Маркус случайно остался жив, когда швейцарцы после краткого отступления перешли с еще более яростную атаку. И он сам, и последние трое его солдат были ранены, потом повозку с его пушкой отодвинули в сторону, со стороны возницы, где не было высокого борта запрыгнули с десяток швейцарцев с алебардами и добили всех, кого посчитали живым. Профосу повезло, он упал в лужу крови, берет у него слетел, открыв левую, обожженную сторону лица, после чего никому и в голову не пришло его добить.
Пушка на возу тоже развернулась и теперь была направлена в спину врагам, прошедшим через вагенбург и сейчас сражающимся с резервом. Маркус вспомнил, что он успел зарядить орудие, но так и не успел выстрелить. Стараясь не привлекать внимания, он подтянул к себе почти потухший фитиль, снял с пояса пороховницу и подсыпал пороха к запальному отверстию.
Патер, пролежавший всего пару минут без сознания, с трудом приподнялся. В глазах стоял туман, голова кружилась. Болели ноги, по ним, похоже, пробежало несколько человек. Но все это не шло в счет по сравнению с адской болью в низу живота. Лежать, согнувшись, было ещё можно, но попытка разогнуться вызывала желание умереть сразу и не мучиться. Прямо перед Патером на возу сидел чёрт и подсыпал порох к запальному отверстию пушки, направленной в спину прорвавшимся через баррикаду швейцарцам. Чёрт был одет в красно-белый костюм ландскнехта, рогов и хвоста Патер не увидел, но страшное кроваво-красное лицо и глаза, пылающие ненавистью, могли принадлежать только нечистому.
Священник, не задумываясь, сорвал с шеи крест и от всей души ударил крестом чёрта в лоб. Крест треснул. Демон преисподней коротко выругался с упоминанием Диавола. Будь на месте Патера Полпаттон, прославленный полководец высказал бы исчадию ада все, что про него думает, и чёрт немедленно бы убрался к себе в ад и спрятался там под самый большой котел. Будь на месте Патера дядюшка Бык, он, не вступая в спор, взял бы лукавого одной рукой за рога, другой за хвост и сломал бы ему хребет об колено. Или попросту использовал бы свой любимый "хитрый приемчик с локтем".
Последняя мысль показалась Патеру наиболее привлекательной. Подтянув ноги к груди, он оттолкнулся от борта повозки и врезался головой в грудь врагу, который уже подносил фитиль к подготовленной пушке. Захват за шею получился замечательно, Бык хвалил учеников и за меньшее, но нечистый за мгновение до того, как испустить дух, высвободил одну руку и ударил священника локтем под рёбра. С криком боли святой отец свалился с повозки. Под руку ему попался чей-то меч с обломившимся посередине клинком и массивным перекрестием. Патер, шатаясь, встал, перехватил меч за лезвие[52] и ударил снова взявшего тлеющий фитиль чёрта в основание шеи массивным навершием. Чёрт упал лицом вниз. Преподобный скороговоркой произнес крестное знамение, на каждом слове нанося ещё один удар по голове и шее поверженного демона.
Чуть отдышавшись, вдохновленный победой экзорцист схватил попавшийся под руку предмет военного назначения, которым на этот раз оказалась павеза[53] два на три фута с изображением святого Георгия, и, невзирая на боль, вернулся в строй, где, работая локтями и ругаясь, быстро пробился в первые ряды. Перед Патером упали последние стоявшие между ним и врагами двое солдат, один — сраженный мечом, другой — со стрелой в груди, и священник оказался лицом к лицу с грозным рыцарем, выше его на голову и вдвое шире в плечах, только что нанесшим одному из противников смертельный удар и поднимающим широким круговым движением огромный окровавленный меч.
— In Nomine Domini! — Патер схватил свой щит двумя руками за края и верхним краем щита нанес удар вперед и вверх, навстречу опускающемуся клинку, на ладонь от рикассо.[54]
Меч прорубил павезу до середины и застрял. Патер повернул щит по часовой стрелке, пытаясь выдернуть оружие из рук рыцаря. Одновременно швейцарцы, на которых уже никто не машет мечом, с криком "Патер с нами!" яростно перешли в контратаку. Макс, выпустив бесполезный меч, не успел вернуться в свой строй и вылетел в строй противника, где его не убили только потому что никто не смог толком замахнуться не то, что алебардой, а даже мечом. Зато юноша, будучи почти на голову выше и заметно сильнее большинства противников, мог активно защищаться кулаками в латных рукавицах и локтями, по-прежнему не нуждаясь более, чем в одном ударе на одного врага.
Патер, бросив павезу, яростно рубился впереди строя подобранным под ногами коротким мечом и обрубком алебарды. И вот уже резерв разбит, план отступления нарушен, скоро весь город будет в руках швейцарцев, а тем, кто не успеет добежать до последнего рубежа, придется прятаться по подвалам и чердакам. Последние аркебузиры на крыше перед тем, как организованно отступить, впятером дали последний залп по швейцарцам вокруг Макса. Удачно. Макс сумел вывернуться и побежал в переулок по направлению к ратуше. Ему повезло, преследовать его не стали. Колонна остановилась на неровном перекрестке кривых улиц. Патер, держась за левый бок, медленно осел на землю, прислонившись к стене.
Бык при падении сильно ушибся и порезал голень своим же мечом. Кое-как остановив кровь, он зашел в ближайший дом в поисках перевязочного материала. Обрезал чулок по верхнему краю ботинка, отодрал от раны кусок сукна, оставшийся на голени. Со знанием дела промыл рану из попавшегося на глаза прикрытого крышкой ведра с водой. Перевязочный материал нашелся в большом сундуке с постельным бельем. Из куска простыни получилась замечательная повязка. Заодно оказалось, что простыни в этом сундуке из тонкого дорогого полотна. Толстяк сложил пачку простыней на скатерть, связал углы скатерти крест-накрест. Уходя, засунул в получившийся мешок ещё пару более-менее ценных предметов. Ориентацию в городе он потерял во время погони, поэтому решил не искать обратный путь, а выходить на звуки битвы.
За перекрестком был организован полевой лазарет. Легкораненые получали перевязку, стакан вина и возвращались в бой, тем более, что им идти туда было ближе, чем оттуда. С ранениями средней тяжести после лазарета отправлялись отсиживаться через площадь, в новое крыло резиденции де Круа. Доктор Густав с утра не мог отлучиться ни на минуту, и, вскоре после того, как резерв пошел в атаку, улучив момент, бросился по нужде в какой-то проход между домами. Сигнал об отступлении он, сидя между каменных стен, не услышал. Когда лекарь возвращался, на месте лазарета швейцарцы уже добивали раненых, Лучшее, что придумалось — спрятаться в одном из домов по соседству.
Итальянцы защищали свою часть города очень эффективно, с минимальными потерями. Но когда противник превосходит числом более, чем в пять раз, остановить его не получается. Получив команду к отступлению, они начали переходить на заранее подготовленные позиции, не торопясь и прикрывая друг друга.
Сразу после того, как саперы сколотили из досок поверх плотины подобие узкого мостика, Бурмайеру и герцогу оруженосцы подвели коней. Не теряя времени, рыцари направились на правый фланг противника, в северную улицу. Полпаттон, посчитав, что штаб пора перенести поближе к боевым действиям, тоже сел на коня и отправился тем же путем, потому что центральная улица была завалена убитыми и ранеными. Младшие командиры, осведомленные о личном враге Бурмайера, назначившем встречу на правом фланге, дали команду пропустить рыцарей вперед.
В отличие от центрального направления, второго Патера на северном не нашлось. Швейцарцы, планомерно, медленно и аккуратно, без лишних жертв дом за домом зачищали район. Соотношение потерь, тем не менее, было сильно не в их пользу, но при попытке атаковать в лоб стало бы намного хуже.
Бурмайер, герцог и Полпаттон верхом и в доспехах медленно следовали за наступающей пехотой, периодически выслушивая донесения о ходе сражения.
— Полпаттон, Вам не кажется, что ваш священник слишком уж сумасшедший даже для швейцарца? Он повел колонну в атаку всем строем под обстрелом через завалы и чесноки. Будут слишком большие потери.
— Потери будут не больше, Ваша светлость, чем если бы они наступали так, как мы здесь, зачищая дом за домом. У них будет тот же процент потерь, что и у нас, только в течение трех часов, а не целого дня. Хотя выглядит это, конечно, страшновато.
— А что по этому поводу думают ваши солдаты?
— Солдаты, — Полпаттон сделал многозначительную паузу, — не думают!
Итальянцев проинструктировали не стрелять в того рыцаря в доспехе с черно-золотым узором, которого позавчера взяли в плен на площади. Но как только в поле зрения появится другой рыцарь, наиболее вероятно, что он на нем будет какой-нибудь опознавательный знак в бело-голубую клетку, стрелять в него, забыв про все остальные цели. Для конного поединка Себастьян выбрал участок улицы пошире и поровнее, на нем специально не оставили никаких препятствий, хотя всю остальную улицу перегородили с небольшими интервалами как ниже, так и выше.
