившись, она откидывается на подушку и благодарно улыбается. Сынок её тоже заактивничал, принялся толкать своего первого в жизни соседа.
Кто-то – она так и не заметила, кто и когда – положил ей на одеяло шоколадку с красивой «Жар-птицей» на обёртке.
Хорошо!
К утру рожениц в родильной палате стало больше. Одна из них поразила Лису особенно. Отёкшие ноги бедной женщины блестели, словно зеркало, а живот был громадным, словно гора. Женщина обильно потела, едва терпя терзавшую её тело боль, а потом как-то быстро, одну за другой, произвела на свет трёх девочек.
Тройня…
Это ж уму непостижимо!!!
Лиса вспомнила, что её сына дожидается всего один комплект «детского приданного» и осторожно скосила глаза. Спит. Маленький. Аккуратный. И один!!! Не тройня!
Через два часа детей унесли в детскую, а молодых мам развели по послеродовым палатам. Лису шатало, голова кружилась, позвоночник казался перешибленным сразу в нескольких местах, но всё уже было позади – жить можно! Дойдя до кровати, она рухнула в неё как подкошенная. Спать… спать… спать…
* * *
Саша всё это время ждал снаружи, во дворе больницы. Он договорился с выносившей какой-то медицинский мусор старенькой нянечкой, что та его известит, как только ребёнок родится. И остался. Сколько же он, охваченный тревогой, так простоял, прежде чем из приоткрывшейся двери не появилась уже знакомая старушка? Час, два, три или целую вечность?..
– Хорошая новость. Дорогая новость! Сын у тебя! Мальчик!!!
– Сын?!.. – Сашка застыл с блаженным видом.
Нянечка же, привычная к самым разным проявлениям отцовских эмоций, не размякла и не сбилась:
– Хороший мальчик. Здоровый, три восемьсот, рост пятьдесят три сант и метра. Мать и ребёнок чувствуют себя хорошо!
– Сантим е тра, – автоматически поправил её Сашка, доставая из кармана купюру.
Выхватив поданную ей пятёрку, «честно отработавшая свой хлеб» нянечка выдавать информацию тут же прекратила. Спрятав денежку в карман, она потеряла к Сашке всяческий интерес и, энергично хлопнув дверью, оставила новоявленного отца наедине с его радостью. Но через какое-то время, выглянув по каким-то своим нуждам, увидела, что тот так и не тронулся с места, улыбнулась и участливо поинтересовалась:
– Чего стоишь-то? Утром с гостинцами придёшь. Да смотри доктору и сёстрам денежку не забудь! А сейчас домой иди. Выспись как следует! Самое верное дело в такой ситуации!
– Разве я теперь усну? Разве теперь до сна? – Саша, совершенно неожиданно сцапал бабульку и закружил её в некоем подобии вальса: – Сашка родился! Сашка!
– А с виду – серьёзный человек, – принялась ворчать нянечка, оказавшись, наконец, на гранитном крыльце и ухватившись за его рукав, чтобы не так качало. – Молодёжь! Все вы малахольные! Никогда не угадаешь, чего от вас ждать! – придя в себя и перестав ворчать, она улыбнулась. – Шоколадку мне завтра принеси!
– Да хоть две! Не ругайся, бабуль, а скажи лучше, когда их увидеть можно?
– Жену – завтра вечером. Ей вниз разрешат спуститься. А малого – только на выписке.
– А выписка когда?
– Через недельку. Если кровь сдашь, то и через пять дней выпишут.
– Конечно, сдам! Бабуль, шоколадка с донорского пункта тоже твоя будет!
– Тогда не стой тут, на холоде! Заходи, я тебя чаем напою! Замёрз, небось?
С окончательно размякшей пожилой санитаркой они проговорили до самого рассвета.
– Ой, хоть душу отвела, – заметила та, расставаясь. – Наших-то, русских, почти никого не осталось. Поразъехались. А с местными, особенно с «понаехавшими», не больно-то и поговоришь… Ты иди, давай. Утро уже. И не волнуйся. Я за твоими, если что, присмотрю, – обнадёжила нянечка.
Три препятствия есть на земле у людей:
невежественность священнослужителей,
атеизм ученых и безответственность демократов.
Пифагор, VI век до новой эры
Со времён Пифагора минуло двадцать шесть веков,
но бытовые фобии, безбожность, невежество и
безответственность по-прежнему остаются бичом
современного общества. Люди не поумнели. Именно
в этом состоят глубинные причины действа,
происходящего в этой и в последующих главах.
Март 1990 г. Азербайджанская ССР, г. Баку
Рассвело.
Сквозь пасмурную пелену рябит мелкий назойливый дождь. В его сырой хмари никак не понять – который сейчас час.
Кровать Лисы стоит у окна – ногами к подоконнику, изголовьем ко всей остальной палате. Чугунную голову не повернуть, и из-за этого рассмотреть новое обиталище повнимательнее не получается. Но и на первый взгляд, всерьёз урезанный выпирающими краями пропитанной холодным потом подушки, – картинка безрадостная: грозно-серое обилие железных кроватных силуэтов выглядит зловеще и тревожит до заполошного сердцебиения.
Непогода… Тишина, подчёркнутая монотонным шелестом дождя, давит, будто могильная плита…
«Все спят, и я ещё подремлю», – решила не поддаваться глупым страхам Лиса.
Решила, сосредоточилась и в самом деле вскоре уснула.
Разбудил её неприятный скребущий звук. Словно затупившимся стеклянным сколышем соскребали закаменевшую мастику со старого наборного паркета. Лиса испуганно открыла глаза и наткнулась на чужой неприязненный взгляд. На соседней койке, в беззастенчиво распахнутом халате, сложив ноги калачиком и откинувшись на крашеную в салатный цвет стену, сидела пожилая худощавая женщина и звучно расчёсывала уродливый поперечный шрам, располосовавший её живот. Пальцы на смуглой крупной кисти незнакомки были длинными и на вид грубыми, неухоженными. Швы на её шраме ещё не сняли, и белые нити, в утреннем дождливом сумраке контрастирующие с тёмной кожей, напоминали канцелярские скобы от стиплера. Меланхоличные движения рук странной незнакомки притягивали взгляд словно магнитом. Лисе они почему-то напомнили характерные почёсывания страдающих хроническим педикулёзом обезьян из бакинского зоопарка.
«Недоразумение, а не женщина!» – вздохнула Лиса. Ещё раз взглянув на серую мглу за окном, она окончательно поняла, что не спит, и этот кошмар на соседней койке происходит наяву.
Соседка продолжала смотреть на неё безо всякого стеснения и с каким-то злым вызовом. Лисе даже показалось, что она чем-то ей насолила. Нечаянно, сама того не зная. Может, заняла её кровать?.. Недоумевать можно было до бесконечности, и Лиса просто отвернулась лицом к стене, но сохранившееся в памяти тёмное скуластое лицо с выпирающими вперёд зубами мешало успокоиться и уснуть. Потом, по-видимому, она всё же задремала и упустила нить событий.
Когда Лиса снова открыла глаза, её соседки оживлённо переговаривались, что-то объясняя медперсоналу и указывая на опустевшую кровать. Странной женщины не было.
Сбежала.
Картина случившегося прояснилась лишь после тотального опроса всех и вся.
В палате беглянку осуждали не столько за её внезапный побег, сколько за отношение к ребёнку. Неделю назад она родила слабенького семимесячного мальчишку. Синюшного и вялого. «Не жилец», – опытным глазом определили акушерки, но доктора, пытаясь выходить обречённого заморыша, поместили того в барокамеру. Теперь, если выписка непутёвой матери и состоится, то с неопределённым результатом и далеко, где-то за горами. Едва прознав об этом, та тут же предприняла первую попытку побега. Её вернули. И возвращали так несколько раз. Сегодняшний случай – лишь удачное повторение предыдущих попыток. Рассказывали, что в прошлые разы она вырывалась и кричала, что хочет к мужу, и что никакой ребенок ей и сто лет не нужен. Тем более больной.
