Она отошла от окна.
— Мне наплевать, как я выгляжу. Мне вообще на все наплевать! Почему он не идет? Что, что, наконец, могло его задержать?
— Ах, детка, — вздохнула Пэм. Она занялась вторым ящиком, внутренне хохоча над своим рисунком. — Хоть бы уж мы не теряли рассудка всякий раз, как нам вздумается влюбиться.
— Ужасно, правда? Так безнадежно втрескаться… — Пэт принялась ожесточенно расчесывать волосы, быстрыми нетерпеливыми движениями откидывая их со лба. — Это даже и не романтично и не весело нисколько.
— Я, кажется, готова удавить Билла. Почему он не хочет признаться, что по уши в тебя влюблен? — пробормотала Пэм.
— Он не влюблен, — мрачно произнесла Пэт. — В этом-то и весь ужас. Ах, если бы он был влюблен!
Раздался знакомый стук в дверь. Пэт бессильно упала в кресло. Пэм подошла к двери и впустила запоздавшего гостя.
— Простите, что я так поздно, — слегка запыхавшись, сказал Билл. — У нас было собрание, и я никак не мог освободиться раньше.
Он присел на ящик и огляделся вокруг с растерянной и несколько принужденной улыбкой.
— Черт возьми, вот так сюрприз! Бабушка говорит, что сэр Патрик задал вам взбучку за то, что вы водитесь с ней и с Динни.
— И за то, что мы слишком дружим с этим негодяем Биллом Гаугом! — воскликнула Пэм, чтобы дать Пэт время собраться с мыслями.
— Как! Он и меня сюда припутал? — Билл, по-видимому, никак не предполагал, что имеет какое-то отношение к их отъезду.
— Да, припутал, — сухо отозвалась Пэт. — Полицейский Смэттери донес ему, что мы водим компанию с одним из самых отъявленных красных смутьянов в городе.
— Я страшно огорчен, Пэт. — Билл нахмурился. — Мне очень неприятно, что из-за меня у вас произошли какие-то нелады с сэром Патриком.
— Об этом можете не беспокоиться, — нетерпеливо перебила его Пэт. Она забралась в кресло с ногами и, трагически сдвинув брови, смотрела на Билла. — Единственное, что нас огорчает, — это то, что мы должны сматываться отсюда в такой спешке… и расстаться с вами, Билл.
— Да. Это ужасно обидно, — сказал Билл, делая вид, что не понимает намека, и поспешно добавил: — Ну, чем я могу вам помочь? Быть может, нужно что-нибудь упаковать, прибрать?
— Вы могли хотя бы изобразить сожаление по поводу нашего отъезда… если даже вам все равно, — возмущенно заявила Пэт.
Ей очень хотелось знать, что именно рассказала ему миссис Салли об их сегодняшнем разговоре. Впрочем, она догадывалась, что миссис Салли не злоупотребила ее доверием. Билл держался просто; его трудно было заподозрить в том, что он жалеет ее и чувствует себя неловко.
— Мне не все равно, Пэт, — сдержанно сказал он. — И вы это знаете. Я только не люблю вешать нос.
Пэт с вызовом взглянула на него.
— Я не хочу уезжать, Билл, — сказала она. — Не хочу расставаться с вами.
Билл не стал делать вид, что он и тут ее не понял. Но его поведение не изменилось; по-видимому, он твердо решил быть настороже.
— Да, мы стали добрыми друзьями, верно, Пэт? — смущенно сказал он, стараясь придать разговору шутливый характер. — Мне остается только благодарить Пэдди Кевана за то, что он привез вас сюда.
Усмешка, скользнувшая по его губам, вывела Пэт из себя. Вот как! Она для него друг, приятель — и только! Добрый друг! Он даже не сказал «товарищ», что значило бы куда больше для них обоих. И все же она была уверена, что и он чувствует этот неуловимый магический ток, всегда возникающий между ними, чувствует, как все ее существо тянется к нему и беспричинное ликование овладевает ею, когда он входит в комнату и их глаза встречаются. Сегодня впервые он так отгородился от нее, так упрямо замкнулся в себе.
Чтобы выиграть время и побороть его отчужденность, она заявила возмущенно:
— Пэдди — отвратительный, злой старик. После разговора, который был у нас с ним вчера, я поняла, что у него есть что-то такое на совести, о чем мы и не подозревали.
— Скажите, кто такая Маритана? — спросила Пэм.
— Это старая история, — отвечал Билл. — Маритана — туземка. Когда моя бабушка впервые приехала сюда на прииски, Маритана была молоденькой девушкой. Потом она вышла замуж за белого. Во всяком случае — поселилась с ним вместе и народила кучу ребят. Говорят, что у ее мужа была обогатительная установка где-то в зарослях и Маритана собирала для него краденое золото. Дедушку и дядю Тома однажды судили за то, что они якобы прятали у себя золото. Бабушка клянется, что все это Пэдди Кеван подстроил. А Маритана, говорят, пригрозила, что она выведет его на чистую воду — ведь всем и каждому было известно, что Пэдди связан с Большой Четверкой, занимавшейся скупкой и сбытом краденого золота. И вот Маритана исчезла. А несколько месяцев спустя в одной из заброшенных шахт был найден ее труп. Почти одновременно с этим исчез и ее муж… все думают, что это он убил Маритану. Однако Пэдди имел какое-то отношение к ссоре Маританы с мужем, которая произошла за несколько дней до ее смерти. Динни слышал от друзей Фреда Кэрнса, что Пэдди велел ему отослать Маритану в заросли и заставить ее держать язык за зубами. Ну, а Фред, как видно, знал только один способ, как этого добиться.
Пэм испуганно поежилась.
— Я видела, что имя этой женщины пробуждает у Пэдди какие-то ужасные воспоминания. Он прямо-таки взбесился, когда я показала ему свой рисунок — портрет Ральфа, гуртовщика с Рилл-Стейшн, сына Маританы.
— И подумать только, что этого человека мы называли отцом! — воскликнула Пэт. — Понимаете, Билл, он испугался, что нам здесь кое-что о нем порассказали. А на самом-то деле никто нам ничего не говорил. Мы не знали даже, почему Динни и миссис Гауг так его ненавидят. Думали, что из-за Эми. Но теперь-то нам ясно…
— Ну, у нас здесь на приисках могут предъявить сэру Патрику Кевану не один только этот счет, — сказал Билл. — Я буду очень рад, когда вы совсем от него уйдете.
— Мы сами будем рады, — заверила его Пэт.
— Вы не знаете, Билл, какими одинокими, заброшенными чувствовали мы себя, когда нас в Англии сунули в этот пансион, — сказала Пэм. — А когда Пэдди и Эми взяли нас к себе, мы были бесконечно благодарны им. И как-то так всегда выходило, что мы старались приноровиться к людям, с которыми сталкивала нас жизнь… К светским друзьям Эми, к приятелям Шона… Только здесь, на приисках, познакомившись с вами и с миссис Гауг, с Дафной и с ее матерью, мы увидели, что можно быть самим собой и дружить с теми, кто тебе приятен. С простыми, искренними и добросердечными людьми, которых мы не могли не полюбить и которые, быть может, полюбят нас, если узнают ближе.
— Конечно, я в этом уверен, — сказал Билл. Ему было значительно легче выразить свои чувства Пэм, чем ее сестре.
Взгляды, которыми они обменивались, не таили в себе опасности. Существовавшая между ними взаимная симпатия была тиха и безмятежна. А взгляд Пэт — этой зеленоокой сирены — тревожил его и дразнил, звал погрузиться в его коварную глубь. Билл считал, что ему удалось спастись, когда он уже был на краю гибели. Вместе с тем он не мог не признаться себе в том, что все в Пэт — мягкая линия ее шеи и затылка, плавный взмах ресниц, каждый изгиб ее тела — невыразимо пленителен и бесконечно дорог ему.
«Мужчина живет не одной любовью!» — проповедовал Билл. Он не хотел, чтобы всякий сентиментально-чувственный вздор мешал его работе. И Пэт знала это. Они не раз обсуждали этот вопрос и посмеивались над романтической иллюзией, которую шутя называли «любов»; они знали из книг, что все порождаемые ею восхитительные ощущения коренятся в физиологии, хотя большое значение может иметь и духовное родство. Но самим стать жертвой этого хитрого обмана и подобно другим доверчивым юношам и девушкам попасться в ловушку — нет уж, извините!
Не против физиологии и не против духовной близости восставали они, а против лживых обетов, иллюзий и фантастических домыслов, будто двое людей могут заменить друг другу весь мир да при том еще на веки веков, аминь. Почему юноши и девушки смеются над слезливо-сентиментальными фильмами и пьесами? Почему высмеивают они так называемые счастливые финалы, где говорится, что молодая пара соединилась и была счастлива до гробовой доски? Пэт и Билл, как истинные дети своего времени, твердо знали, что любовь, возносящая человека на вершины райского блаженства, — миф. Это состояние восторга, нежность, страсть — бесспорно, восхитительные ощущения, но допустить, чтобы они стали на пути тех или иных серьезных целей и задач, которые вам дороги, — это уж, извините, бессмыслица! Но вот вопреки всему они оказались во власти страстного влечения друг к другу, и оба невольно радовались этим узам, и оба были глубоко несчастны от сознания предстоящей разлуки.
Пэм оставила их вдвоем.
Притворяя за собой дверь, она услышала, как Билл сказал:
— Я не прощаюсь с вами, Пэт.
