Ознакомительная версия.
В таких условиях путешественники решили не рисковать и посетить уже хорошо известные им места. Они поехали в Кортину – горный курорт несколько севернее Венеции, в Доломитовых Альпах. Как всегда во время путешествий Джон продолжал работать над своими литературными произведениями. Он также размышляет над истоками и значением искусства. Этими своими мыслями он поделился с Ральфом Моттрэмом в пространном письме, отправленном 4 августа 1906 г. из Кортины.
«Ты задал мне вопрос о соотношении морали и искусства. Отвечу тебе самыми банальными рассуждениями.
Они оба – часть механизма жизни, оба одинаково значимы и находятся в оппозиции только в следующем смысле. Художник описывает жизнь такой, какой он видит ее, созерцает, соотносит со своими чувствами, а потом из этого запаса впечатлений возводит, создает нечто, в соответствии со своим темпераментом, имея первоочередной задачей затронуть эмоциональный нерв аудитории и при этом непосредственно, действенно доставить ей удовольствие.
Моралист наблюдает жизнь, обобщает свои наблюдения, отмечает недостатки увиденного и формулирует законы, правила, способы, которые, сдержанно воздействуя на этот эмоциональный нерв (не доставляя при этом удовольствия каждому), обеспечивают эстетическое удовлетворение большей части публики.
Таким образом:
Очевидно, очень небольшое число людей или чистые художники, или чистые моралисты, возможно, таких совсем нет. Однако все люди скорее одни, чем другие. Антагонизм начинается, только когда персонажи вступают в игру, т. е. (А) артист темпераментно противостоит (М) моралисту как человек, или они раздражают друг друга, и это все, если они экстремисты.
Сам художник по своему темпераменту противоположен моралисту. Однако то, что морально сегодня, аморально завтра, и это, конечно, вносит в жизнь некоторую путаницу. У художника в данной ситуации есть кое-какие преимущества, потому что он имеет дело с неизменными вещами, например, с законами природы и с человеческими чувствами, которые тоже не меняются (или меняются так медленно, что это нельзя заметить). Взять, например, очень полезного Шекспира. Он, конечно, превосходный художник, но некоторые люди назвали бы его также великим моралистом. Как я понимаю, это делает слишком свободным и общим использование слова моралист. Моралист, в сущности, человек какой-то моральной эпохи, она может не быть его собственной эпохой, она может быть моралью следующей эпохи, но именно некой эпохи. Шекспир, однако, для всех времен.
Большинство писателей имеют значительную составляющую моралиста, а все сатирики – обязательно. Но эти два качества в писателе находятся, по крайней мере, не обязательно в оппозиции, за исключением дела техники, таким образом поддерживая баланс устойчивости и правды так, что обе стороны способствуют становлению полной справедливости.
Разве Гарнет говорит, что художник наслаждается жизнью? Я думаю, он должен восприниматься как наблюдатель, как персона, наделенная громадным любопытством.
Конрад (писатель для живописцев и его главными поклонниками были живописцы), возможно, лучший образец из всех современных писателей, кого я знаю, художника в чистом виде (в нем практически ничего нет от моралиста).
Тургенев был более великим художником, чем Конрад, но в нем присутствует и моралист, это сказывается в тематике его книг. Толстой, обладая громадной силой, обладал этими двумя качествами почти в равной степени, но, будучи великим и сильным, он походил на качели, которые никак не могут прийти к равновесию и не давали ему запаздывать относительно Искусства и Морали!
Грубо говоря, чем больше в художнике моралиста, тем дольше он будет жить. Как и обратно: те художники, которые так велики, что имеют космический характер и имеют дело с моралью Природы (не человеческой), такие как Шекспир и Гомер, переживают свое время, но большинство выживших со временем книг и авторов представляли собой смесь художника и моралиста. Возможно, вы склонны использовать слово мораль в смысле Природной морали; если так, откажитесь от привычки: оно неопределенно, еще хуже использовать слова обычай, стиль, манера, и Природа не имеет стиля, за исключением цикличности, которую нам нет необходимости рассматривать».
Эта поездка в Тироль в связи с предстоящей постановкой пьесы была не очень продолжительной. И на обратном пути Голсуорси писал Эдварду Гарнету из отеля «Бальзак» в Париже 25 августа 1906 г. Естественно, в нем речь шла прежде всего о подготовке постановки «Серебряной коробки». Он поделился своим мнением о подобранных Баркером на главные роли артистов и указал, что мужчины хороши, а женщину он не знает.
Голсуорси остался в целом удовлетворен тем, как пьеса выглядела на сцене, радовало его мнение критиков и публики. Несколькими месяцами позже финальные представления первого цикла постановок посетили Принц и Принцесса Уэльские, а позже король Георг V и королева Мария.
В 1906 г. Голсуорси завершил написание нового романа «Усадьба». Начав писать его практически заново, он работал очень быстро и закончил рукопись к ноябрю. По сложившейся привычке он первому послал рукопись Эдварду Гарнету и получил восторженный отзыв: «Это великолепно! Примите мои поздравления. Мне кажется, “Усадьба” – огромный шаг вперед в художественном отношении. Я так думаю, главным образом потому, что автор гораздо больше симпатизирует своим персонажам и гораздо справедливее по отношению к ним, чем к героям в “Собственнике”. И написано блестяще! На многих страницах романа вы превзошли самого себя. И что мне особенно нравится, так это романтическое восприятие жизни, сказывающееся в большинстве глав книги. Вашему взгляду на жизнь присуща поэзия, которая веет со страниц романа, как свежий ветер в открытое окно.
…В целом, мой дорогой друг, ни одно из ваших произведений не было для меня таким убедительным. Вы избавились от назидательного тона и достигли совершенства в изображении жизни такой, какая она есть. Меня восхищает ваш язык.
Еще раз тысяча поздравлений. Этой книге суждена долгая жизнь».
Похоже, что до такой степени был восхищен романом один только Гарнет. Друзья и коллеги Голсуорси высказывали серьезные критические замечания. Герберту Уэллсу роман вообще не понравился: «Мне кажется, что в драматургии вы сильнее, чем в прозе. Там вы, ничего не приукрашивая и не опуская, проникаете в самую суть вещей. Кроме того, здесь вы сузили свой кругозор. Вы смотрите на вещи с точки зрения очень небольшого круга людей. К тому же мне недостает вашей иронии».
Писатель У. В. Льюкас считал последнюю книгу Голсуорси «не такой замечательной», как «Собственник». И продолжал: «Но общая атмосфера в ней чище, и я не сомневаюсь, что она будет лучше раскупаться».
Арнольд Беннет прислал свое парадоксальное мнение: «Вы один из самых жестоких писателей, которые когда-либо писали по-английски. Я не отступлю от своего мнения даже под угрозой смерти. Не знаю, что заставило меня перечитать роман второй раз, наверное желание заглянуть в ваше будущее… Ваша книга вызывает у меня неописуемый восторг, и это меня ужасно “интригует”… Но у меня есть серьезные возражения относительно вашего отношения к главным героям».
Однако сам Голсуорси не был уверен в превосходстве своего последнего романа: «Гарнет утверждает, что это лучшее мое произведение. Не знаю, можно ли ему верить. Хотелось бы, но не могу».
В «Усадьбе» Голсуорси выступил главным образом в роли бытописателя. В нем изображена семья живущих в деревне помещиков Пендайсов. Прототипом миссис Пендайс отчасти послужила мать автора, происходившая из схожей семьи, одна из наиболее удачных персонажей Голсуорси. Сын Пендайсов Джордж полюбил замужнюю женщину Эллин Белью, что вызвало скандал, так как тем самым поставил под сомнение честолюбивые надежды своего отца Хорэса Пендайса. Ведь он решил жениться на разведенной женщине, такое поведение несовместимо с успешной политической карьерой. И Хорэс Пендайс решительно воспротивился браку своего сына: «Вся консервативная косность его характера, вся огромная упорная вера в установленный порядок вещей, вся упрямая ненависть к новому и страх перед ним, беспредельная способность не понимать, которая с незапамятных времен сделала Хорэса Пендайса вершителем судеб своей страны», – писал в романе Голсуорси, называя такое отношение к жизни «пендайсецитом». Но действия Хорэса Пендайса так грубы и неумелы, что без помощи своей супруги, противопоставившей материнские узы влюбленности сына, он бы не добился успеха. В конечном итоге Джордж отказывается от любимой женщины.
Иронизируя над стоицизмом Джорджа, Голсуорси подверг сомнению свое студенческое оксфордское понимание стоицизма. Много размышляя над этим качеством и преклоняясь перед ним, он приходит к выводу, что его прежнее понимание стоицизма – высокомерная и самодовольная поза. Она является защитной оболочкой для не умеющих противостоять вызовам жизни, нежелающих жертвовать чем-либо людям.
Ознакомительная версия.
