Два года вдовел Алексей Михайлович. И наконец решился на второй брак. Его избранницей стала юная дворянка Наталья Кирилловна Нарышкина, воспитанием которой занимался А.С. Матвеев. Девушка имела представление о культуре и быте европейских стран и не знала обычного в старомосковских порядках женского затворничества. Царь Алексей имел от молодой жены сына Петра (30 мая 1672 года) и двух дочерей — Наталью и Феодору.
Рождение Петра отметили особо торжественно. По этому случаю была выбита медаль. Крестили Петра в Чудовом монастыре. Крестным отцом был брат царевич Федор, а крестной матерью старшая сестра государя Ирина Михайловна.
Алексей Михаилович до конца своих дней остался прекрасным семьянином, и его новое супружество было вполне благополучным. При жизни царя (а оставалось до роковой черты совсем немного) не возникало серьезных проблем в придворной жизни. Однако подспудно зрел конфликт между родственниками первой и второй жены государя. Алексей (Михайлович, видимо, не изменил своего отношения к Милославским (его тестя И.Д. Милославского уже не было в живых), но, естественно, в гору пошли представители рода Нарышкиных. Главная схватка соперничавших кланов была еще впереди.
Как и раньше, Алексей Михайлович заботился о сестрах. Ирину Михайловну он почитал особо, в письмах называя ее матерью. Имя Ирины всегда в царских письмах семье стояло на первом месте. Чувствами любви, нежности и заботы наполнено последнее по времени письмо государя из Троице-Сергиева монастыря (1674-1675). В отличие от более ранних писем, тут на первом плане все дочери и Наталья Кирилловна, затем сестры и, наконец, сыновья. Примечательно и то, что после женитьбы на Наталье Кирилловне не прекратились панихиды по Марии Ильиничне. Государь был верен своим привязанностям.
В круг интересов и увлечений Алексея Михайловича, безусловно, входила охота. Он предавался ей с азартом и не жалел средств на содержание сокольников, ловчих и других слуг, которые обеспечивали царю «потеху», а также на уход за птицами. Одних сокольников у Алексея Михайловича считалось до двухсот человек. Соколов, кречетов, ястребов надо было кормить свежим мясом — для этого держали многие тысячи голубей. Выезд царя на охоту представлял собой красочное зрелище. В окрестностях Москвы пернатые хищники имели возможность показать свои способности, доставляя удовольствие венценосному охотнику. Алексей Михайлович делился своими впечатлениями о «потехе» с ловчим Матюшкиным, которому писал эмоциональные письма, рассказывая об охотничьих эпизодах. Наиболее удачливых соколов царь знал по именам и строго наказывал их беречь. В одном из писем царя своим приближенным говорилось: «А будет вашим небрежением Адар, Мурат, Лихач, Стреляй или Салтан умрут, и вы меня не встречайте, а сокольников всех велю перепороть, а если убережете, и вас милостиво пожалую, и сокольников тоже». Отличившимся на охоте Алексей Михайлович выдавал денежные награды. Так, во время одной «потехи» за держание сокола было пожаловано пять рублей, «кречет добыл ворона» — один рубль, за «гарканье» — пять рублей. Во имя царских охотничьих утех содержали в Измаилове, Чертанове и Хорошеве «волчьи дворы», где помещали мясо для приманки. На реке Яузе диким гусям и уткам построили для зимовки две избы. Согласно царскому повелению, в Москву надлежало доставить пять — шесть живых лосей. Но соколы не только служили ловцами дичи. Оказывается, к их услугам царь прибегал и в иных случаях. Как известно, тогда одним из способов лечения считалось кровопускание. Сохранилось такое свидетельство: «Великий государь лехчился, бил у руки жилу сокол».
Можно полагать, что государь не чурался игры в шахматы. Однажды по его заказу искусные холмогорские косторезы должны были изготовить десять комплектов шахмат.
Среди слуг упоминаются «дурак» (вероятно, шут) и «карла». Алексей Михайлович любил слушать рассказы столетних стариков о прошлых временах. Особый интерес он проявлял к Ивану Грозному и его царствованию. В числе собеседников Алексея Михайловича вполне могли быть современники этого страшного монарха, которого Тишайший весьма чтил.
«Дневальные записки» Приказа Тайных дел зафиксировали необычное времяпрепровождение царя Алексея. В одну из весен несколько дней он ходил в Набережную избу смотреть, как протекает ледоход на Москве-реке. Вероятно, тот год был в этом отношении необычным.
Судя по письму Алексея Михайловича А. И. Матюшкину, царю доставляло удовольствие купать поутру в пруду стольников, опоздавших на смотр. После водных процедур провинившихся усаживали за стол и подавали горячительное с доброй закуской. Сметливые нарочно опаздывали, чтобы таким способом попасть в поле зрения государя.
Современники весьма согласно рисуют привлекательный внешний облик Алексея Михайловича. Царь был достаточно высокого роста, белолицый, румяный, русоволосый. Голубые глаза смотрели внимательно и нередко кротко. Вероятно, у государя были свои доморощенные «парикмахеры». Двадцать первого января 1675 года по царскому указу было дано стремянному конюху Михаилу Ерофееву пятнадцать рублей за то, что он «в навечерии Рождества Христова у великого государя власы легчил против прежнего». Государь держался величаво, но не производил впечатления недоступного для общения. Вспыльчивость и быструю отходчивость Алексея Михайловича приписывают доброте его нрава.
Довольно устойчиво в исторической литературе Алексею Михайловичу ставят в вину слабохарактерность, податливость на влияния его окружения. Сначала все определял Б.И. Морозов, затем Никон, А.Л. Ордин-Нащокин и, наконец, А.С. Матвеев. Не отрицая роли этих выдающихся государственных деятелей в принятии важных решений царя, можно заметить и нечто иное. Алексей Михайлович позволял собой «руководить» не по слабости характера или недостатку ума, а лишь тогда, когда это влияние соответствовало его внутренним побуждениям и представлениям. Без доверенных помощников не обходился ни одни даже самый «абсолютный монарх.
В последние годы жизни Алексей Михайлович заметно дряхлел. Его тучность не позволяла садиться на коня, все чаше государь "шел в карете». За месяц до кончины для царя в Тележном ряду куплена "избушка, обита кожею». Это был, видимо последний "поход» царя в село Преображенское.
Алексей Михайлович предчувствовал приближение смерти и встретил ее спокойно, как веление свыше. Двадцать девятого января 1676 года царя не стало. Удар Большого колокола Успенского собора известил об этом Москву. Перед смертью Алексей Михайлович благословил на царство четырнадцатилетнего сына Федора, распорядился выпустить узников из тюрем, вернуть сосланных, простить все казенные долги и заплатить за должников по частным искам.
В истории Отечества царь Алексей Михаилович оставил заметный след. Его преемники продолжили намеченные в царствование Тишайшего пути внутренней и внешней политики. Конечно, есть все основания говорить, что Алексеи Михайлович был прямым предшественником своего великого сына. Однако и независимо от этого он имеет право на самостоятельное место в нашем прошлом.
А. БОГДАНОВ
Юноша на троне
В январе на Руси темнеет рано. Вечером 29 января 1676 года на четвертом часу после захода солнца, закатилось солнце русского самодержавного православного государства, отошел к Господу царь Алексей Михайлович, уподобленный дневному светилу чуть ранее своего современника и соперника Людовика XIV. Большой колокол известил Московское государство о наступлении всемирной печали — но без промедления должна была наступить и всемирная радость.
Полагаю, что, когда сраженный простудой Алексей Михайлович исповедовался и причащался из рук святейшего патриарха Иоакима, придворное ведомство клана Хитрово уже приготовило царское облачение на его старшего сына Федора — превосходившего отца ростом, но более узкоплечего юношу, вступившего в пятнадцатое лето своего жития. С первым ударом колокола толпа думных и близких царских людей ввалилась в покои царевича.
Тело отца еще не успело остыть, как Федор Алексеевич был совлечен из теремов вниз, в Грановитую палату, обряжен в царское облачение и усажен на принесенный по приказу Хитрово из казны парадный трон. Весь вечер, всю ночь и утро в полыхающем огнями всех светильников царском дворце присягали новому государю придворные, духовенство, офицеры и приказные, дворцовые служители и выборные дворяне.
К тому времени, как высшие чины в основном закончили крестоцелование и церемония присяги переместилась из дворца на площади Кремля, в приходские церкви города и стрелецких слобод, а в приказах застрочили крестоцеловальные грамоты для всей необъятной страны (они рассылались по 10 февраля), слабый здоровьем царевич был совершенно измучен. Ноги его так опухли, что днем 30 января, на похоронах отца, он совершил краткий путь до Архангельского собора на носилках.
