Кладами интересуются сейчас историки. Потому, во-первых, что там встречаются вещи, являвшиеся в свое время образцом искусной работы, а по этим вещам можно изучать древнее искусство и ремесло. А во-вторых, потому, что по кладам (в особенности, если их множество) можно сделать важные выводы о торговле, экономических, политических связях той или иной страны в различные времена. Не случайно, например, что на территории Древней Руси до X века зарывали главным образом клады арабских монет – диргемов, а после – византийских и затем – западноевропейских монет. Это говорит и о том, с кем торговали (непосредственно или через соседей), и даже о том, что, наверное, тогда из Руси вывозили товаров больше, чем ввозили. Иначе как бы могли оставаться в руках местного населения арабские монеты? Если бы русские больше покупали у арабов, то приходилось бы отдавать им обратно монеты, вырученные ранее за проданные товары.
Итак, древние клады представляют иногда большой исторический интерес. И все же историки и археологи больше занимаются теперь другими видами исторических источников и относительно меньше придают значения кладам. Настоящее богатство доставляет не кладоискательство, а упорный труд.
Настоящим кладом для науки может явиться как раз не спрятанные удачливым разбойником сокровища, а научное открытие, которое рождается обычно не в результате случайной счастливой находки, а в результате напряженной работы ученого, кропотливого исследования научных источников. И такими источниками могут быть не только красивые и дорогие вещи, но и невзрачные на первый взгляд черепки и кости, о которых не раз говорилось в этой книге.
Поэтому-то систематические раскопки какого-либо поселения дают для истории много больше, чем находка клада, так как позволяют изучить жизнь и труд простого народа. Поэтому археолог очень обидится, если его назовут «кладоискателем», намекая на то, что он не исследует тщательно археологические памятники, а гонится лишь за эффектными находками.
Вот после таких высказываний меня обычно и спрашивают: «А вам случалось самому когда-нибудь найти клад?» Да, случилось однажды. И не одному, а в большой компании. Я сейчас и хочу рассказать, как мы нашли клад и что с ним сделали.
Мы были тогда студентами и уже побывали в своих первых археологических экспедициях. Увлекшись археологией (большинство из нас от этого увлечения не излечил впоследствии и возраст), почти все свое свободное время от ранней весны до глубокой осени бродили мы вокруг Москвы, разыскивая, по заданию нашего руководителя, профессора Артемия Владимировича Арциховского, различные археологические памятники – древние городища и курганы.
Для этого не нужно было ходить особенно далеко. Теперь в этих местах стоят уже новые кварталы города – Черемушки, например. А тогда здесь были деревни, и, уходя в субботу после занятий, мы уже не возвращались в Москву, а ночевали где-нибудь на сеновале, чтобы с рассветом начать раскопки. Так было романтичнее, да и времени для работы оставалось больше: тогда ведь нельзя было проехать в Черемушки на метро.
В ту осень мы облюбовали себе для раскопок группу курганов на самой обочине Калужского шоссе, у околицы деревни с красивым и древним названием Деревлево. Теперь это один из районов новой застройки Москвы – Коньково-Деревлево. Мы очень гордились, что один из наших товарищей получил от Академии наук разрешение на эти раскопки, так называемый «открытый лист». Это был красиво напечатанный в типографии на толстой, очень белой, очень глянцевитой бумаге документ, где говорилось, что Георгию Борисовичу Федорову (имя, отчество и фамилия, как и название деревни были вписаны машинкой) поручается исследовать группу курганов у деревни Деревлево, для чего он имеет право снимать планы и производить любые земляные работы, а все государственные учреждения и частные лица должны оказывать Георгию Борисовичу Федорову в интересах науки всемерное содействие в выполнении возложенных на него поручений. С тех пор я видел и сам получал много «открытых листов». Но не помню ни одного такого красивого.
Впервые мы приступали к раскопкам без профессора или доцента, под руководством своего же товарища. Значит, нас признавали уже в какой-то мере специалистами-археологами, а не только учениками. И конечно, мы были полны решимости не подвести нашего общего учителя – Арциховского, ручательству которого мы были обязаны этим доверием.
Наступило утро, и работа началась. Еще накануне мы тщательно сняли план всей группы курганов: их было около десятка. Теперь же начертили в крупном масштабе на отдельном листе выбранный для сегодняшних раскопок курган. Измерили его диаметр, окружность, уровнем и рейкой промерили высоту. Потом по компасу провели линию север – юг и по сторонам ее оставили узкую полоску – бровку, как называют ее археологи. Ее собирались раскопать в последнюю очередь, чтобы сохранить разрез – профиль – кургана в натуре для будущих фотографий, чертежей и промеров. Мы наметили ее в направлении с севера на юг, потому что погребение в кургане лежит обычно головой на запад, ногами на восток, то есть перпендикулярно этой бровке, так что все будет видно.
Теперь настало время «производить земляные работы», то есть, попросту, копать. Все взялись за лопаты, и вскоре уже по обе стороны бровки насыпь кургана значительно поубавилась. В таких курганах обычно погребены крестьяне, и в верхней части насыпи не бывает тех сооружений, о которых говорилось при описании погребений знати. Поэтому лопаты всаживали на полный штык и далеко отбрасывали землю.
Но вдруг под лопатой что-то зазвенело. Сейчас же работа лопатами прекратилась, и несколько человек стали осторожно расчищать это место ножами. Вот и нож звякнул о какой-то металл. Монета! Круглая серебряная монета, похожая по форме на наши! Конечно, все были удивлены. В курганах подмосковных крестьян монета – находка очень редкая. Разве что в виде украшения, и, конечно, это монеты древние. Но каково было наше изумление, когда за первой монетой мы вытащили вторую, третью… всего их оказалось сотни три. Это были серебряные монеты – рубли, полтинники, полуполтинники (была, оказывается, и такая монета – двадцать пять копеек) и гривенники. Все они были русской чеканки с надписями и изображениями. На одних виднелся знакомый профиль Петра Великого, на других – «видная собою» Екатерина Первая, курчавый длинноносый юноша Петр Второй, до безобразия толстая женщина «Божиею милостию Анна, императрица и самодержица всероссийская», маленький Иван Шестой (тот самый, что потом кончил свои дни узником Шлиссельбургской крепости), наконец, курносая женщина, чуть более изящная, чем Анна, но тоже толстая, «Божиею милостию Елисавет» – тоже императрица и тоже самодержица. На всех монетах был обозначен год чеканки.
Это был клад!
Настоящий клад!
Кто-то зарыл тут деньги, наверное, в мешочке. Материя сгнила, и следа не осталось, а монеты оказались просто в насыпи кургана.
Необычная находка, конечно, не помешала нам закончить раскопку кургана по всем правилам. Снеся почти весь курган, мы добрались до погребения, аккуратно его расчистили, сделали все нужные чертежи, рисунки и фотографии, обозначили точно места находок каждого украшения, положение черепа и главных костей скелета. Ведь мы и тогда были археологами, а не кладоискателями, как и наши учителя. Если бы из отчета о раскопках (а такой отчет обязан представить каждый, кто получает «открытый лист») узнали, что после находки клада раскопки не довели до конца, никогда больше ни одному из нас не дали бы «открытого листа».
Когда мы появились на другой день в кабинете археологии не только с чертежами, украшениями и черепом (черепа археологи берут для антропологов), но и с кладом монет, это всех позабавило. Нам сказали, что если уж мы нашли клад монет, то должны его и обработать по всем правилам, как это делают нумизматы – исследователи монет. И вот мы начали описывать монеты: изображение и надпись на одной стороне – «аверсе», изображение и надпись на другой стороне – «реверсе» и т. д.
При этом открылось одно интереснейшее обстоятельство. Монеты нашего клада были чеканены в разные годы, начиная с 1725 года, но не позже 1755 года. Это говорило, что клад зарыт не ранее 1756 года: ведь почти всегда и в наше время монета, чеканенная в текущем году, поступает в обращение только в следующем.
1756 год знаменателен в истории нашей страны. В этом году Россия вступила в войну, которую вели Австрия и Франция с Пруссией и Англией. Потом историки назвали войну Семилетней потому, что велась она семь лет – с 1756 по 1763 год. Русские войска трижды разбивали прославленные армии Фридриха II.
Они заняли и самый Берлин, и Пруссия была уже на грани гибели. Кто знает, может быть, дальнейшие судьбы всего мира сложились бы иначе, если бы не умерла Елизавета и на русский престол не вступил ее племянник Петр III, преклонявшийся перед прусским королем Фридрихом II. Он и заключил с ним мир, выгодный одной лишь Пруссии.
