– И сколько же будут над нами издеваться?..
Имен не называли, но и без того было ясно, о ком шла речь.
Федор вел разговоры с боярами, узнавал настроение каждого и постепенно некоторых склонял в свою сторону. К концу похода он уже насчитывал до полутора десятков единомышленников, желавших насильственного устранения от власти князя Андрея. Заговор приобретал зримые черты.
Перед Владимиром к нему подъехал Борис Жидиславич, выслушал сообщение. Пожевав губами, проговорил задумчиво:
– Это хорошо, что у тебя столько людей. Только мало нам одних бояр. Надо думать сейчас о том, как проникнуть во дворец князя. А для этого тебе следует или подкупить, или как-то по-другому перетянуть на нашу сторону охрану. Поразмышляй-ка над этим, боярин!
Впервые этот влиятельный человек в княжестве сказал ему, Федору: «…На нашу сторону». На нашу! Значит, он, воевода Борис Жидиславич, числит себя среди заговорщиков! Он теперь соратник Федора в его борьбе против князя Андрея!
Все бы хорошо, только дома у него складывалось не все благополучно. Улита, жившая ненавистью к своему бывшему мужу, тотчас согласилась помочь ему; отомстить Андрею за то, что он бросил и ушел к другой, было ее заветной мечтой. Но неожиданно заартачился Яким.
– Нет, брат, – сказал он Федору, – на Андрея я никогда не подниму руку. Мы с ним друзья с детства, нас так много всего связывает! А потом посмотри, какие города, какие храмы он выстроил! Даже его отец, Юрий Долгорукий, уступает ему по размаху строительства и созидания. Он столько сделал для нашего Суздальского края и всей Руси! Ведь недаром другие князья признали Андрея великим князем и ходят под его рукой. Я летопись пишу о нем, возвеличиваю его дела, чтобы остались они в памяти потомков. Как я могу пожелать ему зло?
Зато Жидиславич порадовал. Встретил на улице, сообщил:
– Ефим Мойзович перешел на нашу сторону.
– Неужто? – удивился Федор. – Это как удалось уговорить?
– Кучу золота пообещал. Чем еще можно купить ростовщика? Но ты не бойся, мы ему ничего не дадим. Обмануть скупидома – самое милое дело.
Съездил Федор еще раз в Рязань. На сей раз разговор с князем Глебом был серьезным и откровенным, без каких-либо иносказаний и двусмысленностей. Боярин рассказал, что к нему примкнуло до двух десятков единомышленников, у них имеются большие средства и, главное, дружины, готовые выступить в нужный момент. Нужна поддержка соседнего княжества, каким является Рязанское, чтобы при случае не допустить чьего-либо военного вмешательства.
– Не сомневайся, – ответил Глеб. – Я завтра же двину свои войска поближе к суздальским пределам.
По возвращении Федор встретил горца Анбала. Тот был при мече и кинжале, но в каких-то рубищах.
– Пропился, что ли? – спросил его Федор.
– Подчистую!
– Князь тебя взял на службу. Или мало жалованья?
– Какое там жалованье! Ничего мне князь не платит, забыл про Анбала!
– А хочешь поговорю с нужным человеком, он тебя на большую должность устроит. Будешь ходить разнаряженный и с полным кошельком денег!
– Устрой, пожалуйста! Век благодарен буду!
Федор поговорил с Борисом Жидиславичем. Тот сходил к князю Андрею, и через неделю Анбал уже гремел ключами в княжеском дворце. Жизнь готов был отдать теперь горец Анбал за Федора и Жидиславича!
Стал Федор потихоньку-полегоньку подбираться к княжескому дворцу в Боголюбове и с другой стороны. Начальником стражи там был Прокопий, отважный воин, которого Андрей выдвинул в последнее время. Пригласил как-то Федор его к себе, угостил как следует, стал исподтишка пытать, стараясь проникнуть в его мысли.
– А вот как ты, Прокопий, смекаешь насчет того, что третий поход наш воинский закончился столь печально?
– Что я могу сказать, коли столько людей было погублено зазря? – отвечал Прокопий, пряча под ресницами смышленые глазки.
– Но ведь кто-то должен отвечать за погубленные души?
– Конечно. Князья, которые никак не могут усидеть спокойно в своих владениях и воюют между собой.
– При чем тут князья, коли воинов поднимал князь Андрей?
– Не стал он поднимать их, если бы князья не шли против его воли и не разжигали смуты на Руси.
– Стало быть, Андрей здесь ни при чем?
Прокопий усмехнулся, ответил:
– Зря ты, боярин, из меня дурака хочешь сделать. Я не хуже тебя вижу виновника наших бедствий.
– Так надо что-то делать, чтобы не испытывали в будущем страдания люди!
– Вот ты и придумывай, а я-то при чем? Мое дело охранять дворец, до остального как-то ум не доходит.
На том и расстались. Чувствовал Федор, что на крепкого орешка напал, не расколешь с первого раза. Пригласил в терем к себе вторично. Здесь разговор пошел уже доверительный, видно, понял начальник охраны, что от него требуется.
– Непростую ты задачу мне задал, боярин, – сказал он, потягивая медовуху. – Я, конечно, человек обеспеченный, как-никак получил от князя деревень несколько с крестьянами, да и за службу во дворце мне приплачивают. Но человеку всегда мало. Семья разрастается, жена-красавица наряды требует. То да се…
– Ничего, Прокопий, старания твои будут вознаграждены самым щедрым образом, – заверил Федор. – Я не один в этом серьезном деле, средства у нас большие имеются.
– Ну если так… Только одно условие: чтобы я был в стороне!
– Конечно, конечно, без разговоров. Про наш разговор я никому не скажу. То есть скажу, конечно, своим товарищам, что нам помогут во дворце, а кто это сделает, называть не буду.
– Вот это мне подходит. Только плата вперед.
– Будет выполнено в ближайшие дни.
От Федора Прокопий сразу прошел к князю Андрею. Плотно прикрыл за собой дверь, проговорил тихим голосом:
– Князь, с важной новостью я к тебе заявился.
– Говори.
– Заговор против тебя бояре строят. Сторонников вербуют.
– Это слух идет или ты точно знаешь?
– Точно знаю. Со мной разговор был, подговаривали впустить заговорщиков во дворец.
– И кто же с тобой речь такую вел?
– Боярин Федор Кучкович.
Князь поднялся с кресла, медленно подошел к Прокопию и, не отрывая взгляда от его лица, спросил:
– Ты ничего не путаешь, дворянин?
– Не путаю, князь. Беседовал с ним дважды, вот так же близко, как с тобой.
– И что, они убить меня собираются?
– Думаю, да.
Андрей стал ходить по горнице, натыкаясь то на стол, то на кресло. Наконец выговорил:
– Федор, значит. Змея подколодная. За Верхуславу простить не может. Все эти годы ненависть ко мне копил. А теперь удобный случай рассчитаться со мной выискивает…
Неожиданно резко развернулся и выпалил в лицо Прокопия:
– Не будет этого! Не позволю! На плаху главаря! На плаху его! Всех на плаху!
– Но мы не знаем остальных заговорщиков, – осторожно возразил Прокопий.
– Узнаем! Через Федора узнаем! Прикажу немедленно схватить и привезти на допрос!
Федор был арестован в тот же день и доставлен в подвал княжеского дворца в Боголюбове. Там его ждали Андрей и двое стражников. Боярин не был испуган и подавлен, а держался смело и независимо.
– Смерти моей захотел? – глядя яростным взглядом в побелевшее лицо Федора, спрашивал Андрей. – Называй сообщников, коли жить хочешь!
– Нет никаких сообщников и заговора нет, – отвечал Федор, пошевеливая широкими плечами. – Оговорили меня, злым умыслом погубить замыслили.
– Врешь, шут! Всю жизнь шутом жил, всю жизнь обманывал!
– Неправда это. Верой и правдой служил, слугой надежным был и отцу твоему, Юрию Долгорукому, и тебе, князь.
– Так скажешь мне, с кем замышлял против меня пагубное дело, или я прикажу запороть до смерти!
– Не знаю твоих супротивников, никогда не имел с ними дело.
– Так, значит… Тогда всыпьте ему горяченьких!
Долго истязали Федора, но он так и не выдал имен заговорщиков. 28 июня 1174 года на площади возле княжеского дворца был поставлен помост, на него водрузили толстый чурбан. Собрались жители Боголюбова и окрестных селений, приехали из Владимира и Суздаля, чтобы поглазеть на невиданное дело: сроду никого не казнили прилюдно! Охали, вздыхали.
Окровавленный, со связанными назади руками Федор уверенно поднялся на помост, долгим взглядом оглядел собравшихся, наконец разлепил избитые губы, крикнул хриплым голосом:
– Безвинного князь Андрей казнить собирается! Невиновен я, оговорили черные люди!
И, увидев стоявшего рядом Якима и Улиту, произнес с надрывом:
– Прощайте, брат и сестра! Не чаял я, что будет у нас такое расставание…
Двое дюжих дружинников схватили его за плечи и положили голову на чурбан. Один из них взмахнул мечом, и голова Федора, брызгая кровью, покатилась по помосту.
Толпа тотчас взвыла, заплакала, заохала, запричитала, застонала и кинулась в разные стороны, подальше от этого страшного места.
Якима всего трясло. Человек от природы чувствительный и ранимый, он ужаснулся истерзанному виду Федора, когда тот вошел на помост, а казнь едва не лишила его чувств. Он покачнулся и, может быть, упал, если бы его не поддержала Улита.
